Ни она, ни Кит не могли сказать, сколько времени продолжалась ужасная осада. Вначале у них была вода, был рис и хворост для огня… Потом не стало ничего. Грэс не смела выйти из хижины за водой или какой-нибудь веткой… Она помнила свирепый и решительный вид трех гигантских коршунов, помнила выстрел шикари… затем — ничего больше.

Умственное усилие утомило девушку, и она снова забылась. Когда Грэс проснулась, день клонился к вечеру и весь лагерь был на ногах. Молодая англичанка чувствовала себя крепче, воспоминания яснее всплывали в памяти. Вдруг, как молния среди глубокой ночи, перед ней блеснула картина прошедшего.

…Маленькая комната со стенами из глины, роскошно меблированная. Посередине — англичанка, одетая в восточный костюм, прекрасная, как сновидение. Перед этой женщиной стоит другая — она сама, Грэс, в цепях, с лицом, запачканным грязью, в лохмотьях. Красавица смеется, детски радуясь: «Милая Грэс! Это ужасно! На что вы похожи! Где же ваш раджа?.. Опять вы молчите, упрямица! Но я возвращу вам свободу… сейчас. Том в крепости и надеется найти вас. Вот будет смешно! Друг вашего отца, один из его любимых субадхаров, берет на себя смелость проводить вас до английских линий».

Снова перед Грэс это жестокое лицо, эта зловещая улыбка… Дальше она не смеет вспоминать. Она знает, что есть еще что-то ужасное, но и этого уже достаточно… Она помнит только крик своего сердца, эту постоянную непоколебимую уверенность, служившую ей поддержкой в минуты крайнего унижения во всех ее испытаниях: «Том ищет нас! Том найдет нас!»

И Том действительно отыскал их в джунглях! Он вышел победителем из этой ужасной борьбы.

Ее взгляд упал на зеркало. Неужели это она, Грэс? Нет, это только тень, сон! А эта женщина с растерянным лицом, с растрепанными волосами — действительность! Она встала, качаясь, готовая упасть, но твердо решив не уступать усталости, прежде чем не смоет следов дней испытания и не наденет белого с голубым платья, которое предусмотрительный Гамбие-Синг захватил с собой. Потом она снова взглянула в зеркало и отшатнулась, так как в глубине своих глаз, под полузакрытыми веками, она видела выражение неизгладимого ужаса — что-то такое, чего не было в прежней Грэс. Между тем она чувствовала себя счастливее и спокойнее и была готова принять своего избавителя.

XXXV. Возвращение

Первое лицо, которое увидала Грэс, был Кит.

— Какая ты хорошенькая, Грэс! А меня одел Билли… Билли-шикари, который убил птиц. Том — знатный человек, как Дост-Али-Хан, только еще знатнее… Я обещал сказать ему, когда ты проснешься.

Он убежал, и почти вслед за ним Том приподнял полог палатки.

— Войдите! Войдите! — сказала Грэс, приподнимаясь. — Мне нужно видеть вас и поблагодарить.

— Последнего-то и не надо! — отвечал молодой человек, стараясь казаться спокойным. — Хорошо ли вам? Мои люди сделали все, что было возможно. Мне хотелось бы привезти с собой вашу матушку или одну из ваших сестер, но путь был слишком труден.

— Бедная мама! — с вздохом проговорила Грэс. — Чего бы я ни дала, чтобы увидать ее!

Девушка закрыла лицо руками, и слезы градом потекли по бледным щекам.

Через некоторое время раджа повел ее к столу среди ряда служителей, преклонявшихся до земли. Недавняя пленница почти ничего не ела, но потом все-таки почувствовала себя настолько крепче, что могла, опираясь на руку Тома, обойти стоянку. Пока девушка говорила или двигалась, она казалась спокойной, но лишь только оставалась одна в своей палатке, как темнота и окружающая тишина снова будили в ней страх. Перед глазами, неподвижно устремленными в одну точку, проносились ужасные образы. Кит, дремавший на постели, поставленной рядом с постелью Грэс, проснулся от ее порывистого дыхания. Мальчик взял ее за руку и, чувствуя, что она холодна как лед, побежал за Томом. Раджа зажег все лампы и опустился на колени возле Грэс.

— Около вас люди, любящие вас. Не падайте духом.

— Постараюсь, — грустно сказала девушка. — Мне хотелось бы еще увидать своих… в последний раз.

— Вы увидите их. Когда волнения кончатся, мы все вернемся в Англию.

— В Англию?.. Это имя — мир!.. Но вы, мой бедный Том, уже не найдете той Грэс, которую знали. Она умерла! Ее убил ужас!

— Грэс, вы терзаете меня! В своем теперешнем виде, с выражением ужаса в глазах, с измученной душой, вы еще в тысячу раз дороже мне, чем прежде!

— Я люблю вас, Том!

Девушка сказала это таким спокойным голосом, что у него кровь застыла в жилах.

— Я не хотела вам говорить этого, но времени так мало. Уже, может быть, завтра меня не будет здесь…

— Грэс, вы желаете умереть?

— Нет, друг мой, я хочу и буду жить, по крайней мере до тех пор, пока не увижусь со своими, с бедной Люси и матерью Кита. Но мысли у меня временами путаются. Не раз Кит говорил мне, когда я приходила в себя: «Грэс, ты была далеко отсюда!» Это случалось до смерти Рунджиа. Потом я вспомнила все до самой той минуты, когда вы нашли меня.

— Вы много выстрадали… Но теперь все кончено.

— Да, все кончено! — сказала она, закрывая глаза.

Том смотрел на нее, и сердце его сжималось от тяжелого предчувствия. Видя, что возлюбленная уснула, раджа вышел из палатки. Через час надо будет выступать. Все в лагере спало, костры догорали, и до слуха Тома доносился только монотонный шепот часовых. На небо выплыла луна. Том снова подошел к Грэс и увидал, что она лежит с широко раскрытыми глазами и губы ее улыбаются. Она уже не узнавала его… Она была «далеко».

Впоследствии Том Грегори вспоминал об этом возвращении в Гумилькунд как об одном из самых замечательных эпизодов своей жизни, полной приключений, а между тем оно совершилось без всяких задержек. Само Небо, казалось, благоприятствовало отважным путешественникам; воздух был менее ядовит, чем обыкновенно в это время года, и не перепадало тех ливней, которые делают дороги Тераи непроходимыми. Они шли маленькими переходами, и им понадобилось три дня, чтобы дойти через джунгли до дороги Магараджи. Тогда все ободрились, и ежедневные приказания исполнялись с веселой поспешностью. Вечером, после остановки, пришел Хусани. Благодаря воздуху на холмах, он оправился от лихорадки. Узнав, что цель экспедиции достигнута, Хусани заплакал от радости. Кит увидел его и вскрикнул. Грэс вздрогнула.

— Кто там? — спросила она.

— Хусани! Они, стало быть, не убили его! Грэс, можно ему войти?

Мальчик приподнял полог, и Хусани, раскрасневшийся от счастья, вошел, наклонив голову и сложив руки в знак почтения.

— Добрый Хусани! Я уже не думала увидеть вас в живых. Вы благополучно доставили других в Гумилькунд?

— Да, мисс-саиб, но в тот же самый день мы отправились в форт.

— В форт? Ах да, в форт Дост-Али-Хана, куда меня отвезли. Но меня уже там не было…

— Возблагодарим за то Высшего Духа, — сказал индус. — Форт разрушен. Дост-Али-Хан погиб, как дикий зверь в своем логовище. Женщина, которую звали Белой принцессой, убита…

Грэс закрыла лицо руками. Когда девушка отняла их, она была страшно бледна.

— Вивиан умерла? Господи, сжалься над нею! Все к лучшему. Помните, Хусани, что это тайна между вами, мною и раджой. Пусть все думают, что она была пленницей. Завтра мы еще увидимся с вами.

Раджа подробно расспросил Хусани, о чем с ним говорила Грэс. Потом к ним присоединился Баль-Нарин. Прибыл гонец с известием о важной победе, одержанной войсками гурка, следствием которой было полное замирение всей области между царством Уад и границами Непала. Торжествующий Гамбие-Синг приглашал раджу навестить его в лагере близ Каунпора, откуда обещал дать ему конвой, чтобы проводить до Гумилькунда, так как местность, по которой предстояло идти, не была еще вполне безопасной. Дели тем временем был взят приступом англичанами, но крепость Лукно еще находилась в руках бунтовщиков.

После последней остановки в Тераи маленький караван вступил в обширную земледельческую область Северного Индостана, занятую англичанами и гурка. Молодой раджа, путешествовавший в индусском костюме, но уже не скрывавший своего европейского происхождения, покорял все сердца своим достоинством и приветливостью. Еще до сих пор многие из местных обитателей верят, что в нем было что-то сверхъестественное. Он сделал небольшой круг, чтобы посетить Гамбие-Синга, встретившего его чрезвычайно приветливо. Баль-Нарин получил награду, которую принял скромно, говоря, что служил только орудием в руках богов и демонов, покровительствовавших радже. Наконец, по желанию Гамбие-Синга, его представили Грэс, которая трогательно благодарила за помощь в поисках.

В этот день девушка чувствовала себя лучше, а надежда на скорое свидание с родными, хотя и не рассеявшая вполне облака печали на лице хрупкой англичанки, придавала ему необыкновенно трогательное выражение. Ее нежная красота, приятный голос, чудный цвет лица произвели неизгладимое впечатление на молодого офицера.

Смуглое лицо Гамбие-Синга светилось необычайным энтузиазмом, когда он выходил вместе со своим другом раджой из палатки Грэс.

— Несколько дней тому назад я не мог понять вас, брат, — сказал он, пожимая руку Тома. — Теперь мне все ясно. Это прекрасная и благородная женщина. Ради нее с радостью можно пожертвовать жизнью! Сознание, что я содействовал ее спасению, будет для меня одним из лучших воспоминаний…

Помолчав, он прибавил задумчиво:

— Это у вас общий тип? Много у вас в Англии таких женщин?

— Много таких же прекрасных, честных и мужественных, но для меня, конечно, нет равной ей во всем свете…

— В таком случае я понимаю величие вашей нации, — заключил Гамбие-Синг.

XXXVI. Прибытие в Гумилькунд

Храбрая горсть гурка, получившая подкрепление от английских войск, должна была направиться к югу, чтобы отрезать отступление корпусу бунтовщиков, которые, избегнув сабель и ружей отряда Гавелока, искали убежища в горах. Но Гамбие-Синг не хотел отпустить друзей без достаточного конвоя и, кроме того, снабдил их всем, что могло способствовать их комфорту. Гонец привез подробности о взятии Дели: город был взят приступом, король пленен, войско рассеяно. Если восстание и не было еще подавлено вполне, то, во всяком случае, можно было ожидать развязки в непродолжительном времени.