Она открыла книгу: на пожелтевших листках не было ни банковых билетов, ни драгоценностей — только красиво написанные слова. Бегло просмотрев несколько страниц, советница в ужасе отшатнулась. Розовое личико побледнело, и, казалось, она нуждалась в поддержке, чтобы не упасть, но через несколько секунд к ней вернулось полное самообладание. Она закрыла книгу, и на ее лице появилось прекрасно ей удавшееся выражение разочарования.

— Это действительно старая негодная книга, — сказала она профессору, как бы в рассеянности пряча книгу в карман. — Я нахожу, что с вашей стороны, Каролина, было в высшей степени нелепо поднимать шум из-за такой безделицы.

— Разве она подняла этот шум? — спросил профессор, дрожа от негодования. — Я думал, ты звала меня на помощь, чтобы изобличить эту девушку в краже серебра. Не будешь ли так любезна теперь объяснить, на чем основывала ты это недостойное обвинение?

— Ты видишь, что в настоящий момент я не в состоянии…

— В настоящий момент? — перебил он ее гневно. — Ты сейчас же возьмешь назад это оскорбление и дашь оскорбленной полное удовлетворение при мне и Генрихе.

— С радостью, дорогой Иоганн. Это мой христианский долг: признаться в своей ошибке и исправить ее… Моя милая Каролина, простите, я была к вам несправедлива.

— А теперь отдай книгу, — приказал профессор.

— Книгу? — невинно спросила она. — Но, дорогой Иоганн, она ведь не принадлежит Каролине!

— Кто же сказал тебе это?

— Я прочитала на ней имя тети Кордулы… Если кто и может этим распоряжаться, так только ты, как наследник всей ее мебели и книг. Но эта книга не имеет никакой ценности, это, кажется, переписанные стихотворения… Что ты будешь делать с этими сентиментальными пустяками? Я же очень люблю старые книги… Пожалуйста, подари ее мне!

— Может быть, но после того, как я прочту ее сам, — сказал он холодно и протянул руку за книгой.

— Но если бы ты ее не смотрел, она приобрела бы для меня еще большую ценность, — попросила советница вкрадчивым голосом. — Я не думаю, чтобы при этом первом и единственном подарке, который я прошу у тебя, ты имел какой-нибудь материальный расчет.

— Мне совершенно безразлично, какого ты мнения о моих поступках, — резко сказал профессор. — Но я, во всяком случае, требую, чтобы ты вернула книгу… Все это очень подозрительно — старые стихотворения не могут заставить побледнеть выдержанную светскую даму.

С этими словами он заступил советнице дорогу, так как взгляд в глубину коридора и быстрое движение показали, что она хочет обратиться в бегство. Профессор схватил ее руку и крепко держал ее.

Фелисита была в отчаянии от мысли, что он достигнет своей цели. Для нее ужасно было знать, что книга окажется у советницы, но она должна была признаться самой себе, что в руках этой лицемерной женщины книга столь же безопасна, как и у нее самой, и что сегодня же вечером книга бесследно исчезнет навсегда. Поэтому она стала на сторону советницы:

— Прошу вас, профессор, оставьте книгу у госпожи советницы, — попросила она серьезно и настолько спокойно, насколько это было возможно для нее в настоящий момент. — При чтении она вполне убедится в неосновательности своего предположения о присутствии драгоценностей в маленьком ящике…

Недоверчивый взгляд стальных глаз поразил ее; она покраснела и опустила глаза.

— Итак, вы даже снисходите до просьбы? — резко и саркастически спросил он. — Значит, дело идет не о сентиментальных пустяках… Я спрашиваю вас по совести: что находится в этой книге?

Это была ужасная минута. Фелисита боролась с собой; она открыла рот, но не могла произнести ни слова.

— Не трудитесь, — сказал он с иронической улыбкой молодой девушке. — Вы можете быть безжалостны, но лгать вы не умеете… Будь так любезна, Адель, отдай мне наконец мою собственность, как ты сама ее назвала.

— Делай со мной, что хочешь, но ты ее никогда не получишь! — воскликнула с решимостью советница. Она в отчаянном усилии вырвала свою руку и, освободившись, помчалась по коридору, но на ее пути встал Генрих, расставив руки. Она отскочила назад.

— Дерзкий человек, уйдите с дороги! — закричала она, топнув ногой.

— Хорошо, госпожа советница, — ответил он спокойно и вежливо, не меняя своего положения. — Дайте мне только книгу, и я с удовольствием уступлю вам дорогу.

— Генрих! — закричала Фелисита, подбегая.

— Это тебе не поможет, Феечка, — улыбнулся старик. — Я не так глуп, как ты думаешь.

— Пропусти даму, Генрих, — приказал серьезно профессор. — Но ты должна знать, Адель, что я все же получу мою собственность. Я могу думать, что эта книга содержит важные открытия относительно наследства; возможно, что в ней есть объяснения о спрятанных деньгах…

— Нет, нет! — уверяла Фелисита, перебивая его.

— Я могу думать, как хочу! — сказал он строго. — Вы, так же как и Генрих, будете свидетельствовать перед судом, что эта дама утаила, может быть, весьма значительное наследство моей семьи.

