— Ик… Где вы были? — спросила она, едва переводя дыхание.

— Я хотела проехать в Нейнфельд, но в лесу, на лугу, встретила мамá и папá.

Ответ этот поразил гувернантку как молния, но у нее хватило духу добавить:

— Их превосходительства были одни?…

— Почем я знаю? Может, там было все придворное общество! — ответила Гизела, пожимая плечами. — Князя я узнала.

— Всемогущий Боже, князь видел вас?! — закричала гувернантка вне себя. — Это моя смерть, доктор!

Она действительно была бледна как смерть, но и доктор также изменился в лице.

— Ваше сиятельство, — запинаясь, проговорил он, — что вы наделали! Это чрезвычайно огорчит его превосходительство.

Гизела смолкла и минуту задумчиво смотрела перед собой.

— Можете вы мне сказать, госпожа фон Гербек, почему князь не должен меня видеть? — вдруг спросила она, быстро взглянув в лицо гувернантке.

Этот прямой вопрос привел ту в себя.

— Как? Вы еще спрашиваете?! Да разве вы не понимаете, в каком вы странном костюме? Я могу представить себе положение их превосходительств: они будут неутешны. Ваш странный поступок никогда не простят вам при дворе, графиня! Будут шептаться и посмеиваться всякий раз, как станут произносить имя Штурм… Милосердный Боже, а что будет со мной, несчастной!

— И мне чрезвычайно горестно, ваше сиятельство, убеждаться всякий раз, что все мои медицинские наставления уносит ветер! — проворчал врач. — Неужели я должен снова объяснять, что дамоклов меч ежеминутно висит над вами? Легко могло случиться, что ваш ужасный припадок разразится на глазах всего двора; какой бы это был скандал, ваше сиятельство! — добавил он, поднимая указательный палец.

Человек этот дрожал от злости, и можно было только удивляться, с какой мягкостью и покорностью он в это время опускал свои вытаращенные, слезящиеся глаза.

— Мне кажется чудом, что после такой разгоряченной езды я вижу вас стоящей предо мною без нервного волнения, — продолжал он.

— И я также считаю чудом то, — прервала его молодая девушка, стоявшая до сих пор с нахмуренным лбом и равнодушно принимавшая сыпавшиеся на нее упреки, — что это вас удивляет, господин доктор, ибо вы видите меня такой ежедневно уже полгода.

В это время неподалеку раздался детский плач. При виде гувернантки бедная женщина с детьми скрылась в ближайшем кустарнике. Она предпринимала все возможные усилия, пытаясь унять детей, чтобы их не заметила злая барыня. В эту минуту вырвался ее младший мальчик. Он выскочил на дорогу и старался беспрестанным «но, но!» вывести из себя Мисс Сару.

— Что это значит? Как ты сюда попал, мальчик? — удивленно спросила госпожа фон Гербек.

В этот момент из-за кустарника выступила с озабоченным лицом мать мальчика.

— Женщина эта погорелица! — объяснила Гизела.

— А, очень жаль, милая, — сказала гувернантка более мягким тоном. — Рука Господня тяготеет над вами, и, к несчастью, — вам самим все хорошо известно — это нельзя назвать незаслуженным испытанием… Вспомните только, как часто я вам говорила, что наказание Божье не замедлит. Вы все живете в нечестии изо дня в день, и никогда у вас нет времени для молитвы… Ну, я не буду более говорить, вы и так наказаны… Идите с Богом, я посмотрю, что можно для вас сделать.

— Куда она пойдет, госпожа фон Гербек? — спросила Гизела спокойно, хотя щеки ее слегка покраснели. — Вы слышали, что дом у этой женщины сгорел и она лишена всякого пристанища.

— Но, Боже мой, как я могу знать, куда ей идти? — возразила госпожа фон Гербек с нетерпением. — В селении немало домов.

— Но не для пяти бесприютных семейств, — проговорила молодая девушка. Ее гибкий стан выпрямился, во всем облике чувствовалась власть. — Женщина останется в замке со своим мужем и детьми, — объявила она решительно, — и не только она одна, сюда придет еще второе семейство… Поди ко мне, малютка! — И, взяв за руку ребенка, она была готова продолжать свой путь.

— Праведный Боже, какое-то сумасшествие… Я протестую! — закричала госпожа фон Гербек и, вытянув руки, преградила дорогу в замок молодой девушке.

Испуганная этим движением, Мисс Сара взвилась на дыбы и бросилась в сторону. Гувернантка с криком пустилась прочь, а за ней и доктор, но Гизела не выпустила из рук поводьев. Ее присутствие духа и ласковые, успокаивающие слова усмирили испуганное животное.

Старик Браун, услышав, вероятно, крики госпожи фон Гербек, прибежал из замка. Гизела передала ему лошадь и, приказав позвать ключницу, вернулась к погорельцам.

Это было вовремя, ибо быстро пришедшая в себя госпожа фон Гербек уже указывала женщине на выход, а доктор в сердцах толкал туда же мальчика.

— Вы останетесь! — закричала Гизела, хватая за руку женщину, готовую уже удалиться вместе с детьми.

