Бренда Джойс - Наследница страсти

«Дорогая Энн!

Мне страшно. Я очень боюсь за свою жизнь.

Дражайшая моя подруга, я знаю, как хорошо ты меня понимаешь, и тебе известна моя склонность к мелодраме. Я не хочу тебя встревожить, Энн. Но в данном случае я не преувеличиваю. Я так одинока, мне так страшно и некому довериться. Я доверяю тебе правду.

Я не вернулась домой. Я не в Нью-Йорке. Я снимаю милый сельский домик недалеко от Робин-Гуд-Бэй. Дело в том, дорогая моя подруга, и я уверена, ты простишь обман, который стоил мне столько боли, что у меня не было выхода, кроме как уехать из города. У меня будет ребенок, Энн.

Прошу тебя, не презирай меня! И не спрашивай, как имя моего возлюбленного. Я не могу его назвать. В этот деликатный момент это было бы ошибкой. Могу сказать только, что он из очень хорошей и очень старой семьи и что мы обязательно поженимся.

Не думай обо мне плохо, Энн. Временами мне хотелось больше походить на тебя — быть истинной леди, которая никогда и не помыслит о подобной связи. Но я не похожа на тебя. Моя ирландская и американская кровь быстро бежит в моих жилах. Жизнь всегда казалась мне такой огромной и полной сокровищ. И я всю жизнь ждала именно этого человека. Он — мой рыцарь без страха и упрека, Энн.

И он не бросил меня. А одна я потому, что он сейчас за границей, такова воля его отца. И мне очень-очень одиноко. У меня есть служанки, но они такие мрачные, что я скорее стану разговаривать сама с собой, чем поделюсь с ними своими страхами. Деревню я, разумеется, не посещаю. Там, наверное, ходят обо мне самые невероятные сплетни. Мы пустили слух, что я скорбящая вдова. Это была его идея, и мне кажется, она идеальна. Он и сам идеальный.

Да, дорогая Энн, я улыбаюсь.

Мой врач говорит, что я рожу к маю. Он не опасается осложнений, так как у меня широкий таз, а это благоприятно для вынашивания и родов. Рожать я собираюсь в лучшей детской больнице, не хочу отдавать себя в руки деревенской повитухи! Но все равно мне страшно, потому что столько женщин умирает при родах. Помнишь леди Кэсуэлл, умершую прошлым летом? А ведь ей тоже говорили, что нет никаких причин для опасений! А вдруг я умру, производя на свет нашего ребенка?

Что, если Господь накажет меня за мои грехи? И не только за любовь вне брака, но и за все мое прошлое безрассудство?

И что самое страшное, я не чувствую раскаяния! И Он, конечно, знает об этом!

Разве ты можешь обвинить меня, дорогая Энн, в том, что мне страшно? Как бы я хотела, чтобы ты была рядом.

Я пытаюсь быть сильной, но ведь мне всего восемнадцать. Я так мало видела в жизни, я еще столько хочу успеть — путешествовать по свету, знакомиться с людьми, читать книги, обсуждать новые идеи, ходить на балы, вырастить этого ребенка и стать женой этого человека. Я молюсь об этом.

Не упрекай меня, когда мы встретимся вновь. Я собираюсь вернуться в город после рождения ребенка. А поскольку я поклялась на Библии, что никому не выдам своего местонахождения, то не могу дать тебе свой адрес. Молись за меня, Энн. Зная это, я многое выдержу, твоя любовь поддержит меня.

Я скучаю по тебе.

С любовью и верностью, любящая и преданная, самая искренняя, твоя лучшая подруга

Кейт».

Прочитав письмо, Джил долго не могла прийти в себя. Она как наяву видела Кейт, с наметившимся животом, в белом платье в цветочек — юная женщина сидит за письменным столом в слабо освещенной комнате в сельском коттедже и пишет лучшей подруге это письмо.

— Джил? Джил, что с вами?

Голос Алекса грубой реальностью ворвался в ее грезы. Она вдруг осознала, что сильно навалилась на него, опираясь одной рукой на стол. Их взгляды встретились. Джил не сразу вернулась из прошлого в настоящее.

Алекс развернулся на стуле, чтобы лучше видеть Джил.

— Вы хорошо себя чувствуете?

Джил почувствовала, что дрожит.

— Бедная Кейт!

— Да, сильное письмо. На меня оно тоже произвело впечатление.

Он повернулся к компьютеру и щелкнул «мышью». Заурчал принтер.

Джил по-прежнему думала о письме. Кейт уехала в деревню, чтобы родить, сняла домик где-то у Робин-Гуд-Бэй, где бы это ни было. Врач сказал, что ребенок родится в мае.

— В мае 1908 года Кейт Галлахер родила ребенка, — проговорила Джил. Ее дед Питер родился в 1908 году, в Йоркшире. Совпадение?

— Да, так говорится в письме. — Алекс поднялся от компьютера. — Вы белая как привидение. Вам нужно выпить воды, а лучше вина.

Джил не ответила, ее мысли бежали дальше. Вышла ли Кейт замуж? Был ли ребенок мальчиком? А вдруг Кейт — не просто предок Джил? Что, если она ее прабабушка?

Но у нее нет доказательств, а шансов — один на миллион.

— Джил? Где вы блуждаете?