Советница бросила дикий взгляд на своего мучителя и, в неистовом бешенстве выхватив книгу из кармана, с громким язвительным смехом бросила ее к ногам профессора.

— Возьми же, упрямый безумец! — крикнула она. — Поздравляю тебя с интересной рукописью… Носи с достоинством тот позор, о котором она тебе расскажет…

Она побежала по коридору, затем вниз по лестнице и с шумом хлопнула дверью.

Профессор насмешливо смотрел ей вслед, потом взглянул на переплет книги, в то время как полный страха взгляд Фелиситы следил за его пальцами. Он внезапно посмотрел в умоляющие глаза молодой девушки. Какую силу имели они над суровым человеком! Как будто нежная рука тотчас же сгладила морщины на его лбу, и на губах показалась улыбка.

— Теперь я буду судить вас, — сказал он. — Вы коварно обошли меня. В то время как вы были со мной наверху вполне откровенны — я мог бы поклясться в вашей искренности, в кармане у вас была семейная тайна Гельвигов. Что должен я о вас думать, Фея?… Вы можете загладить этот отвратительный обман только тем, что откровенно ответите на все мои вопросы!

— Я скажу все, что могу, но потом я убедительно буду просить вас отдать мне книгу!

— Неужели это моя гордая, упрямая, непреклонная Фея может так мило просить? Вы, значит, проникли сегодня в мансарду исключительно для того, чтобы взять эту книгу?

— Да!

— Какою же дорогой? Я нашел все двери запертыми.

— Я прошла через крыши, — ответила она нерешительно.

— То есть через чердак?

Она покраснела: хотя он и не подозревал ее в совершении низкого поступка, но все-таки она поступила нехорошо, вторгаясь в его комнаты.

— Нет, — сказала она подавленно, — через чердак дороги нет. Я вылезла из окна и прошла по крыше.

— При этой ужасной буре! — воскликнул он, побледнев. — Фелисита, вы невозможны…

— Мне не оставалось иного выбора, — ответила, горько усмехаясь, молодая девушка.

— Но почему вы хотели взять эту книгу?

— Я считала своим священным долгом исполнить завещание тети Кордулы. Она мне сказала, что маленький серый ящик — его содержания я не знала — должен умереть раньше ее. Смерть застала ее врасплох, и я была твердо убеждена, что ящичек не уничтожен. Кроме того, он стоял в секретном отделении, в котором было все серебро, и я не могла указать на него из страха, чтобы книга не попала в посторонние руки.

— И все-таки это героическое самоотвержение оказалось напрасным: книга все-таки попала в «посторонние» руки.

— О нет, вы мне отдадите ее, — просила она.

— Фелисита, — сказал он строго и повелительно, — ответьте мне теперь правдиво на два вопроса: знаете ли вы содержание этой книги?

— Отчасти знаю, с сегодняшнего дня.

— Компрометирует ли оно вашего старого друга?

Она нерешительно замолчала. Может быть, при утвердительном ответе он отдаст ей книгу для уничтожения, но тогда она опозорила бы память тети Кордулы и подтвердила слухи о ее виновности.

— Недостойно выдумывать отговорки, как бы чисты и хороши ни были ваши намерения, — прервал он ее минутное замешательство. — Скажите просто: да или нет?

— Нет.

— Я знал это, — пробормотал он. — Будьте же благоразумны и покоритесь неизбежности. Я прочитаю эту книгу.

Она смертельно побледнела, но просить больше не решилась.

— Читайте, если ваша честь может примириться с подобным поступком, — сказала она. — Вы налагаете руку на тайну, которой вы не должны знать. В тот момент, когда вы откроете книгу, вы уничтожите весь смысл ужасной жертвы, стоившей целой жизни!

— Вы храбро боретесь, Фелисита, — ответил он спокойно. — Если бы не последние слова той женщины, — он указал по направлению, в котором исчезла советница, — брошенные ею в исступлении, я бы отдал вам вашу тайну, не заглядывая в нее. Но теперь я хочу, я должен знать о позоре, лежащем на моем имени. И если бедная отшельница была в силах сберечь эту тайну от чужих глаз, то я тоже найду силы перенести ее. Я вдвойне обязан узнать об этом. Линия Гельвигов на Рейне, по-видимому, также знает эту тайну… Хотя вы молчите и опускаете глаза, я все же ясно вижу по вашему лицу, что мое предположение верно. Моя кузина, без сомнения, знала об этом позоре и ужаснулась, увидев его описание в книге… Утешьтесь, Фея, — продолжал он мягко. — Я не могу поступить иначе. Я не изменю этого решения даже и в том случае, если б вы согласились за отказ от него стать моею!

— Я не могу успокоиться, так как своей неосторожностью заставляю вас быть несчастным, — сказала печально Фелисита.

— Вы успокоитесь, — ответил серьезно и значительно профессор, — когда поймете, что ваша любовь поможет перенести любое горе, которое жизнь пошлет мне…

Он пожал ее маленькую холодную руку и направился в свою комнату.