Как только все закончилось, невероятная волна стыда накрыла меня с головой и поглотила. Я почувствовала себя такой грязной, что почти буквально ощутила на себе липкую противную корку. На губах оставался смешанный вкус, послевкусие нашей обоюдной страсти. Кирилл трахал меня в рот, а потом поцеловал и заставил кончить от собственных пальцев. Нет, не так — я сама насаживалась ртом на его член, удовлетворяя его желания. Понятиями можно было играться долго, но я предпочла посмотреть правде в глаза и признать ее.

Мне понравилось. Выполнять его приказы, ублажать, чувствовать его вкус и слышать протяжные стоны, понимая, что могу доставить удовольствие. Не знаю, чего мне так не хватало в прошлой жизни до него и что со мной не так, раз практически незнакомый мужик враз сделал меня своей развратной послушной куклой. Стало противно, мне до жути не хотелось знакомиться со своей новой версией. Но вот что плохо с самосознанием — мы не умеем прятаться от собственных мыслей.

То, как мягко коснулся его палец моей щеки, привело меня в чувство и заставило вздрогнуть. Не сразу поняла, что он стер слезу, скатившуюся по щеке и уже почти высохшую. Эта ласка была мне непонятна, я ожидала едких комментариев и превосходства в голосе, ведь он меня сейчас победил и низвергнул, утвердил свою волю надо мной, рабыней своих желаний.

Я молча подняла на Кирилла заплаканные глаза, уставившись на него немигающим взглядом. Мне отчего-то захотелось понять, о чем он думает. Считает меня теперь шлюхой и радуется? Или жалеет о том, что привел в свой дом? Может, он хотел сопротивления, насилия? Потеряет ли теперь интерес? Как сложно притираться к человеку, которого совсем не знаешь. Сложно понимать и считывать его реакции. Не знать, доволен он или зол.

Его взгляд был нечитаемым. Он просто рассматривал меня, как будто видел впервые. Губы саднило, в уголках рта я почувствовала боль и попробовала языком дать хоть каплю влаги своим пересохшим губам. Кирилл заметил это мое движение и тоже облизал сухие губы. Кажется, мы знатно сейчас истощили ресурсы влаги своего организма.

— Ты хорошо постаралась, — наконец заговорил Кирилл странно надтреснутым голосом. И даже если на него произошедшее подействовало таким образом, то что говорить обо мне. Наверное, я и двух слов связать не смогу, тем более я совершенно не знала, что сказать. Похвалил, как собачку, выполнившую команду, разве что по голове не потрепал.

— Можно я пойду к себе? — попросила я, надеясь, что горячий душ смоет ощущение испачканности не только с тела, но и с меня самой. Глупая надежда, но я вдруг уцепилась за нее, изрядно устав и ощутив, что больше не могу стоять в коленопреклоненной позе. Более унизительного положения невозможно было придумать.

— Хочешь сбежать? Так быстро? — Кирилл подхватил меня за подмышки и поднял, вставая вместе со мной. — Даже ничего не скажешь?

Ноги все еще плохо меня держали, поэтому пришлось схватиться за его широкие плечи. Кирилл в это время заправил сникшую плоть в брюки, тем самым несколько меня успокоив. Хотя бы временно можно было расслабиться. Правда, одного его присутствия достаточно, чтобы постоянно держать меня в тонусе.

— Что ты хочешь услышать? Ты получил, что хотел, теперь отпусти меня спать. Я устала. А тебе бы не помешало провериться у доктора. Я видела, как ты морщился от боли.

— Заботишься о моем здоровье? — удивленно вскинул он брови и усмехнулся, потирая щетину на подбородке. Она придавала ему еще более бандитский вид. — Это похвально для невесты. По твоему взгляду не скажешь, что ты хочешь мне добра.

— Я не хочу твоей смерти, если ты об этом, — отчего-то мне захотелось дать честный ответ. — Сегодня у меня была возможность на какое-то время понять, что я без твоей защиты осталась бы совсем одна с ребенком. А на нас с отцом и братом висел бы долг в пять миллионов.

Какие-то размышления отразились во взгляде Булацкого, он нахмурился.

— Кто тебе сказал, что Хасановы поставили твоего мужа на счетчик? У Олега хлебало открылось не по делу?

Перепугавшись, я сглотнула, заметалась взглядом по помещению, боясь реакции Кирилла, если он узнает, что я подслушивала. Но и Олега я не хотела подставлять, он не сделал мне ничего плохого. На чаше весов стояла собственная безопасность и, возможно, жизнь якобы болтливого помощника. Я уже убедилась, как скор Булацкий на расправу, его методом был только кнут, никакого пряника. Поэтому я решила перевести огонь на себя, ведь вряд ли он сделает мне что-то действительно плохое, пока я ношу его ребенка.

— Когда кавказцы были здесь, я случайно оказалась возле гостиной и услышала, как ты с ними разговаривал. Во время ваших переговоров мелькнуло имя Андрея, и тогда я узнала про долг. Олег мне ничего не рассказывал, мы вообще не общались. Не трогай его, пожалуйста.

— Хорошо, — кивнул Кирилл, слабо улыбнувшись, — я передам ему, что о нем ты тоже беспокоишься. Сердобольная Есения, спасительница сирых и убогих, — поддел он меня, подавая руку. — Ладно, пойдем. Предлагаю уже лечь спать, день был крайне тяжелым, а завтра мы вылетаем.