При звуке голоса Алекса Джил вздрогнула. Он стоял так близко от нее, что их колени соприкасались. Она не слышала, как Алекс подошел к ней. Он держал Джил за плечи, пристально всматриваясь в ее лицо.

Она отодвинулась. Ей не хотелось физического контакта.

— Все в порядке. Мне просто очень жаль ее. Интересно, женился ли он на ней?

Алекс одарил ее странным взглядом.

— Что означает этот взгляд? — спросила Джил, идя вслед за ним из кабинета на кухню.

— Если этот парень подчинился приказу родителей и оставил восемнадцатилетнюю девушку в деревне, чтобы она родила его ребенка одна, он не собирался на ней жениться. — Алекс достал из холодильника бутылку белого вина. — Этот парень был трусом. И дерьмом.

Джил смотрела, как он открывает бутылку, думая о письме Кейт.

— Вы несправедливы. В те времена долг перед родителями соблюдался неукоснительно. И нужно было их разрешение на брак.

— Милая, я мужчина. Времена, может, и меняются, но не правила. Любовь, честь, честность — эти чувства не зависят от времени. Мужчина или честен, или нет. Это одна из сторон жизни, где есть только две краски — белая и черная.

Джил во все глаза смотрела на Алекса, впервые с того момента, как они обнаружили письмо Кейт, а может, вообще за все время их знакомства. Необычный человек — сам всего достиг, добился успеха, очень умный, но вместе с тем тонко чувствующий и проницательный. Не побоится схватиться с акулами бизнеса, иначе откуда такая сила, которую он излучает. И в то же время знает, что такое этика. Или это просто так кажется.

— Вы интересный человек, — сказала Джил.

— Одна из моих подружек считает меня скучным.

— И на что же она жаловалась? — улыбнулась Джил. — Что вы слишком много работаете или что не хотите жениться?

Он улыбнулся.

— Соображаете. На то и на другое.

Джил поняла, что ей хорошо с ним, и, пораженная, отвернулась. Она не хотела, чтобы ей было хорошо — ни с ним, ни с любым другим мужчиной. Сейчас она ищет правду о Кейт Галлахер, а не дружбу Алекса, особенно если это приведет к тому же, к чему привело с Хэлом. Такое не должно повториться.

— О чем вы сейчас думаете? — спросил Алекс, подавая ей бокал вина.

Джил вздрогнула. К счастью, он не умеет читать мысли.

— О письме.

Алекс потягивал вино, облокотившись на кухонную стойку. Он обладает своим, особым магнетизмом, поняла Джил. Алекс не похож на кинозвезду, как Томас. Когда он входит в комнату, головы не поворачиваются разом в его сторону. Но через несколько минут все женщины, без сомнения, начинают интересоваться, кто он и чем занимается.

— Вы слишком пристально смотрите на меня, — заметил Алекс.

— Я думаю.

— О Кейт?

— Да. — Какая ложь. Джил отвела глаза. То, что здесь происходит, недостойно. Хэл только что умер. Она ни на мгновение не хочет находить Алекса интересным или привлекательным.

— Вам слишком тяжело пришлось, но нужно немного отпустить тормоза, Джил.

От его тона она дернулась и встретилась с ним взглядом. Алекс догадался, что она думает о нем. Догадался, вероятно, и о том, что Джил находит его привлекательным. Он улыбался ей, но не насмешливо. Джил не знала, что означает эта улыбка. Но она затронула и его голубые глаза. Добрая, спокойная, искренняя улыбка.

— Почему мне надо отпустить тормоза? Чтобы вы могли за мной приударить?

— А вы этого хотите?

— Нет! — Джил сказала правду.

Алекс пристально смотрел на нее. По его лицу ничего нельзя было прочитать. Стало тихо, их словно укрыла черная грозовая туча.

— Прошу прощения. — Джил отвернулась. Он добр к ней, а она просто сука. Что это с ней творится?

— Ничего. Я понимаю. — Его голос был спокоен. Джил подняла глаза и подумала, что разозлила его.

— Вам нужно от всего отвлечься, — твердо сказал Алекс. — Допивайте вино, и я отвезу вас домой.

Джил ничего так не желала, как покинуть эту квартиру.

— А как же файлы?

— Я распечатаю для вас все остальные и скопирую их на дискету. — Он посмотрел на часы. — Но позже, когда вернусь со своей встречи.

Джил знала, что Алекс выполнит обещание, но предложила:

— Я могу сделать это сама, пока вы одеваетесь. Могу даже остаться, если вы, конечно, не возражаете.

Он улыбнулся.

— Вы отправляетесь домой, пока не упали в обморок. Я оденусь через две минуты, водитель подбросит меня во «Времена года», а потом отвезет вас домой.

— Люсинде Бек, директору Аксбридж-холла, тоже нужны эти письма. Они очень важны, Алекс.

— Вы уже второй раз это говорите. — Он поставил стакан. — Доверьтесь мне, Джил.

Алекс пошел в спальню. Джил слышала, как он насвистывает, одеваясь. Довериться ему будет ошибкой. Она доверяла Хэлу, и вот что из этого вышло. Джил прошла в кабинет, взяла из принтера единственный листок, села и начала перечитывать письмо. В комнату вошел Алекс.

— Вы готовы?

Джил опять так погрузилась в послание Кейт, что забыла, где находится… даже кто она такая.