— Вы не ответили на вопрос. Какие конкретно вещи вам привезти из дома? Что вам необходимо? — настаивал Кирилл, переводя разговор в деловое русло и пресекая ненужные препирательства. Парень заметно растерялся. Вряд ли Кирилл неправильно оценил его потребности. Он распорядился забрать из комнаты брата Есении всю технику, одежду и медикаменты. И сомневался, что там осталось что-то жизненно важное, разве что попранная гордость парня.

Пока он тушевался, на сцену выступил отец Есении. Кирилл покопался в памяти, вспоминая отчеты, собранные на семью Воронцовых. Евгений Платонович с женой родили детей уже в зрелом возрасте. Рождение двойни подкосило здоровье женщины, и вскоре она умерла. Сиротами занималась мать по отцовской линии.

Евгений Платонович казался простым мужиком, спокойным и неспособным на скандал. Было заметно, что он крайне неуютно себя ощущает и даже стесняется скромного вида — простых серых штанов и растянутого цветастого свитера, все время поправляет седую шевелюру. Зря. Кирилл никогда не делил людей по категориям и считал, что богатство дает не преимущества перед другими, а обязанности. Именно поэтому он решил стать мэром — чтобы обеспечивать лучшую жизнь таким вот простым работягам. А толстосумы и без его помощи обойдутся.

— Я думаю, нам лучше вернуться домой, — спокойно объяснял Евгений Платонович, сканируя Кирилла немигающим стальным взглядом. — С Есей.

— Вы не слышали? Дома вам грозит опасность. Что вам нужно? Скажите, если мои люди что-то забыли в вашем доме.

— Курей, гусей забыли. Урожай мой выбросить, что ли? Ягоды, овощи, яблоки, — резко спросил мужчина. — Инструмент даже убрать не успел. Гришка сосед все потырит.

Кирилл выслушал эту фразу и еще раз прокрутил в голове, пытаясь осмыслить важность выданной ему информации. Выращенный собственноручно урожай и голодных курей он отцу Есении не заменит. Потерев подбородок в задумчивом жесте, он предложил компромисс:

— Если я своих парней отправлю вместе с вами в качестве охраны и помощников, такой вариант устроит?

Отец и сын переглянулись. Они явно не привыкли к благотворительности и всегда полагались на самих себя. Кириллу ничего не стоило помочь этим людям, но он прекрасно знал, насколько гордыми могут быть бедные, и не хотел давить. Вместе с тем нужно было выполнять обещанное: безопасность всех членов семьи, новый дом и лечение Александра. Постепенно, шаг за шагом. Эта семья еще поупрямится и потреплет ему нервы.

— Я не знаю даже… — неуверенно начал Евгений Платонович и осекся, увидев, как сестра хозяина дома и его сын уткнулись колесами колясок, как два барана — рогами. Удивленно приподнял брови.

— Кирилл! Я не буду жить в одном доме с этим неандертальцем! — вопила его милая тихая сестра, заставляя волосы шевелиться на затылке.

— Что такое, Соня? У тебя целое крыло. При желании можете вообще не пересекаться, — устало вздохнул Кирилл.

— А если он врубит музыку на всю катушку? Посмотри на его футболку. Он же «Нирвану» слушает.

— Для этих целей у нормальных людей есть наушники, — процедил парень, а Кирилл закатил глаза, почувствовав себя воспитателем в детском саду. Эти двое впервые друг друга видят, а уже что-то не поделили.

— И все же я хотел увидеть дочь, — бубнил Евгений Платонович, подойдя ближе к Кириллу. — Я не совсем понимаю, что происходит. У Еси есть муж. Что с Андреем?

«Объелся груш», — зло подумал Кирилл, снова с завидным терпением поясняя:

— Для блага вашей семьи лучше воспользоваться моим покровительством. Есения отдыхает наверху. Скоро она спустится и все объяснит. После мы отправимся в больницу.

— В больницу?! Саша, что такое? — испугался отец Есении, и Кирилл понял, что тот не в курсе беременности дочки.

— Ваша дочь ждет от меня ребенка, — объявил он во всеуслышание, но молодняк продолжал спорить, а Марта Рафаиловна шушукалась с Нелей.

— Но…

— Я вам все потом объясню, но прошу не нервировать дочь, не расспрашивать о муже и прочем, — сказал он, облекая фразу в сталь.

— Я уйду из дома, если он тут поселится! — снова привлекла внимание сестра, а другие женщины кинулись ее успокаивать. Евгений Платонович с серьезным видом направился делать выговор сыну. А Кирилл, понаблюдав за этим современным Вавилоном, прошел в холл, встречая там водителя и телохранителя Алексея. Высокого крепкого парня с манерами бульдога.

— Лёш, скоро ты мне понадобишься. Поедем в больницу. Что там с Воронцовыми? Чего не дали им время собраться?

— Дали, но они не собирались. Занимались молча своими делами. Пришлось настаивать…

— Ладно. Ты…

Что-то упало, послышался звон и женский вскрик. Кирилл бросился обратно в гостиную.

