Трейси Уоррен - Наслаждения герцога

— А, к-как получилось, что вы сюда приехали? — спросила она. — Как вы вообще узнали, что я здесь?

— Вас увидел Грешем. Он курил в саду, когда ты ушла с бала.

— О!

— Он тут же нашел меня, но до того предусмотрительно отправил слугу следить за вами. В противном случае…

Он замолчал: ему тяжело было еще раз думать о том, что могло бы произойти. Сжав руки в кулаки, он усилием воли прогнал эти мысли.

— Похоже, — сказала она очень тихо, — что мне надо благодарить еще и лорда Грешема. Я сделаю это, как только смогу.

По ее телу снова пробежала дрожь.

— Тебе холодно? — спросил он.

Она покачала головой:

— Просто устала. Время уже позднее.

Это была правда. Почти два часа ночи, если он не ошибается. Путь в Лондон будет очень долгим и утомительным. Однако он не собирался отправляться в обратный путь, по крайней мере до тех пор, пока в его отношениях с Клер не будет полной ясности.

— Неужели между нами все так плохо, Клер? Неужели мысль о том, чтобы стать моей женой, настолько тебе отвратительна, что ты готова бежать с подлецом, лишь бы избежать свадьбы?

Ее лицо побледнело, губы приоткрылись, но она не проронила ни звука.

— Ты можешь сказать мне правду. — Подойдя к ней, он взял ее за плечи. — Между нами не должно быть никаких тайн, никаких преград. Будь откровенна и не думай о моих чувствах. Если ты меня ненавидишь, так и скажи. Говори прямо — и давай с этим покончим.

Ее глаза были полны боли.

— Нет, я вас не ненавижу.

— Тогда тебе ненавистна сама мысль о браке со мной? Почему? Почему ты снова и снова отказываешься стать моей супругой? Чего ты хочешь? Объясни мне!

Она замотала головой, отказываясь отвечать.

— Говори, Клер! Скажи мне, что тебе надо на самом деле!

Мгновение ему казалось, что она не станет отвечать. Но внезапно ее глаза заблестели и наполнились слезами.

— Мне нужен ты! — отчаянно вскрикнула она. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты тоже меня любил!

Он медленно направился к ней.

— Ты сильно недооцениваешь себя, если думаешь, что я смог бы когда-нибудь от тебя отмахнуться.

— Почему же нет? Прежде ты уже это делал!

— Прежде? Когда именно?

Она покачала головой:

— Это не имеет значения.

— Напротив, это важно.

— А когда вы этого не делали, ваша светлость? Мне уже двадцать два года, и за все это время вы ни разу не вспомнили, что в марте у меня день рождения — даже в этом году. И пока вы не решили, что нам пора пожениться, я видела вас всего два раза за всю мою жизнь. Когда мне было десять лет и вы с вашей матушкой заехали к нам с визитом, а потом еще раз, когда мне было шестнадцать. И в тот момент было похоже, что вам не терпится уехать. И стоило вам уехать, как вы без труда забыли о том, что я вообще существую, до той поры, пока вам не вздумалось снова обо мне вспомнить!

— Мне очень жаль, — сказал он. — Это было очень нехорошо с моей стороны. Но ты тогда была ребенком, и я не подозревал, что твои чувства могут быть задеты. Я не хотел сделать тебе больно, у меня не было такой мысли.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответила она. Ее губы сжались, и она посмотрела на него в упор. — Но можете оставить свою жалость при себе, ваша светлость. Она мне не нужна.

— Конечно, не нужна, — согласился он. — А что до того, чтобы тебя забыли или от тебя отмахнулись, то я скорее забуду дышать, чем это сделаю. Тебя забыть невозможно, Клер. Тем более после этой ночи.

У нее чуть зарумянились щеки.

— Ах да, эта ночь! Моя репутация окончательно погублена, знаете ли. Теперь мне даже нельзя появляться в Лондоне.

— Ты можешь появиться в Лондоне, когда пожелаешь. Мы сказали, что ты отправилась домой, потому что тебе стало нехорошо. Высший свет считает, что ты лежишь в постели в моем городском особняке. Ты слышала, что я сказал Ислингтону. Он не станет опровергать наши слова, если хоть немного дорожит своей шкурой.

— О! — Она опустила глаза, и ее светлые брови чуть нахмурились.

— Ты разочарована? — спросил он, — Наверное, ты предпочла бы, чтобы я позволил всем предположить самое худшее.

— Это не имеет значения. Уже не имеет.

— И ты действительно хочешь порвать наши отношения?

— А вы нет? — отозвалась она с нескрываемым изумлением.

— Нет. Ты мне нужна, Клер. В моей постели. В моей жизни. Как моя жена.

— Но…

— Никаких «но»! Выслушай меня, а потом прими решение. Ты права: мы оказались вместе по расчету и из чувства долга. Но за последние несколько месяцев наши отношения изменились. Я узнал тебя неожиданно хорошо. Порой ты меня бесишь — гораздо чаше, чем мне хотелось бы — но ты также доставляешь мне огромное наслаждение. Женитьба на тебе перестала быть вопросом долга, чести и обязательств.

Ее глаза заблестели от невероятного смешения чувств.

Он протянул руку и поймал ее пальцы.

