Глава 8

Впервые студент очутился перед невестой своего брата. Вялый, с осунувшимся бледным лицом он казался старше своих лет. Неприязнь горела в его глазах: стоя в углу в тени, он стал невольным свидетелем разговора брата с министром.

На Ютту он, по-видимому, произвел самое неприятное впечатление, главным образом потому, что нисколько не был восхищен ее прелестями. Она с холодным выражением лица протянула ему кончики пальцев, до которых он так же холодно едва дотронулся.

Во мнимом утомлении и изнеможении, искусно воспроизводя поведение великосветских дам, Ютта опустилась на козетку. Куда девалась та очаровательная, детская застенчивость, с которой она стояла когда-то перед министром!

Движением руки она пригласила молодых людей присесть, госпожа фон Гербек разместилась рядом с ней. Возбужденный вид почтенной дамы, играющий роль дуэньи при молодой аристократке, ее пылающие щеки и горящие глаза напомнили студенту об изрядном количестве бутылочек с серебряными горлышками, которые он мельком видел на буфете в коридоре.

Поборов в себе негодование, вызванное странным поведением Эдгардта, она старалась поддерживать разговор, так как Ютта безмолвствовала и казалась углубленной в созерцание своего букета. Гувернантка говорила о половодье, о возможности наводнения, беспокоилась, что вода может подняться до ступеней Белого замка, но ни единым словом не обмолвилась о бедственном положении селений.

Горный мастер, очевидно, не слушал ее болтовню, глаза его не отрывались от лица невесты — ведь должны же когда-нибудь подняться эти опущенные ресницы…

Молодая девушка упорно продолжала рассматривать свой букет.

— Я тоже очень хотел бы послушать ноктюрн Шопена, Ютта, — вдруг произнес горный мастер звучным голосом, прерывая гувернантку на середине фразы.

Девушка встрепенулась: удивление и испуг выражали ее широко раскрытые глаза.

Госпожа фон Гербек онемела. Неужто этот человек дошел до такой степени нахальства, что воображает себе возможность присутствовать в музыкальной комнате его превосходительства?!

— Само собой разумеется, не здесь, — продолжал спокойно молодой человек. — У тебя нет своего собственного инструмента, он в пасторском доме.

— В пасторском доме? — воскликнула госпожа фон Гербек, всплеснув руками. — Ради всего святого, что это у вас за идеи, мой дорогой господин мастер? Присутствие фрейлейн Цвейфлинген в доме пастора невозможно, ведь она совершенно разошлась с этими людьми!

— Об этом я слышу в первый раз, — сказал молодой человек. — Разошлась только потому, что твои расстроенные нервы не могли выносить детского шума? — обратился он к Ютте.

— Ну да, конечно, это было главной причиной, — ответила она с неудовольствием. — Я и сейчас без ужаса не могу вспоминать всех этих Линхенов и Минхенов, Карльхенов и Фрицхенов с их подбитыми гвоздями башмаками и пронзительными голосами; с того ужасного времени у меня случилась нервная головная боль… Да и наконец я должна тебе сказать, что чувствую антипатию к самой пасторше. Эта грубая, доморощенная особа непомерно властолюбива, а я не имею ни малейшего желания ей подчиняться, потому что все ее интересы сводятся к кухонным и детским горшкам. И я, естественно, должна отказаться от других, высших интересов.

И она снова утомленно опустилась на подушки козетки.

— Это очень жесткий и скоропалительный вывод, Ютта, — произнес горный мастер. — Я высоко ценю пасторшу, да и не только я один — ее любят и уважают во всей округе.

— Ах, боже мой, что понимает это мужичье! — госпожа фон Гербек пожала плечами.

— Ютта, я убедительно прошу тебя серьезнее отнестись к этой прекрасной женщине, — продолжал он, не обращая внимания на едкий выпад гувернантки, — тем более что в нашей будущей уединенной жизни на заводе она единственная женщина, с которой ты будешь общаться.

Ютта еще ниже опустила голову, а госпожа фон Гербек принялась откашливаться.

— Так ты позволишь мне принести тебе шляпу и салоп? — спросил Теобальд, поднимаясь. — На улице так хорошо…

— И дороги залиты водой, — добавила сухо гувернантка. — Я положительно вас не понимаю, господин мастер. Вы во что бы то ни стало хотите, чтобы фрейлейн фон Цвейфлинген заболела? Я забочусь о ней, оберегаю от сквозняков, а теперь она, неизвестно для чего, должна промочить ноги? Делайте со мной что хотите, но я этого не допущу!

Холодный взгляд был ответом на ее жаркую тираду, и дама поняла, что этот человек не позволит шутить с собой.

— Лесная тропинка, по которой так часто ходила встречать меня моя невеста, почти всегда была сырой, не так ли, Ютта? — сказал он, улыбаясь девушке.

Неприязненное выражение скользнуло по ее зардевшемуся лицу. Было лишним знать кому бы то ни было, что когда-то она с лихорадочным нетерпением и страстным желанием, невзирая на непогоду, ходила на встречу с возлюбленным…

Ютта молчала.