Кажется, его ждут веселенькие деньки с новыми родственниками…

Глава 10. Есения

Я плыла в зыбучем мареве дремоты, не желая пробуждаться от спасительного сна. С таким трудом уснула, поджав под себя ноги и чувствуя между ними неприятную прохладную влажность и пустоту. Кирилл Булацкий напомнил мне снова, что я — молодая женщина. Лежала с закрытыми глазами и думала не о своих насущных проблемах, таких как пропавший муж и потеря работы, а о себе, о потерянной молодости и о том странном состоянии, в котором пребывала несколько лет.

Я словно стала роботом, который автоматически выполнял заложенную в него программу. Только и делала, что ходила на работу, помогала родным и ждала Андрея, сидя у окна. Забыла о своих интересах, планах и мечтах.

Сложно было понять, когда началось подавление собственных желаний, откуда взялось апатичное поведение. Наверное, стоило обратиться мыслями к детству. Ведь, как говорят психологи, все проблемы идут оттуда. Когда-то тогда случилось событие, сделавшее яркую девочку с амбициями тихой скромницей.

Я помнила, как ребятня во дворе издевалась над тем, что у меня нет мамы, а я не понимала, как у них язык поворачивается смеяться над моим горем, чувствовала себя неполноценной и одинокой. Папа водил меня на бальные танцы, мне так нравилось кружиться с партнером по паркету, чувствовать, как легко я движусь, словно парю над полом. Куда же делись эти мечты? Почему я их похоронила и выбрала настолько банальную профессию? Цифры — что может быть скучнее?

Был еще один всплеск жизненной трясины, когда я попыталась выбраться на свободу и последовать за мечтой, захотела отправиться в лагерь наподобие скаутского: выживание в лесу, ориентирование на местности, спортивные игры. Но Саша, узнав о моих намерениях, выразил желание тоже поехать. И я уступила, осталась вместе с отцом, не пожелав бросать его одного и пожертвовав очередной своей мечтой в угоду желаниям других. Впоследствии я не раз заталкивала вглубь себя грезы и фантазии, не позволяя им даже появляться.

Я все же очнулась от тяжелого сна и машинально стала водить рукой по подушке. Привыкла искать Андрея, он часто появлялся рядом со мной ночью, и я утыкалась в его горячее плечо щекой, черпала спасительное тепло. Мне постоянно было холодно. Вот и сейчас я мерзла и не могла никак согреться. Но впервые мне стало не наплевать на свое состояние, потому что я готовилась стать матерью. Я обязана была сохранять спокойствие, чтобы оно передавалось ребенку. Но вместо этого сотрясалась от дрожи и страха.

Кажется, Кирилл что-то говорил про больницу, и я даже обрадовалась, что вскоре там окажусь, пройду обследование. Возможно, наконец-то узнаю, отчего постоянно мерзну, и обязательно поинтересуюсь, не навредит ли это ребенку. Мне не нравилось лежать на чужой постели. Несмотря на странную запретную тягу к Булацкому и решение забыть мужа, я хотела отсюда убраться и оказаться в палате, где Кирилл не будет тянуть ко мне свои жадные руки и пробуждать во мне неправильные, опасные и разрушительные желания.

Так странно, что мне снова потребовалось уединение, тогда как я, по сути, долгое время была одна и варилась в вязком сиропе одиночества. Кажется, Булацкий открыл какой-то шлюз для глубоко запрятанных мыслей. Теперь они прорвались наружу и затопляли, затопляли сознание, не давая сосредоточиться и понять, что мне нужно в первую очередь.

Я должна была думать о ребенке, муже, отце и брате, но отчего-то все внутри вопило диким голосом, что я в кои-то веки должна подумать о себе, только о себе! Сколько можно думать о других?

Не справившись с этим бурным потоком мыслей, я решила пойти на поводу у своих физических потребностей. Умылась в красивой ванной с дорогим ремонтом, привела себя в божеский вид, намереваясь спуститься вниз и найти Кирилла.

Бесшумно шагая по толстой ковровой дорожке, я шла вдоль широкого коридора с рядом дверей, недоумевая, зачем бессемейному человеку такой дворец, гадая, откуда взялось это богатство, не на крови ли оно создавалось, и как мне смириться с осознанием того, что я и мой ребенок, возможно, будем жить на кровавые деньги бандита.

Мне казалось, что я заперта в роскошно обставленной тюрьме, задыхаюсь от безысходности, зачеркиваю крестики-дни, хотя заключение даже еще не началось. Оно еще не началось, а я уже мечтаю о свободе.

Все здесь было чужим, непривычным, слишком вычурным и с нарочито бросающимся в лицо шиком. Я бы тут все переделала, убрала бы помпезную лепнину, придала бы современный облик темным мрачным помещениям.

Господи, откуда во мне уже взялись эти мысли супруги богача? Я здесь пока никто и звать меня никак, а что-то уже планирую. Кирилл быстро потеряет ко мне интерес, видя, как мало я похожа на развратную девку из той ВИП — комнаты. Обычно быстро вспыхнувший интерес так же стремительно гаснет, как только объект охоты сдается и беспомощно поднимает лапки.

В этом-то и заключалась главная проблема. Я четко понимала, что я сама по себе ненадолго удержу внимание Булацкого, и только ребенок придает мне хоть какой-то ценности. И если я не постараюсь стать лакомым куском для этого мужчины, то он избавится от меня, как только я рожу, закопает где-то в лесу, и ничего ему за это не будет.