Как вдруг мимо нас покатились, цокая каблуками, какие-то пергидрольные девушки с телевидения. Девушек была небольшая толпа, и все они, конечно же, хорошо знали моего ви-джея. Он пошел к ним навстречу сразу же, моментально собрался весь. С приветственными визжаниями девушки набросились на него и принялись гламурненько целоваться-обниматься… На меня девушки косились как-то диковато – заглядывая за его спину, со звериным любопытством таращили в мою сторону глаза. Ви-джей немедленно вступил в разговор: что-то там бурно обсуждал, кивая. Кивал он в основном крупной длинноволосой самке, которая поводила в его сторону бюстом и вызывающе вглядывалась в нижнюю часть его лица. У самки были объемные, очевидно силиконовые, губы, густо намазанные блеском, и такого же силиконового производства бюст. Глаза были чуть навыкате, невероятно наглые. Разглядев из своей выгодной полутьмы теледевиц как следует, я поразилась одному обстоятельству: я была им полным антиподом. Каждой из них в отдельности и всем, вместе взятым…

Девицы вдруг взорвались азартным смехом. Ви-джей в этот момент развернулся ко мне вполоборота, и я увидела, что он улыбается им все той же, чеширской, улыбкой, какой улыбался накануне мне. Боясь ошибиться, я вгляделась. Да, несомненно, это была она! И лучился он все тем же, брутальным обаянием бывалого эстета.

Не знаю почему, но это привело меня в ужас. Я моментально передумала куда-либо с ним ехать. И когда он вернулся и сел рядом, понял это безо всяких слов. Какое-то время молча разглядывал столешницу и кофе в крошечной чашечке. Девицы ушли. Я сидела точно так же, смотрела на кофе и старалась ни о чем не думать. Через минуту-другую он наконец взглянул на меня и спросил странным голосом:

– Мы ведь еще увидимся?

Что это была за интонация!.. Алхимия момента! Он был ас.

– Да, – кротко ответила я, чувствуя, как грандиозно во мне все переворачивается под его взглядом.

– Мы обязательно, непременно увидимся, – сказала я ему с почти умоляющими интонациями, – а сейчас мне пора домой.

Потому что поняла: еще час, нет, меньше, сорок минут, полчаса, и я вообще уже никуда не улечу.

Мы с ви-джеем расстались очень тепло, и на это ушли мои последние силы. Он все спрашивал, не нужно ли меня подвезти в аэропорт. Я отказывалась.

Отпуск, само собой, прошел скверно: я ни о чем не могла думать, кроме него. Да, я лежала в шезлонге в белом бикини, я бегала по утрам со скандинавами, я сидела по вечерам в баре и благополучно практиковала английский язык. Но все было не то, пустое все было. Я не отдыхала два с половиной года, и вот теперь мой отпуск из долгожданного превратился в постылый, – ненавижу это. Ориентиры были сбиты, заклинило компасную стрелку. И показывала она только в одну сторону: в сторону Москвы.

Наутро после моего возвращения ви-джей прислал мне коротенькую sms: «Hi, how are you?» Вопрос был в тему. Накануне я сильно заболела. И потому отписала ему коротко, но честно: «Тяжко. Акклиматизец». С нашими сожалениями. И следующей sms кинула: «У меня есть подарок для тебя».

«Ничего, – утешалась я, – поболею день-другой, и мы увидимся. В субботу, например».

Через сутки я уже почти поправилась, о чем радостно сообщила ви-джею by sms. Настроение было великолепное: прошло всего две недели с момента нашей последней встречи, подкатывали выходные, и при мысли о том, какие они могут быть, сердечная мышца давала на ритмическом взлете долгожданный сбой.

В ближайшие выходные я действительно увидела его. Но только на экране. И следующие выходные, и в послеследующие… Потому что отныне и навсегда он был безмолвен: не поднимал звонки, не отвечал на sms. Никогда.

Можно сказать, что на этом моя история с ви-джеем была закончена.

Но там, где черту подводим мы, жизнь подводит черту далеко не всегда. Так что это еще не финал истории. Хотя впоследствии мне не раз хотелось, чтобы это был все-таки финал: странноватый, таинственный, немного дурацкий, дающий множество вариантов для досужих домыслов.

Зима кончалась, наступала весна. Снег, правда, не сходил и морозы не ослабевали. Накануне апреля у жителей Москвы появилось ощущение, что предстоит пережить полярную ночь. Я по второму разу взяла из химчистки пуховик и приготовилась прикупить еще одну пару казаков на распродаже.

Известно, что слово, сказанное в сердцах, несет не только глубокий сакральный смысл, но иногда имеет буквальные последствия. У меня в этом плане бывали случаи, изумлявшие своей точностью…

Вот, к примеру, идем мы как-то с сестрой в очень непогожий день, поздней осенью, по улице. Идем и мерзнем. Ну и ругаемся на погоду, конечно. А я, закипая задорной злостью под очередным порывом ледяного ветра, говорю: «Ну вот еще града нам не хватало! Вот еще бы на бошки нам лед просыпать – и будет нам полное счастье и полный пипец!» В сердцах так говорю, с матерком и ветерком. Нам с ней остается сто метров дойти до шоссе, чтобы поймать машину, когда вдруг с черного неба, перекривленного внезапной молнией, начинает сыпаться крупный град. История, конечно, не единичная, у всех с той или иной степенью частоты таковые случаются… Но все-таки.

