Клер очнулась. Купец явно ждал от нее каких-то слов.

— Простите, не поняла, так что вы сказали?

— Госпожа, я предложил вам этот орлиный камень за восемь серебряных раймонов.

— Может, и не стоит больше торговаться? — она вопросительно посмотрела на Беатрис.

— Шесть и ни монеты больше, — отрезала свекровь. — Не верю я твоим сказкам про драконов.

Торговец, преувеличенно тяжело вздохнув, бессильно развел руками.

— Ну что же мне делать? До Тулузы путь неблизкий, и в дороге мне придется чем-то питаться, плюс дополнительные расходы на кожу для стоптавшихся башмаков. Прямо не знаю, что мне и делать, госпожа.

— Хватит врать-то! — прервала его Беатрис. — Однако в знак восхищения твоим богатым воображением я позволю переночевать в замке. Дворецкий заплатит тебе, хорошо накормит и проведет в свободную комнату.

— Благодарю вас, моя госпожа. — Торговец отвесил глубокий поклон сперва Беатрис, а затем Клер. — Дай вам Бог прекрасного здорового ребенка, — заметил он, подмигнув будущей матери.

«Вот плут», — улыбнувшись, подумала Клер и, поблагодарив купца, направилась к лестнице, чтобы побыстрее спрятать орлиный камень в свою шкатулку. Но не успела она сделать и двух шагов, как обернулась и посмотрела на вход в залу. Сердце затрепетало в ее груди.

— Рауль! — подняв юбки и позабыв о приличиях, она метнулась через залу, чтобы утонуть в объятиях своего мужа. Она гладила его волосы, целовала, плакала. Крепко обняв Клер, он прижался лицом к ее щеке. Она чувствовала, как его тело сотрясают рыдания, слышала, как он со стоном произносит ее имя. Но когда он отпустил ее, Клер невольно отшатнулась от того, что увидели ее глаза. Именно так он будет выглядеть в старости, пугающий образ из будущего, несмотря на то, что ему всего лишь двадцать три. Ее пальцы нащупали торчащие нитки золотого шитья. Так оно и есть. Он сорвал нашитый крест, который она пришивала перед самым походом.

Спустя мгновение он уже посадил ее от себя по правую руку, обратив все свое внимание на мать, наблюдавшую за тем, как в трапезную проходят рыцари.

— О господи, — прошептала Клер. — Нет, только не это!

— Где твой отец? — обратилась к Раулю Беатрис.

— Мама. — Рауль протянул к ней руку. Она проигнорировала этот жест. Рыцари уже внесли в зал накрытые рогожей носилки. Глаза Беатрис расширились от ужаса.

— Нет, это неправда, — хрипло прошептала она. — Нет, нет, нет!

От ее голоса волосы Клер встали дыбом. И прежде чем она и Рауль успели хоть что-то предпринять, супруга Беренже поспешила по винтовой лестнице в башню. Закусив губу, Клер последовала за Беатрис.

Закрыв лицо руками, Рауль повернулся к опустившим глаза рыцарям.

— Отнесите господина Беренже в часовню, — устало промолвил он. Понурив голову, он пошел за женщинами, прекрасно сознавая, что чем быстрее ты бежишь от Смерти, тем скорее она тебя настигает.


* * *

Беатрис одолел неспокойный сон, вызванный маковым сиропом, добавленным Клер в ее вино.

— Сердце не выдержало, — прошептал Рауль, глядя на мать. — Эта война ее доконала.

Клер внимательно изучала своего мужа. Он мало что им рассказал, ну разве что отец не выдержал тяжести стального панциря в летний зной. Но судя по всему все это не было полной правдой.

Она заставила его помыться и как следует поесть. Освободившийся от доспехов, побритый и одетый в чистую голубую холщовую рубаху, он показался ей куда более знакомым. Но все равно это был уже не тот Рауль, которого она когда-то любила и с которым прожила два года в счастливом браке. Из Безье к ней вернулся чужак с суровым лицом. Когда она коснулась его руки, то нащупала мозоли, натертые рукоятью меча, а когда заглянула ему в глаза, они были пусты.

Рауль подошел к узкой амбразуре окна.

— Его кончина была далеко не легкой и быстрой, — промолвил он. — В течение двух дней я смотрел на то, как он умирает, прекрасно понимая, что бессилен хоть чем-нибудь ему помочь. — Увидев, с какой силой Рауль ударил кулаком о каменную стену, Клер испугалась. Она хотела подойти к нему, чтобы хоть как-то утешить, но, прежде чем она успела это сделать, он заговорил тихим чистым голосом. Все подробности бойни в Безье полились из него подобно хлынувшей из перерезанной артерии крови. Потрясенная Клер внимательно слушала рассказ о смерти, убийствах, и душа ее все более скорбела. Он говорил о тех, кого ему пришлось убивать, и она ощущала горькую радость в тоне его голоса. Что-то горячее заполнило ее рот. Задыхаясь, она побежала к стоявшему в углу горшку, ее стали одолевать приступы бурной рвоты. Рауль смолк. Когда она подняла голову, чтобы отдышаться, то, увидев, как он снова бьет кулаком в стену, окончательно поняла, что муж ее отныне стал ей совершенно чужим.

ГЛАВА 14

Монвалан, осень 1209 г.

Было жарко, очень жарко. И сполохи далеких зарниц ничуть не освежали воздуха. И даже толстые стены замка Монвалан были пропитаны жарой. Резная листва неподвижно застыла на фоне голубого и твердого как камень неба. Воздух был так неподвижен, что даже каждый выдох вызывал дрожащее марево.

Рауль лежал на кровати в своих покоях — совсем не в той опочивальне, которую делил с Клер в течение двух лет. Туда уже в течение месяца не допускали, поскольку подошло время родов. Она заперлась там вместе с горничными, мамой и повивальными бабками, вместе с заговоренными пеленами и орлиными камнями — всем тем, что обычно сопутствует процессу деторождения. Единственное, чего там не хватало, так это самого Рауля, и он подозревал, что упущение это преднамеренно. Молодой де Монвалан бросил взгляд на кусочек неба, видневшийся в узкой прорези окна. Голубое, твердое, пустое. Похоже, надежды не оправдались. Он мысленно вернулся ко дню свадьбы. Какой прекрасной тогда была Клер! Сколь страстно он ее желал. Но даже эти светлые воспоминания марал образ мерзкого Ото. Катары считали, что Ад здесь, на земле. Что жизнь мира сего — это что-то вроде клетки, в которой томится плененный дух, и Раулю начинало казаться, что, скорее всего, они правы. Но только не было у него твердой веры, чтобы смириться с судьбой с непоколебимым спокойствием.

Мучимый тяжелыми думами и липкой жарой, Рауль беспокойно заворочался на постели. Быть может, станет легче, когда родится ребенок. Быть может, рождение новой жизни заставит его забыть о смерти отца. А может, он просто глупец и хочет невозможного.

Три месяца после падения Безье были очень трудными. Мать была потрясена смертью отца и просто замкнулась в себе. Горе истощило ее, и теперь она уже не в состоянии была сдержать новые удары, которые ежедневно преподносила жизнь. Она облачилась в простое синее платье катарского покроя и пристрастилась к чтению манускриптов, присылаемых ей Жеральдой Лаворской.

Клер обрадовалась тому, что у нее хоть к чему-то стал проявляться интерес, и вскоре тоже приобщилась к чтению катарских писаний. Итак, его женщины, его семья нашли себе свое собственное убежище, захлопнув дверь перед самым носом Рауля. Неужели они не понимали, что ему тоже худо? А может быть, после того, что случилось в Безье, они просто не хотели его видеть.

Его грудь вздымалась и опускалась под мокрой рубашкой. Закрыв глаза, он пожелал, чтобы та, другая женщина его снов, пришла к нему. Порой она посещала его. Зыбкая тень Мечты. Он чувствовал на себе ее взгляд, то, как легко она задевает его кончиками своих распущенных волос, воздушные прикосновения ее рук. Душа ее ласкала его душу подобно голубиным крыльям. Но ее визиты были непредсказуемы и кратки и, кроме радости, только лишний раз тревожили его.

B последнее время лишенный брачной постели Рауль стал живо представлять себе не только ее глаза и волосы. Он думал о ее руках, ласкающих интимные части его тела, о нежных податливых губах. Как-то раз, обезумев от отчаяния, Рауль посетил один из публичных притонов Тулузы. Опытная шлюха с пониманием отнеслась к его беде. Молодые люди, жены которых были на сносях, частенько заходили в «мезон лупанар», двери которого в последний раз закрылись за ними девять месяцев назад.

Испытав физическое облегчение, но так и не сняв с души тяжелого камня, Рауль решил более туда не ходить.

А тем временем война бушевала на землях Тренсеваля. После краткой осады пал Каркассон. Городские колодцы высохли на небывалом зное. Правда, на сей раз горожан — катаров и католиков — оставили в живых. Просто все то, чем они прежде владели, перешло в собственность победителей. Граф Тренсеваль был захвачен в плен и помещен в темницу де Монфора. У графа остался наследник — двухлетний ребенок.

Нарбонне удалось спастись от полного уничтожения лишь после казни собственных еретиков. Среди них были и монахини, спасенные Раулем и Беренже в Безье. Все эти женщины погибли в страшных мучениях, их заживо сожгли на костре за их убеждения. В тот день, когда молодой Монвалан услышал об этом, вечером он направился в тулузский бордель. После того как шлюха покончила с ним, он напился до полного бесчувствия. Но когда открыл глаза в тусклый серый рассвет, все оставалось по-прежнему. Рауль думал, что детство его умерло в Безье, но он ошибся. Оно умерло в тулузском публичном доме брошенной на пол пустой флягой.

Рауль уставился на висевшую на шесте кольчугу. Ее ячейки сверкали, будучи как следует надраены смесью песка и уксуса. Рядом стоял прислоненный к стене меч. Инкрустированный ремень был намотан на ножны. Довольно мрачная компания. Каждый день он тренировался, нанося удары по деревянным чурбакам. Укреплял мышцы, о существовании которых прежде не ведал. Каждый день он объезжал с дозорными замок, проверяя слабые места в обороне. Порой его одолевало чувство бессмысленности напрасных стараний. Он взял на себя роль библейского Давида, решившего сразиться с Голиафом, но в отличие от легендарного героя Рауль не верил в чудеса.