Теперь оставалось только подождать, пока все в доме уснут, и пробраться в комнату, где жили мужчины. Эрика, гуляя днем по двору, заметила, что похолодало, и поняла – ночью ей не обойтись без теплой накидки. Где прячут одежду женщины, она не поняла, а вот две черные длинные епанчи, способные защитить всадника от ветра и дождя, приметила – их надевали Михаэль-Мишка и Воротынский.

Ей повезло – оба похитителя выпили с нечаянным женихом за успех авантюры, потом еще добавили и спали, как невинные младенцы.

Завернувшись в епанчу, Эрика немного постояла в дверях, глядя на Михаэля-Мишку. Она понимала – этот человек с лицом почти ангельским далеко не ангел, чем дальше от него – тем безопаснее, и все же возникла привязанность. Он искренне, насколько вообще был способен к искренности, заботился о ней – и побег навлек бы на него основательные неприятности. Но выбора не было – Эрика для того и поехала с ним, чтобы потом убежать.

Она вышла во двор, потом – на улицу. Мир, куда она попала, не очень соответствовал тому, который был виден из окошка. Но она выбралась на дорогу, по которой укатила карета жениха. Дорога была прямая и накатанная. Эрика вздохнула с облегчением и пошла вперед.

Довольно долго местность была пустынной. Это радовало – никто не видит беглянку, никто не донесет. Но вот другое обстоятельство совершенно не радовало – Эрика отвыкла от ходьбы, а туфли у нее были неудобные, неразношенные. Очень скоро она ощутила боль и поняла, что рискует сильно натереть ноги.

Путешествие оказалось совсем не таким, как вызрело у нее в голове. Ей отчего-то представлялся полет, только без крыльев, полет в объятия к Валентину, и сразу – венчание, причем не скромное, какое только и можно устроить впопыхах, а настоящее, роскошное.

Представив, что вот так придется брести всю ночь, ступая очень осторожно и всячески оберегая пятки, Эрика чуть не заплакала. Но мысль более страшная пришла ей в голову – так она за ночь не дойдет до окраин столицы.

Вокруг были луга и поля – даже негде присесть, чтобы дать отдых ногам. И темнота, которая скорой ходьбе не способствует. Эрика прошла еще немного и додумалась – можно же сорвать с платья бирюзовые ленты и перебинтовать ноги. Она свернула на луг, подстелила епанчу и достала нож.

Опыта по части перевязок у нее не было ни малейшего. Барышня знала французский, знала с полсотни латинских афоризмов, умела изобразить акварелью цветы и пейзажи, петь она тоже умела, отлично танцевала. Добрый дядюшка развлекался тем, что учил ее стрелять, – занятие самое благородное, от помнит, как отменно стреляла герцогиня Анна, которая потом стала русской царицей. Старший брат, пока не уехал в Санкт-Петербург, учил ее фехтованию – в разумных пределах и это полезно, вон ведь английским аристократкам нанимают фехтовальных учителей. К браку Эрику готовили не лучше и не хуже, чем прочих девиц из богатых семей – она знала все арифметические действия, знала цены на провиант и все, потребное для домашнего хозяйства, умела шить и вышивать, умела готовить – в разумных пределах. Но лечить натертые ноги она не умела – если с ней приключалась такая беда от новых туфель, она просто оставалась в своей комнате и ждала, пока нежные ножки сами заживут.

Но останавливаться надолго она не имела права. К тому времени, как обнаружат ее отсутствие, она должна быть в Санкт-Петербурге! Должна! Значит, нужно затянуть на ногах ленты и идти, идти, идти.

Но это уже не был полет влюбленной души – Эрика брела, стараясь забить боль беззвучным исполнением песенок. Наконец ее осенило – а нож на что? Можно разрезать туфли сзади, освободить пятки. Боль уйдет, походка станет легче!

В изуродованных туфлях она шла по ночной дороге и уже стала напевать вслух. Но тут она заметила вдали огонь.

В придорожном селении случился пожар. Подойдя ближе, Эрика увидела суету, услышала крики. Домишко стоял у самой дороги – как раз по дороге подносили воду, там крутилось и галдело десятка полтора соседей.

Ей не пришло на ум, что незнакомый человек может сейчас быстро пройти мимо людей, которым не до блуждающих девиц, – на нее никто бы не обратил внимания. Напротив – она была уверена, что если покажется на свет, то все тут же разглядят ее, запомнят и все доложат пустившемуся в погоню Михаэлю-Мишке. Не зная, долго ли тушат пожары, она решила постоять и подождать. Часов у нее не было, и простояла она, прячась за деревом, довольно долго.

Когда она отошла от селения на четверть мили, небо стало светлеть. Эрика обрадовалась, а напрасно – деревенские жители встают рано, и она догадалась о близости следующего селения по звуку пастушеского рожка и петушиным крикам. Пройдя еще немного, Эрика увидела на дороге телегу. Она кинулась прочь, спряталась в придорожных кустах, ее не заметили.