— Что до твоего предположения относительно необходимости рождения наследника, то я хочу, чтобы ты твердо знала: от тебя этого вовсе не требуется.

Она открыла было рот, собираясь что-то сказать, но он ее опередил.

— Я хочу иметь детей, — пояснил он, — и надеюсь, что у нас их будет несколько. Но что до их пола, то меня устроит любой. Если у нас будут рождаться одни дочери, я буду почитать себя счастливым.

— Но как вы можете такое говорить? — вопросила она. — Вам нужен сын, к которому перейдет ваш титул! Вам нужен наследник!

Он покачал головой:

— У меня есть наследник: это мой брат Кейд, который легко может занять мое место и станет прекрасным герцогом. А у него уже есть сын, так что продолжение рода нам обеспечено. И кроме Кейда, у меня еще четыре брата, которые тоже являются представителями рода Байронов — такими же, как и я. Любой из них прекрасно справлялся бы с моими обязанностями.

— Да, и все же…

— Все же, — негромко сказал он, — я все равно выберу тебя. Я укрепился в мысли о том, чтобы сделать тебя моей женой, как бы ты ни была против такой идеи.

— Эдвард! — прошептала она, и из ее глаза выкатилась слезинка.

Он стер ее подушечкой большого пальца.

— Значит, я снова Эдвард?

По ее щеке побежала вторая слезинка.

— Ш-ш, не плачь, — прошептал он. — Я снова тебя огорчил? Не печалься, Клер. — Он вздохнул, смиряясь. — Ничего страшного. Если ты предпочтешь вернуться в отцовский дом, я найду способ убедить его в том, чтобы он принял тебя обратно и чтобы на тебя не упало никакой тени. Я возьму всю вину на себя, и пусть он ругает меня всю свою оставшуюся жизнь. Ты ведь именно этого хотела, да? Избавиться от меня. Ты по-прежнему этого желаешь?

Клер едва могла дышать от боли, сдавившей ей грудь. Ее мысли разбегались, все чувства пришли в смятение.

Он ее отпускает!

Он дает ей то, чего она так добивалась все эти долгие недели.

Взгляд Эдварда потемнел.

— Так что ты решишь?

Ее губы задрожали, а на глаза опять навернулись слезы. А потом она вдруг решительно покачала головой и бросилась ему на шею.

— Нет! Нет, не отправляй меня никуда! Я думала, что смогу уехать, но, оказывается, не смогу.

И не успела она даже вздохнуть, как он приник к ее губам в яростном поцелуе, заявляя свои права на нее, не оставляя ей никаких сомнений относительно его страсти.

Они с Эдвардом находились в спальне. Большую часть просто обставленной, но чистой комнаты занимала широкая деревянная кровать, уже раскрытая и приглашающая прилечь. Еще в комнате был комод, умывальник и столик, на котором стоял подсвечник. Слабый свет свечи немного рассеивал ночную темноту, соединяясь с теплым сиянием, исходящим от огня, потрескивающего в камине.

Однако горел не только огонь в камине: Клер тоже пылала. Все ее чувства кипели, яростное желание сжигало ее с такой силой, что она опасалась вспыхнуть. Прижавшись губами к губам Эдварда, она насладилась еще одним жадным поцелуем.

Его теплые умелые руки скользили по ее спине, опускаясь все ниже и ниже, лаская изгибы ее бедер и ягодиц. Обвив рунами его шею, она прижималась к нему, остро ощущая его возбужденную плоть.

Он приник к ее губам в новом пьянящем поцелуе, который заставил ее задохнуться. Колени ее подгибались, но она совершенно не боялась упасть.

Страха не было: ведь Эдвард держит ее!

Эдвард будет ей защитой.

И все же когда его пальцы начали расстегивать пуговички на ее лифе, она невольно почувствовала укол неуверенности. После этой ночи ей уже нельзя будет отступить.

А потом у нее не осталось времени думать или сомневаться: он бережно расцепил ее руки, обнимавшие его за шею, и спустил шелковое платье с ее плеч.

Ее соски затвердели, как только он снял с нее платье. Она задрожала, борясь с желанием прикрыться руками.

Эдвард медленно провел своими теплыми ладонями по прохладной коже ее обнаженных рук и, наклонившись, прижался к ее губам в нежном, неспешном поцелуе. Ее сомнения потонули в море наслаждения.

А потом она была избавлена от корсета: шнуровка была распущена так быстро, что Клер едва успела это заметить. Бросив корсет следом за ее платьем, он обхватил ладонями ее грудь и стал ласкать ноющую плоть сквозь последний барьер из тончайшей батистовой шемизетки. Подавшись навстречу ему, она смело отдавалась его ласкам и только задрожала от страсти, когда он распустил ленту шемизетки, открыв ее грудь.

Даже в полумраке спальни было ясно видно, как ему нравится то, что он видит: его веки стали тяжелыми, а возбужденная плоть так и рвалась из узких черных брюк. Оставалось только удивляться, как застежка и ткань выдерживают этот напор!

Наклонившись, он проложил дорожку из поцелуев по открывшейся коже, начав с особо чувствительного местечка у нее за ухом. Опускаясь все ниже, он довел ее до безумия своими прикосновениями. Дрожа всем телом, она ждала очередного поцелуя, не зная, где именно он будет запечатлен.