Я с радостью оделась, а Кирилл даже помог мне. Смущаться у меня уже не было сил.

— Ты не злишься, что я подслушивала? — удивилась я, охотно следуя за ним в сторону своей комнаты. Наконец-то смогу уединиться и унять зуд беспокойства.

— Я тебя не заметил, как и мои гости. И это главное. Было бы хуже, если бы ты объявила о своем присутствии. Не переживай о долге, считай, что он уплачен. Можешь не говорить спасибо, — со смешком заметил он, когда понял, что я продолжаю молча идти вперед. — Ты уже расплатилась за него.

Не знаю, какой черт снова дернул меня ответить Кириллу словами, пришедшими на ум в этот момент:

— Тогда это был самый дорогой минет в истории.

Он остановился и недоуменно посмотрел на меня, губы растянула залихватская улыбка.

— Есения Черняк — и юмор? Похоже, я на тебя благотворно действую. Что же будет дальше?

— Кирилл, дальше я пойду спать, — вздохнула я, не желая разделять его веселость. — Мы с юмором не особенно дружим, тем более сейчас я не в настроении шутить. Даже не знаю, зачем сказала эту глупость.

— Возможно, настанет день, когда ты сможешь держаться со мной непринужденно.

— Не думаю. Не в этой жизни. Сейчас я очень хочу, чтобы ты оставил меня одну, — чуть ли не взмолилась я, оказавшись около входа в свою комнату.

Он помрачнел и кивнул, открывая дверь и пропуская меня внутрь. Сам же остался стоять на пороге. Кажется, он мешкал и на что-то решался, но я, боясь, что он вдруг надумает опять смущать меня своим присутствием, молча взяла и захлопнула дверь перед его носом. Потом опустилась на пол, сползая вниз по двери. Вслушиваясь в глухие шаги уходящего Булацкого, даже не нашла в себе сил подняться и свернулась калачиком на полу, подтянула под себя ноги и лежала так долго-долго, пока не поняла, что могу наконец дышать и двигаться дальше. Кирилл Булацкий пока еще не уничтожил меня, я не умерла, после того как снова поддалась страсти, но вот уважение к себе точно потеряла.

Глава 21. Кирилл

— Я хочу, чтобы ты поехала вместе с нами и потом, когда я уеду, присмотрела за Есенией и Соней.

Сидя напротив Нелли в своем кабинете, Булацкий решил ввести ее в курс дела. В этот поздний час кроме них вряд ли кто-то бодрствовал. Пьянка закончилась, все разъехались по домам, но Нелли осталась, как-то незаметно слившись с обстановкой этого дома.

Кирилл задумчиво рассматривал усталое лицо подруги, задаваясь вопросом, как она относится к переменам в его жизни.

Она съездила домой и оделась скромнее, чем в прошлый раз. Обычный деловой костюм. Черная юбка-карандаш, белая блузка, расстегнутая всего лишь на одну пуговицу. Непрозрачная, никакой провокации. Волосы убраны в нарочито небрежный пучок. Сама деловитость и официоз.

Такая постановка вопроса Кирилла полностью устраивала, и разговаривать с Нелли в роли пиар-менеджера было гораздо проще. Неужели ему показалось, что ей взбрело в голову перевести их отношения на другой уровень, который он давно обговорил с ней как невозможный?

— Не хочешь сперва поинтересоваться о моих планах? Может, я не могу отлучиться? — несколько рассерженно спросила Нелли, скривив гримасу, чем привела Кирилла в недоумение. Какие-то странные игры, бесполезные и непонятные.

— Я тебя нанял, хочу напомнить. Так в чем дело? Ты бы сопровождала меня в поездках так или иначе. И обязалась ознакомить мою будущую жену со всем, что ей в этой роли потребуется. Ты что-то имеешь против?

Нелли сжала губы в тонкую полоску и мотнула головой в отрицании, но от Булацкого не укрылось, что чем-то она недовольна. Пока он размышлял, допытываться или проявить такт, Нелли встала с места и взяла сумочку, выудила оттуда пачку сигарет.

— Не против, если я закурю?

Он был бы против, захоти его женщина стать ходячей пепельницей, но Нелли имела полное право губить свое здоровье, поэтому он молча кивнул, рассматривая ее проницательным взглядом. Курила она манерно, словно позировала для обложки журнала, но прошли те времена, когда курение было в моде, а сигарета у рта женщины считалась сексуальной и воспринималась как эдакий фаллический символ.

Кирилл предпочитал, чтобы у его женщины было свежее дыхание. Так некстати вспомнился поцелуй с Есенией. Яркое воспоминание пронзило вспышкой и устремилось горячей стрелой в пах. Их поцелуй был сумасшедшим фейерверком, бабахнувшим на пике их общего оргазма.

Он до сих пор ощущал ее нежный женственный вкус на губах, хотел ее снова, несмотря на то, что она очень постаралась, чтобы доставить ему удовольствие. Булацкий шумно выдохнул, пытаясь прийти в норму и из жарких воспоминаний возвратиться к скучному деловому разговору и дымящей сигаретой женщине. Она изучала его пытливым взглядом, и он вопросительно приподнял бровь, побуждая ее озвучить мысли.