Тогда Эрика поняла, что продолжать путь опасно. Нужно было переждать где-то день и двигаться вперед с наступлением темноты. Убежище она высмотрела быстро – на выкошенном лугу стояли большие копны сена. Плохо оказалось другое – в Курляндии такие копны стояли на стожарах, чтобы сено проветривалось и не прело, получался уютный маленький шалаш. Здесь, под Санкт-Петербургом, о стожарах и представления не имели. Она отошла к самой дальней копне, кое-как разгребла сено и соорудила себе пещерку.

Усталость и волнение были таковы, что она сразу же уснула.

Проснувшись к обеду, Эрика почувствовала голод – настоящий голод, какого она отродясь не знавала. Где взять еды – она понятия не имела. Выходить к придорожному селению – боялась. Впору было жевать слежавшееся сено. Она попыталась опять заснуть и до темноты лежала в каком-то смутном состоянии – то уплывая в мир искаженной логики и невесть откуда берущихся образов, то вдруг резко оттуда вываливаясь Насилу она дождалась темноты.

Оказалось, что она пряталась недалеко от Московской заставы. Сказать, что за этой заставой начиналась столица, значило бы сильно погрешить против истины. Местность была плохо обжитая, с деревянными домами, огородами, хлевами и курятниками. Но там ей повезло – она услышала знакомую речь. Двое мужчин и женщина, едучи в повозке, говорили по-немецки. Эрика окликнула их, и ее подвезли, насколько могли, впридачу объяснив про казармы Измайловского полка.

Попутчики обрадовали: ей не придется плутать по незнакомым улицам. Измайловская слобода располагалась не доходя речки Фонтанки.

Каждый гвардейский полк имел свою слободу, в которой дома строились на один образец. Еще недавно эти слободы более всего были похожи на деревни в городской черте – вместе со служилыми людьми жили их домочадцы, включая самых дальних родственников и чуть ли не случайных знакомцев, вразброд стояли хлева и птичники. Только при ныне царствующей государыне Екатерине они стали приобретать городской вид – проложены были улицы, улицам даны названия по номерам рот, уничтожены здания, в коих не было прямой необходимости, а также посажены деревья. Посторонние персоны были безжалостно выставлены вон – включая избыточную прислугу господ офицеров. Офицеры строили себе дома за свои деньги, но обязаны были соблюдать архитектурное единообразие. Солдаты жили в казармах, поделенных на покои, причем один покой был рассчитан на двоих гренадеров или мушкетеров.

Эрика кое-что знала от жениха и брата об устройстве гвардейских слобод и у первого же встречного в мундире спросила по-немецки, где находится полковой двор. Этот человек был русским, но по-немецки уже разумел – и поди не выучись, когда большая часть офицеров – немцы. Он проводил Эрику мимо казарм на небольшую площадь, окруженную домами. Там было все, необходимое полку, чтобы жить и действовать: канцелярия, деревянная полковая церковь, цейхгаузы, госпиталь, дома для докторов, полковые мастерские, кузница, пороховой погреб и при нем бомбардирская и гренадерская лаборатории – там мастерили боеприпасы для полковых нужд. Ближе к Фонтанке располагались водоемы, где брать воду в случае пожара, полковые конюшни и сенные сараи.

Будь она столичной жительницей – ее смутила бы тишина в полковой слободе, показались странными пустые улицы. Но Эрика была курляндской барышней, да еще влюбленной, в голове жила одна мысль – вот сейчас распахнется какая-нибудь дверь и на пороге явится изумленный Валентин.

Ее спутника окликнули по-русски, он ответил, подошел пожилой офицер с фонарем.

– Добрый вечер, – сказала ему Эрика по-немецки. – Вы говорите по-немецки или по-французски?

– Я эльзасец, фрейлен, – ответил офицер. – Что вы делаете в такое время у казарм?

Вопрос был довольно строгий, но Эрике и в голову не пришла его подоплека. О некоторых сторонах полковой жизни она не имела понятия, а брат и жених ее не просвещали.

– Я ищу своего жениха, – сказала она. – Я приехала к нему из Митавы. Он и мой брат служат в Измайловском полку. Брата зовут Карл-Ульрих фон Лейнерт, жениха – Валентин фон Биппен. Оба служат во второй мушкетерской роте…

– Лейнерт? – переспросил офицер. – Фрейлен его сестра?

И поднял фонарь повыше, чтобы осветить лицо Эрики.

Сходство с братом имелось – она это прекрасно знала.

– Да, только не зовите его сразу, – попросила она, поняв, что офицер ей поверил. – Сперва отведите меня к фон Биппену… вы понимаете…

– К фон Биппену?.. – офицер явно растерялся. – Но, фрейлен, это невозможно, простите…

– Отчего же? Он занят по службе? Тогда, сударь, проводите меня туда, где я могла бы подождать его.

– Пойдемте, фрейлен.

Офицер молча повел ее к ровному ряду казарменных зданий.

– Я бы предложил вам свое гостеприимство, фрейлен, но я живу один, впрочем, сейчас в унтер-офицерской казарме есть пустые комнаты.

– Зачем мне комната? Я дождусь фон Биппена…

– Присядьте, фрейлен, – сказал офицер, указав на лавочку под липой. – Присядьте. Вот так, хорошо. Я должен сообщить вам скверное известие. Поверьте, я от души вам соболезную…