Мила Дали - Наследница для Чудовища

Почти срываюсь на бег, скользя пятками по каменной плитке. Быстро-быстро машу руками, суетливо огибаю лестницу и за углом чуть не сталкиваюсь с рыжим верзилой в черном костюме.

— Извините.

На ходу шепчу и осторожненько обхожу наемника. Вскоре нахожу кухню. Я нахожу кухню и не понимаю, что делать. Теряюсь во множестве шкафов, современной технике.

Из коронных блюд, которые я могу предложить бандитам это хлеб, а сверху кусочек колбасы или помидорины. Черт возьми, но я не умею готовить. В доме брата всем заправлял обслуживающий персонал. Однако, я не должна себя выдать. Мне придется выкручиваться, чтобы сохранить жизнь! И как это сделать пока ума не приложу. Ладно.

Кидаюсь к шкафам, беспорядочно открываю створки. Беру всю свою волю в кулак и беру здоровенную серебристую кастрюлю. Бегу к раковине и из крана заполняю ее водой. У сенсорной плиты чувствую себя обезьяной и тычу все подряд. С облегчением выдыхаю, когда заветный кружок на панели загорается красным. Умещаю кастрюлю сверху.

В холодильнике я нахожу много продуктов. Достаю яйца, морковь и картофель. Зелень, томатную пасту для аппетитного цвета. Скидываю овощи в раковину, какой-то губкой их мою. Без разницы. Я тороплюсь и очень переживаю, нагибаюсь и распахиваю тумбу под раковиной, чтобы поискать ведро для мусора. Я нагибаюсь и вздрагиваю, когда в неудобной позе меня обхватывают крепкие руки и рывком прижимают к телу.

— Замут, не надо, пожалуйста…

Я шепчу и ощущаю боль от ладоней под ребрами. Они давят слишком сильно, впиваются через легкое платье.

— А я не Замут.

Глухим хрипом раздается незнакомый голос. С ужасом оборачиваюсь и вижу того самого рыжего наемника с псиной мордой. Расплылся в хищном оскале так, что его кожа, усеянная веснушками, собралась у рта и глаз глубокими морщинами.

— Отпустите.

— Да не шугайся ты, стряпуха… — сбавляет тон и лихорадочно начинает задирать подол, скользя по коже влажными пальцами. Он дышит часто, нетерпеливо. Я чувствую ярую дрожь, что раскатами проносится по его телу. — Пару палок кину…

— Ой, нет! Что вы делаете?!

— Не брыкайся как целка…

Я выпрямляюсь, пытаюсь оттолкнуться, но наемник, как тисками удерживает в кольце своих рук. Пугаюсь, будто сирена вою, а ублюдок спешит заткнуть мой рот ладонью. Царапаюсь, соплю. Плачу от страха, роняя горючие слезы на его руку.

Я продолжаю дергаться, себя теряю и значимость происходящего. Наемники считают меня дешевкой, той, что убирала грязь за их лютым врагом. За человека не считают. Оно и понятно, ведь таких диких варваров лучше держать на цепи иначе загрызут. Не подавятся. У моего брата такие же. Я знаю их и знаю на что они способны, стоит чуть ослабить поводок.

На панике у меня подскакивает давление и не хватает воздуха от сжатия чужими руками. Каштанкой трясусь и слышу командирский голос:

— Рябчик блять, отпусти девку!

Тяжелая рука берет наемника за шиворот пиджака и оттаскивает в сторону. Я отлетаю к кухонной тумбе, успеваю придержаться, чтобы не упасть. Черный злющий Замут опрокидывает мужчину на пол и пулей переводит взгляд на меня.

Хватаюсь за грудь, первые три секунды думаю, что умерла со страху. Таращусь в ответ на Чудовище, и он прекрасно считывает с моих глаз жуть несусветную. Он слышит невнятный вопль и снова опускает рассерженный взгляд на наемника, что, отряхиваясь поднимается, растирая свой псиный лоб:

— Замут, а чё такого?

— Ее трогать нельзя. — Разворачивает, толкает наемника в спину. — Проваливай.

О… Господи, Рябчик, озабоченный Рябчик, спотыкаясь, вываливается вон, а я остаюсь. На кухне самого Громова и задницей подпираю тумбу.

В кастрюле на плите вода закипает и бурлит. Стуча крышкой, выплескивается на поверхность.

— Продолжай.

Будто и не было ничего, говорит Замут, хмуро шагает вслед за наемником.

Мне срочно нужен телефон, мне нужно связаться с братом. Каждая минута нахождения в этом логове становится все опаснее. А голова вообще не соображает от стресса.

Пошатываясь, я беру нож. Прямо на тумбе рублю чертову картошку с морковкой хаотично. Скидываю в кастрюлю. В кипящую воду разбиваю четыре яйца, помешиваю. Пальцами рву укроп, чтобы завуалировать яйца и добавляю томатную пасту.

Я нахожу серебристый поднос и тарелки. Молюсь и разливаю блюдо. Еле справляясь с дрожью, я беру поднос и словно на расстрел плетусь из кухни в гостиную. Я иду по гладкому полу, но, кажется, как по битому стеклу.

— Приятного аппетита.

Я останавливаюсь рядом с Замутом и Громовым, умещаю на столик поднос уже сервированный.

— Это что? — Громов смотрит на мой суп как на дерьмо и какой-то степени я с ним согласна.

Пячусь, крепко стискиваю зубы, скрещиваю два пальчика за спиной.

— Суп Якутский закат.