Молодая графиня едва переводила дух и не столько от усталости, сколько от ожесточения. Первый раз она испытывала столь глубокое негодование.

— Госпожа фон Гербек, чья земля, на которой мы стоим? — спросила она, теряя спокойствие.

— О, милая графиня, я это с удовольствием вам разъясню! Мы стоим на земле старинных имперских графов Фельдернов! Под этой крышей не раз в качестве гостей находили себе ночлег коронованные особы, но никогда людям темного происхождения не было там места. Графы Фельдерны никогда не опускали себя до обращения с простым народом… И теперь эта священная земля будет осквернена? Никогда! До тех пор, пока язык мой будет шевелиться, я не перестану протестовать! Милейшая графиня, уже не говоря о примере, который вам оставили ваши сиятельные предки, подумайте ради вашего собственного интереса, какое к вам будет уважение…

— Мне не нужно уважения, какое разумеете вы, я хочу любви.

Гувернантка насмешливо улыбнулась.

— Любви? Любви? От этих? — она с дерзостью указала на семейство поденщика. — Бесценная мысль! Если бы это слышала бабушка!

— Она это слышала, — произнесла Гизела спокойно. — С тех пор как я себя помню, вы уверяли меня беспрестанно, что дух моей бабушки не покидает меня и она управляет моими делами и поступками. В эту минуту она должна быть довольна мной.

— Вы думаете? Вы жестоко заблуждаетесь… Для величественной графини Фельдерн этот класс людей не существовал, и если когда и приближались к ней подобные нахалы, я была свидетельницей, она угрожала затравить собаками «эту сволочь».

— Да, да, покойная графиня недолго раздумывала в подобных случаях, — подтвердил доктор. — У нее было чрезвычайно развитое чувство аристократизма!

Гизела побледнела как смерть… Эти люди безжалостно втаптывали в грязь ее святыню, защищая ее в то же время с горячим рвением.

Она также знала, что бабушка ее находилась на недоступной высоте, от которой веяло холодом на ее детское любящее сердце, но она никогда не сомневалась, что эта сдержанность была от строгости нравов и возвышенности гордой женской души. И вот это обожаемое существо называют бесчеловечным!

Госпожа фон Гербек сильно ошибалась, надеясь, что все пойдет по-прежнему, когда сама неосторожно разрушила очарование, под которым находилась эта юная душа.

Карие глаза девушки потухли, но она продолжала строго смотреть в лицо гувернантки.

— Госпожа фон Гербек, вы сейчас сказали, что пожар в селении есть наказание неба, — сказала она. — А этот дом еще стоит, — она указала на замок, — дом, в котором целое столетие скрывалась такая ужасная ложь… Бог не того хочет, что вы говорите, он не наказать хочет, а благословить: жалкие хижины должны сгореть, с тем чтобы бедному, угнетенному люду стало лучше!

Ключница пришла из замка.

— Отоприте комнаты нижнего этажа левого корпуса! — приказала Гизела.

— Боже мой, ваше сиятельство, вы хотите, несмотря на все протесты с нашей стороны, поступить по-своему? — воскликнул доктор. Достойный посредник между жизнью и смертью внутри дрожал от гнева, владея, однако, собой, между тем как гувернантка в негодовании судорожно теребила носовой платок. — Так послушайтесь разумного совета! — упрашивал он молодую девушку. — Устройте этих людей не в самом замке — это никоим образом невозможно… Я предлагаю вам павильон, он вместителен.

— Вы, верно, забыли, — возразила с досадой Гизела, — как вы еще вчера отказались провести в нем несколько минут, потому что его сырой воздух мог вызвать у вас ревматизм. Вы сказали, что это помещение в высшей степени нездоровое.

— Да, по стенам течет вода, — подтвердила ключница, не обращая внимания на змеиный взгляд доктора. — Вся мебель покрыта плесенью.

Не произнося более ни единого слова, молодая графиня отвернулась от этих двух людей, души которых предстали пред ней во всей своей ничтожности.

— Пойдемте, добрая женщина, вы будете иметь солнечную комнату для своего больного ребенка, — обратилась она к бедной женщине, которая, дрожа всем телом, стояла возле нее.

Взяв за руки обоих детей, испуганно цеплявшихся за юбку матери, Гизела пошла с ними к замку.

Ключница побежала вперед.

— Госпожа Курц, я советую вам, желая добра, подождать разрешения его превосходительства, — прокричала ей вслед гувернантка задыхающимся голосом.

Однако смелая женщина не обратила внимания на это предостережение — довольно похозяйничала брюзгливая старуха, давно уже пришла пора, чтобы настоящая госпожа Грейнсфельда взяла управление в свои руки.

— Боже-боже, что меня ожидает! — простонала гувернантка, хватаясь за голову. — Он снова будет говорить, что я состарилась! При одной мысли об этом меня бросает в дрожь, я готова провалиться сквозь землю! Да и на вашу долю останется, доктор, будьте уверены!

Советник медицины не сказал ни слова. Он поднес к тонким губам набалдашник своей трости превосходной работы и начал насвистывать, а это всегда означало, что он «чрезвычайно расстроен».