В ту небывало холодную весну метели шли одна за другой. А я чувствовала свою глобальную ответственность в отношении погодных условий и в лицах прохожих видела сплошной укор. Дело в том, что, садясь в самолет, уже идя по самолетной трубе с билетом в руках, тогда, в заветном феврале, я сказала себе: «Весна не наступит, пока мы не увидимся…» И вот так и случилось, она не наступала. Уже мои подруги, знавшие, почему она не наступала (я объяснила им ситуацию, не называя имен и не тыча в экран телевизора пальцем), начали было мне звонить, тревожно подшучивая на эту тему. Я отвечала им в тон, но мне было совершенно невесело и даже более тревожно, чем им, моим невестам по второму разу.

Потом снег все-таки неохотно стаял. Мы с друзьями мощно отгуляли мой день рождения, наступил холодный месяц май.

Время от времени я писала ви-джею иронично-печальные письма. Я знала, что он не ответит, но хотя бы прочтет. Одно из писем звучало примерно так: «Снова выпал снег, и тоска подкатывает к моему девичьему сердцу, – все вспоминаю наши встречи. И хочу, чтобы зимы не кончались… Но что тебе наша девичья тоска?.. Ты идешь по жизни, как атомный ледокол, рубя льды и не видя равных». Письмо было написано в стиле танке случайно.

Но, видимо, сам Господь Бог, прочитав это послание, прослезился и устроил-таки нам свидание! Потому что на следующий день в моем рабочем почтовом ящике я обнаружила подтверждение моей аккредитации на некое мероприятие, которое вел ви-джей мечты. Стоит ли говорить, что на это мероприятие я не то что не аккредитовывалась, но даже не знала, что оно проходит? Идти туда надо было прямо сегодня, в день получения письма. Я попыталась отвертеться: все было слишком внезапно. Я начала было врать главному редактору что-то про больные зубы и хворающую бабушку… Но оказалось, что ей уже лично звонила пиарщица великосветской тусы и просила кого-нибудь прислать от нашего издания.

– Я аккредитовала тебя, – тоном, не терпящим возражения, произнесла редакторица, – так что иди.

Так что пришлось идти. Я бросила ви-джею письмо о предстоящей встрече. Письмо было почти нейтральным, почти приятельским… Ключевое слово было «наконец-то», но именно его не было среди слов этого печального послания.

Войдя в полутемную нутрь известного московского клуба, я огляделась и увидела множество знакомых лиц. Вовсю разминалась джаз-банда, ревел саксофон, и атмосфера была такой веселой, что вся моя тревога враз улетучилась. Ко мне подошла моя подружка-коллега, которой я по наследству завещала снимать свою квартиру на юго-востоке Москвы. Мы не виделись с ней месяц и, задушевно обнявшись, выпили по стопке водки. Водка была мягкая, а вот лимон, которым мы закусили, злой, так что меня еще кривило, когда к нам подошла пиарщица мероприятия и, взглянув на мой бейдж, сказала, что очень ждала меня. Мы познакомились, поменялись визитками. Она повела нас на какие-то специально отведенные места: чуть позади подиума.

– Сегодня будет выступать мой любимый ви-джей, – между прочим сказала я моей подруге, перекрикивая завывания джазового саксофониста.

– Да ты что, – удивилась она, – у тебя есть любимый ви-джей?

– Да, – проорала я в ответ и назвала имя.

– Круто! – рявкнула она. – Познакомишь?!

– Ну конечно, – едва успела ответить я, потому что ровно в этот момент со своей напарницей он вышел на сцену.

Думаю, он увидел меня сразу. Думаю, первую часть выступления он специально находился ко мне вполоборота, чуть спиной. А когда, отговорив свое «как роща золотая», спустился со сцены, то сделал два шага по направлению ко мне и замер, вдруг весь озарившись неуверенностью. Помимо своей воли в ту же секунду я поднялась ему навстречу и помимо своей воли улыбнулась.

Едва я успела сказать ему «привет», он начал обниматься. То есть даже не обниматься, а как бы это сказать?.. Английское слово «hug up» здесь тоже не подходит.

По всей видимости, это был его стиль общения с женщинами.

– Я получил твое письмо буквально полчаса назад, – сообщил он мне эфирной скороговоркой, – и, есстесно, не успел ответить. Но я безумно рад тебя видеть, послушай!

Не отпуская меня от себя ни на миллиметр, он слегка откинулся назад и оглядел меня, как ведущий ток-шоу свою тотемную плюшевую игрушку. Чуть-чуть нахмурившись, озабоченно спросил:

– Зачем ты скрываешь свои прекрасные глаза? Что случилось, почему на тебе имиджевые очки?

Я хотела ответить «это, чтобы лучше видеть тебя» в стиле Красной Шапочки, но он уже внакат бросал мне следующую фразу:

– Ну так ты готова отдаться мне?

Это было все равно что ударить веслом по голове. Правила игры менялись на глазах.

– Да, – проговорила я, с трудом понимая, что происходит.

– И не боишься? – тут же бросил он следующий вопрос.