— Почему красный?

— Ну, так… закат же…

Замут первым берет ложку, и скептически наблюдая за яйцами в жижке, решается попробовать. Он направляет ложку в рот и замирает. Я замираю и утопаю в его пристальном взгляде. Чудовище с трудом проглатывает и тяжко вздыхает.

— Вкусно. Пиздец. Спасибо. — С каменным лицом говорит и откладывает ложку в сторону, видя, как Громов тянется за прибором. — Она в похлебку куркумы насыпала.

— Терпеть не могу куркуму. — Рычит главарь и сдвигает тарелку. — Убирай.

Я киваю и кидаюсь к столику. Несусь обратно на кухню выливаю в раковину суп. Я выливаю суп не только из тарелок, но и из кастрюльки, заметая следы фиаско. А в голове раздрай.

Зачем Чудовище меня выгородил перед Громовым? Ведь попробовав главарь мое угощение сразу все понял. От этого становится еще волнительнее.

Споласкиваю посуду и места себе не нахожу. Взглядом маятником рассматриваю интерьер, прислушиваюсь к каждому шороху.

Замираю, когда звук четких шагов, как на параде приближается к порогу. Чудовище возвращается и плотно закрывает за собой дверь. Он двигается плавно и контролирует каждое движение.

— Не нужны такие служанки Громову.

Строго говорит, останавливаясь почти вплотную. Он упирается в столешницу по обе стороны от меня, будто захватывая в капкан своих рук. Я чувствую, как вспыхивают мои щеки от стыда, а в груди разгорается пламя неизвестности.

— Вы убьете меня?

— Нет. Видишь ли… — склоняется к моему лицу, сканируя его детально. Изучает губы, улавливая мое дыхание. — Ты вызываешь слишком большой интерес у бойцов. И я не смогу быть рядом всегда… А они “голодные”. Сечешь? У них очень много дел и нет времени расслабиться. Мы с Громом решили временно определить тебя к другому человеку.

— К кому?

— Ко мне. А что ресничками захлопала? Здесь остаться хочешь?

Все что я хочу, это свободу и лично распоряжаться своей судьбой. Не быть марионеткой в жестоких войнах моего брата и Громова…

Подобно актрисе натягиваю улыбку. Я поднимаю ладошку и на свой риск касаюсь груди Чудовища. Совсем легонько, но так чтобы он почувствовал. Проскальзываю выше к плечу, шее. Дотрагиваюсь колкой щеки, поглаживая его лицо пальчиками.

— Спрячьте меня, пожалуйста. Только рядом с вами я могу быть в безопасности…

Я не нахожу в его глазах реакции восхищения на меня прекрасную, как рассчитывала. Напротив. Чудовище улыбается и смотрит иронично. Хитро прищуривается и медленно отстраняется. Он выпрямляет спину, двигаясь назад, а я не позволяю. Давлю ладошкой ему в плечо и практически висну на крепком теле как на скале. Не чувствую под собой опоры, словно внизу бездонная пропасть.

Я буду играть на струнах души Замута, как на арфе. Жестокие твари просто не оставили мне другого выбора, наградив статусом разменной монеты… Я должна подготовиться к воплощению кошмара, в котором Громов узнает о моем родстве с семейством Хамаровых.

С волками жить по-волчьи не только выть, но и грызться. После смерти отца именно этим я и занималась в доме брата. Да и сейчас приходится. Правда, не напролом, а уловками.

Закрываю глаза и привстаю на цыпочки, слышу тихий голос Чудовища:

— Вискарь в левом ящике нашла?

— Я абсолютно трезва…

Чуть приоткрываю рот и хорошо, что Замуту неизвестно насколько сильно колотится мое сердце. Тянусь к его лицу, перебарывая собственные страхи. Внезапно подпрыгиваю, и вся атмосфера контроля улетучивается мгновенно, когда Чудовище единым захватом припечатывает меня к себе. Он грубо стискивает, обжигая рукой мою спину. Второй касается затылка и наклоняясь дышит, окутывая мое лицо частыми порывами.

Он что-то шепчет, а я уже не слышу. В голове стоит пронзительный писк и лучше бы в эту минуту мне успокоительного. Замут станет первым мужчиной кто заберет с моих губ поцелуй.

Я чувствую, как его ладонь плавно скользит вниз и полностью накрывает мою ягодицу. Он сталкивает нас лбами и касается моего подбородка, еще выше приподнимая лицо. Я забываю, как дышать и трепет раскаленным вихрем заставляет гореть внутренности, когда Чудовище еле задевает губами мои. На самую малость, а после увлажняет, очерчивая языком их по контуру. Это… это невероятно.

Его губы такие мягкие, теплые. Горчат от ментола и табака. Но больше пугает то, что мне приятно и я не ощущаю отвращения хотя должна была бы. Чуть прикусывая, он затягивает мою нижнюю губу, потом другую, лаская поочередно. Рукой поглаживает зад.

Не умеючи пытаюсь отвечать, но, похоже, только веселю наемника. Он широко улыбается на секунду, дотрагиваясь кончиком носа моего. Я слабею и ноги превращаются в ватки. Не дай святые, чтобы Замут стал подозревать меня во лжи. Трясусь как одинокий листик на ветру, а Чудовище тянется за вторым поцелуем.

— Командир!

Сторонний голос звучит неожиданно, для меня во всяком случае. Я замираю, будто совершила что-то ужасное, греховное. Замут останавливает ласки. Он шепчет мне в рот, но адресует слова наемнику: