неизвестен Автор - Наследник раджи

— Чего вам надо от мирных путешественников?

— Открой полог! — грубо приказал начальник. — У тебя там феринджи.

— Это святые женщины, ночью едущие к священной реке, чтобы выполнить данный обет.

Сипай расхохотался:

— Выдумай другую сказку, сын ослицы! Мы на свой риск взглянем, какого цвета их лица.

Он оттолкнул Хусани и протянул руку к пологу. Несчастные женщины закричали и, выскочив из повозки, упали на колени. Грэс, вся дрожа от ужаса, сдержала крик, который готов был вырваться у нее, и, прижав к себе Кита, чтоб он ничего не видел, приподнялась наполовину из травы. Ее спутницы сделали несколько шагов, намереваясь бежать, но, увидав, что враги окружают их, стали молить о пощаде.

Снова раздался голос начальника:

— Мне нужна одна из вас. Я отпущу всех с миром, если вы мне скажете правду. Между вами дочь этого воплощенного дьявола, которого зовут генералом Эльтоном. Я послан, чтобы взять ее. Пусть она сдастся, другие могут ехать дальше.

Дрожащая группа женщин замерла на месте, проводник же бросился вперед:

— Ее нет здесь!

— Ты лжешь, изменник!

— Клянусь бородой пророка, я говорю правду. Чтоб ты успокоился, я назову тебе женщин по имени. Отпусти их…

— Довольно! — с ругательством и злым смехом крикнул сипай. — Если она ускользнула, пусть эти поплатятся.

Он подошел, подняв саблю. Но в ту же минуту возле него раздался приятный ясный голосок, будто нисходивший с неба:

— Им не за что платиться. Вот я!

Это было сверхъестественное явление — так по крайней мере рассказывал Хусани своему господину, с рыданиями отчитываясь в выполнении данного ему поручения.

Бледная, но гордая, как королева, с глазами, сверкающими из-под опущенных ресниц, девушка, не боящаяся смерти, встала перед врагами.

— Вот я, — сказала она твердо. — Позвольте мне сказать несколько слов другу, который охранял меня, а потом, если в вас есть хоть капля жалости, убейте меня.

Глубокое молчание было ответом на эти отважные слова. Никто не смел прикоснуться к девушке. Ее мужество нашло дорогу даже к сердцам этих дикарей.

Она спокойно подошла к подругам, оцепеневшим от ужаса, и по-английски сказала им, чтобы они снова сели в повозку.

— Кит здесь недалеко. Я уговорила его посидеть смирно. Вы найдете его, когда солдаты уйдут. Я скажу вам то, что не решалась доверить вам раньше. Вы едете к англичанину, моему дорогому другу. Передайте ему, что я люблю его, благодарю за все сделанное для меня и что до последней минуты помнила о нем. Поцелуемся, и прощайте!

— О, Грэс, Грэс! Мы не можем расстаться с вами! Лучше умереть всем вместе!

— Да, слава богу, всегда можно умереть! — сказала девушка с особенной торжественностью. — Ты знаешь, Люси, что у меня есть надежный яд, — передай это моим родителям и скажи, как я их любила.

Несчастный Хусани бросился в ноги начальнику:

— Она лжет, ваше сиятельство, она лжет, чтобы спасти других. Она не дочь генерала, она сестра моего господина, раджи гумилькундского. Отпустите ее с нами, и мы будем благословлять вас до конца нашей жизни.

Грэс дотронулась до его руки:

— Оставь, друг Хусани. Они сильнее нас. Я пойду за ними, а ты из любви ко мне спаси моих подруг и Кита.

Раздался крик. Грэс ломала себе руки. Обезумевший от страха ребенок бежал к месту, освещенному факелами. Один из сипаев схватил его. Женщины закричали.

Хусани удержал солдата за руку:

— Стой! Это девочка! Отдай ее!

Свет факелов падал на длинные золотистые волосы и тонкие черты малютки. Среди сипаев пробежал ропот сожаления. Ребенок, очутившись на свободе, бросился к Грэс.

— Ступай к Хусани, — сказала она. — Он отнесет тебя к маме.

— Нет, нет! Я хочу остаться с вами! — кричал мальчик, уцепившись за девушку.

— Нет, Кит, это невозможно! Боже мой, это убьет меня! Хусани, унеси его силой!

— Довольно! Взять их обоих, — распорядился начальник.

Подали носилки и приказали Грэс сесть в них. Она сделала последнюю попытку отдать ребенка, но он судорожно ухватился за нее. Занавеси спустили, четверо крепких носильщиков взялись за шесты. Два сипая с факелами встали по сторонам носилок, всадники и пешие окружили их плотной толпой, и шествие двинулось быстрым шагом…

Грэс залилась слезами, и Кит опустил руки.

— Зачем ты здесь, мальчик? — сказала она. — Если бы ты остался с мамой, ты был бы спасен.

— А я хочу быть с вами! — отвечал Кит. — Разве я трус, чтобы отпустить вас одну? Теперь я стану защищать вас!

Во время секретного совещания с министром раджа в первый раз не разделил взглядов своего советника. Послание Дост-Али-Хана к радже было следующего содержания: «Завтра англичанка, которую вы ожидаете, будет в моей власти. Приезжайте за ней сюда: Ганес укажет вам дорогу».

Серьезно обдумав положение дел, Том решил, что надо последовать неожиданному приглашению, уверенный тем более, что не успокоится ни на минуту, пока не узнает истины. Чундер-Синг, подозревавший коварные козни со стороны Дост-Али-Хана и знавший, что он старается нарушить добрые отношения между англичанами и Гумилькундом, пытался удержать молодого правителя от опрометчивого шага. Произошел горячий спор. Министр выказал признаки неповиновения, скрытого под самым почтительным способом выражения, но под бархатной перчаткой чувствовалась железная рука. Он дал понять Тому, что, приняв бразды правления, тот уже весь отдался своему народу, и в случае нужды найдутся люди, способные защитить его от самого себя. Последняя поездка раджи возбудила ропот, и народ не желал допустить, чтобы его государь рисковал жизнью без необходимости. Ответственность падет на него, Чундер-Синга.

Когда Том понял смысл речи своего министра, страшно рассердился. Забыв на минуту восточную невозмутимость, приобретенную им путем таких усилий, он разразился чисто английским взрывом гнева. За кого его принимают? Или воображают, что он позволит кому-нибудь давать себе приказания? Чундер-Синг слушал его с невозмутимым хладнокровием. Разговор еще не окончился, когда Том услыхал легкие поспешные шаги в соседней галерее. Приподняв портьеру, в комнату вбежала Аглая и бросилась на шею своему другу:

— Ганес говорит, что они едут.

Сзади девочки показался Ганес.

— Ваше сиятельство, — сказал он, преклоняясь до земли, — Хусани прислал известие…

— Ну и что же?.. Говори, ради бога!

— Он уже в городе. Он везет беглецов из Ноугонга…

— Слава богу!.. Где же они?

— Мэм-саиб едут в повозке, которая подвигается медленно. Посланный уехал, когда они были у Княжьих ворот.

— Вели оседлать лошадь. Я поеду им навстречу! К счастью, что я послушался вашего совета, дорогой мой Чундер-Синг, вы всегда правы.

Легкими шагами, будто освободившись от тяжелой заботы, молодой раджа сбежал по мраморной лестнице во внутренний двор. Ночь была темная, но по обе стороны лошади, которую уже подвели, стояли люди с факелами.

Одним прыжком Том вскочил в седло и пустил коня рысью по красивой базарной площади, совершенно пустынной в это время. Тяжелый запах мокрой травы и увядших цветов наполнял воздух. Тому казалось, что он не перенесет своей радости — так она была велика, и быстрые сильные скороходы с факелами едва поспевали за ним.

Еще несколько минут — и Том увидал крытую повозку, медленно двигавшуюся по дороге, людей с фонарями, окружавших ее, а впереди — молодца Хусани, державшего буйволов в поводу.

Раджа пришпорил лошадь. Повозка остановилась, и Хусани подошел, почтительно склонив голову.

— Все благополучно, Хусани?

— Ваше сиятельство, ваш слуга сделал все, что мог.

— Знаю. Но не мучь меня. Она спасена?

— Саиб, она под охраной милосердного Бога.

— Умерла!

— Я сейчас все расскажу вам, господин. В повозке три дамы-англичанки и ребенок, умирающие от голода и усталости. Не хотите ли повидаться с ними?

Голова раджи опустилась на грудь. Силы изменили ему. Наконец он подъехал к повозке.

Из-под полога показалось бледное, обрамленное белокурыми волосами личико Люси.

— Где мы? Зачем ты остановился?.. Теперь конец?

— Конец вашим несчастьям?.. Надеюсь, сударыня.

— Английская речь! Слава богу!

— Речь и сердце соотечественника, на которого прошу смотреть как на брата.

Голос Тома прервался. Он знаком показал Хусани, чтобы тот тронул буйволов, а сам пошел за повозкой пешком, будто провожая в могилу молодость и счастье.

Во дворце все было приготовлено для принятия путешественниц. Радушный и серьезный прием тронул их, но когда раджа протянул, здороваясь, руку Люси, она разрыдалась.

— Нельзя ли сделать что-нибудь для Грэс?

— Жива ли она еще? — спросил Том.

— Да… да… и мы дали увезти ее, после того как она столько сделала для нас!.. Никогда не прошу себе, что не последовала за ней…

— Я переговорю с Хусани… и попытаюсь, — сказал Том прерывающимся голосом. — Но извините меня: я не могу говорить теперь, и вам надо отдохнуть.

Оставив дам на попечение Аглаи и Сумбатен и послав за английским резидентом, Том приказал наконец призвать Хусани.

— Расскажи мне все!

— Если смогу, — отвечал бедняк, — но господин не будет бранить меня: я все старался сделать как лучше.

Он рассказал тогда все, что уже известно читателю.

— Она сама, господин! Сама! Услыхав угрозы субадхара, она выдала себя. Что мог я сделать?

— Ничего, мой бедняга Хусани. Теперь я должен действовать.

— Нет, господин, вы не знакомы с местностью и не можете сделать то, что я сделал. Если вы догадываетесь, кто увез ее, скажите мне! Я по крайней мере узнаю, жива ли она и каково ей. Вы не думайте, что я отправлюсь так, как есть. Вы не знаете, какие уловки бывают в запасе у индуса. Помните вы, как Субдул-Хан пробрался в неприятельский лагерь?