— Бесполезный спор, — сказала она наконец резким тоном. — Сегодня я намерена никуда не выходить, тем более в пасторский дом. Кстати, я заявляю тебе, Теобальд, что никогда ноги моей не будет в этом доме!

Горный мастер минуту стоял молча. Руки его упирались в спинку стула. Темные сросшиеся брови грозно нахмурились.

— Через три недели маленькая графиня Штурм возвратится в А.? — спросил он вдруг.

Обе женщины молчали.

— Могу я спросить, Ютта, где ты предполагаешь поселиться, когда Белый замок опустеет?

Молчание.

Бывают минуты, заключающие в себе целый ряд последующих явлений и событий, и человек инстинктивно мгновенно уразумевает их значение. Словно малейшее сотрясение сейчас сбросит небольшой камень, и вся постройка враз рухнет… Вот и теперь горный мастер сознавал, что эта минута была для него роковой — в данном случае объяснение было неизбежным.

— До того времени, когда ты вступишь хозяйкой в мой дом, — продолжал он, и голос его слегка дрогнул, — до того времени дом пастора единственное приличное для тебя место.

— Как, — госпожа фон Гербек растерянно развела и опустила на стол свои полные белые руки, — вы всерьез полагаете поселить фрейлейн фон Цвейфлинген в этих трущобах?! Я прихожу в ужас, представляя себе это очаровательное аристократическое создание в отвратительной мещанской обстановке, среди толпы ребятишек, орущих во все горло! И потом, этот жалкий обед, грубая домашняя работа, а всех духовных наслаждений — глава из Библии! Я не отрицаю, вы, может быть, очень любите вашу невесту, но настоящей нежности к ней у вас нет. Вы жестоко игнорируете наличие в душе Ютты того, над чем напрасно потешаются и господа социалисты, и демократы со всей их мудростью и что не могут изгнать из нашего сердца никакие обстоятельства, потому что оно действительно имеет свой божественный источник. Я говорю о сознании благородства происхождения!

Студент прерывисто двинул стулом, его поднятый кулак готов бы удариться о стол, но горный мастер вовремя взглядом остановил его.

— И ты так же думаешь, Ютта? — спросил мастер с нажимом.

— Боже мой, как ты это трагически принимаешь! — произнесла девушка с досадой.

Ее большие темные глаза ледяным взглядом оглядели неотесанного бурша[5], затем обратились на жениха.

— Не можешь же ты в самом деле требовать, чтобы я распевала гимны в честь дома, где чувствовала себя невыразимо несчастной. Но прошу тебя, Теобальд, оставь эту трагическую позу, поди сядь здесь.

Приветливая улыбка заиграла на ее губах.

Он сел рядом с ней.

— Я знаю исход, — начала она.

Госпожа фон Гербек, после своей возвышенной речи опустившаяся в изнеможении на подушки, поспешно протянула свою руку к молодой девушке.

— Не теперь, моя дорогая, — сказала она многозначительно. — Господин мастер, кажется, не расположен сегодня понимать простые вещи.

— Но, боже мой, когда-нибудь должна же я сказать это! — рассердилась Ютта. — Теобальд, у меня есть план, мне сделали предложение… Впрочем, называй как хочешь… Одним словом, его светлость предлагает мне поступить в придворные дамы…

Молодой человек минуту стоял молча. Его лицо окаменело. Наконец после тяжелой паузы он поднял глаза; взгляд его ясно говорил, какой смертельный удар был нанесен его сердцу.

— Княгине известно, что ты обручена? — спросил он почти беззвучно, устремив потухшие глаза на свою невесту.

— Еще нет.

— И ты полагаешь, что при таком строгом дворцовом этикете, как в А., сделают придворной дамой невесту какого-то горного мастера, смотрителя завода?

— Надо надеяться, что их светлость на этот раз сделают исключение, принимая во внимание древнюю фамилию Цвейфлингенов, — быстро вмешалась госпожа фон Гербек. — Само собой разумеется, к этому деликатному вопросу следует подойти очень тонко, предоставьте это мне, любезный господин мастер. Время лучший помощник. Первую половину года нет необходимости сообщать об этом их светлости, а там…

— Прошу вас, позвольте мне остаться наедине с моей невестой, — перебил ее горный мастер.

Дама онемела от изумления. Как! Этот человек, которого вынужденно принимают здесь, осмеливается выгонять ее из ее собственной комнаты?! Его превосходительство министр не позволяет себе такого ледяного резкого тона… Эта мужицкая наивность до крайности забавна и смешна. Гувернантка, однако, ничем не выдала своих мыслей, видя мрачную решимость, с которой молодой человек, поднявшись, ждал ее удаления.

Она бросила быстрый взгляд на Ютту Этот благородный профиль в его безмолвной надменности с красиво вырезанными, слегка подвижными ноздрями и высокомерно поджатыми губами выражал холодную решимость противостоять попыткам убеждения «неотесанного мужичья»…