– Стойте! – заорала я. – Стойте!

Не знаю, к кому именно я обращалась: вокруг уже никого не было. Это был крик души. Добежав до гейта, я поставила сумки на пол и в отчаянии огляделась. Но безлюдность в этом месте оказалась мнимой: рядом стоял подтянутый импозантный мужчина. Он был одет в серо-стальной костюм неимоверной элегантности, у него были насмешливые глаза и стрижка пилота. Прежде чем я успела что-либо сказать, он осведомился:

– Вы Джада Брит?

Он говорил со мной по-русски, он был русским!

– Да, – я схватила сумки и подскочила к нему, – Джада Брит – это я! И я опаздываю вон на тот самолет!

Еще я могла бы сказать «арестуйте меня, но доставьте на борт!», но этого не потребовалось.

– Позвольте вас прокатить, – предложил он, с иронией косясь на мои пакеты.

– Позволяю! – рявкнула я, поняв, что это представитель «Аэрофлота». – Позволяю это сделать даже с ветерком!

И тут сбылась моя мечта. Воистину, там где стресс, там и судьбы подарки. Мы вышли из аэропорта и сели в машину. Она была без опознавательных знаков, такого же стального цвета, как и костюм хозяина, как и его глаза, и, хоть не лимузин это был, но все-таки очень элегантный автомобиль. Подъехать к самолету не в автобусе, а в машине… Это и была моя мечта!

Мы ехали по летному полю, в окошечко волнами ломилась жаркая летняя турбуленция, а я знай поглядывала себе по сторонам и чувствовала себя королевой. Мужчина слегка кокетничал со мной, я что-то там ему в ответ слегка шутила, мы ехали мимо самолетов и говорили к тому же на родном языке. Я была счастлива. Дома ждал ужин и русские ежики с белым итальянским вином.

Я подъехала к самолету как раз в тот момент, когда, как-то очень по-овечьи толпясь вместе с другими пассажирами, главный редактор влезал вверх по трапу. Заметив отдельно поданную машину и меня, выходящую из нее, он заоглядывался и стал тормозить, пытаясь рассмотреть, кто это меня подвез. Я милостиво отпустила сероглазого и победно взошла по трапу последней. Миссия была завершена.

Войдя в самолет последней, я чинно поздоровалась с экипажем, и именно в тот момент, когда взгляд мой упал на старшего стюарда, я вспомнила, что забыла перед входом в duty-free сумку со всеми пресс-материалами.

Охнув с подсаживаем в визг, я вытаращила на стюарда глаза. На экипаж пала тишина. Все посмотрели на стюарда.

Должно быть, таких эмоций, связанных с женщиной, он не испытывал давно. Отступив на полшага назад, он почему-то принял оборонительную позицию. Наверное, решил, что у меня от него внебрачный ребенок. Захлопнув рот, я быстро оглядела ряды экипажа в поисках второго хотя бы пилота. Молнией меня пронзила мысль, что от сохранности моей сумки зависит сейчас моя работа, оплата съемной квартиры и, как мне подумалось тогда, даже жизнь. И пилот нашелся!

– Боже, какое горе! – вскричала я, глядя на него и приготовившись залиться слезами. – Я забыла сумку с очень важными документами в аэропорту!

Я вложила в это восклицание все свои оставшиеся от этой командировки эмоции, все свои силы. Я приготовилась даже упасть в обморок, если надо. Замерший было экипаж заволновался, пилот быстро спросил:

– Где оставили, помните?

– Да, – дрожа губами, ответила я, – перед входом в duty-free.

– Перед каким? – хором спросил экипаж.

Я напряглась, я подумала.

– Там рядом был пятый гейт и вход на эскалатор.

– Все ясно, – махнула рукой старшая стюардесса. – Сеня, вызывай быстро Борю.

Какого-то Борю быстро вызвали по рации и объяснили, где оставлена сумка и какая она с виду. Потом наступила пауза, все ждали известий.

Экипаж, как был, остался стоять кружочком у входа. Я стояла рядом с дверью, и все смотрели на меня. Мне пришлось изображать страшные душевные волнения и непередаваемую тревогу. Разговаривать было трудно: грелись турбины. Первое время мои кривлянья еще как-то помогали, но потом…

Время шло, лица экипажа каменели. Наконец, порывисто вздохнув, ушел второй пилот. Я испугалась, что вот сейчас без предупреждения отгонят трап, самолет взлетит и я не успею даже сойти на летное поле, но в этот момент благословенный Боря вышел на связь. Мне сунули рацию. Сквозь помехи я услышала: «Сумка такая… С красными ручками?»

– Да, – с силой закричала я, – да, сумка с красными ручками!

– Тяжелая очень? – удивленно спросил голос Бори на том конце линии.

– Да, да, она! Везите ее сюда скорей!

– Это что, всё документы? – еще больше удивился он.

Тут старшая стюардесса выхватила у меня рацию и закричала:

– Борис, хватит болтать! У нас задержка двадцать пять минут!

«Ого!» – мелькнуло у меня в голове.

Но отвлекаться на посторонние мысли было нельзя. Остаток времени – еще пятнадцать минут – у меня ушел на то, чтобы благодарить экипаж. И я не просто благодарила, я рассыпалась мелким бесом и бисером в благодарности! Все китайские мандарины не смогли бы благодарить своего императора за счастье служить ему так, как я благодарила экипаж этого замечательного лайнера. (Увы, не помню номер рейса, а то поблагодарила бы еще раз.) Все-таки «Аэрофлот» forever! Летела бы «Алиталией», осталась бы стоять одна на летном поле, грустная.

Но главный сюрприз был еще впереди. К самолету бодро подъехала та же самая серебристая машина, из нее вылез все тот же серо-стальной мужчина и энергично полез вверх по трапу, таща за собой мою сумку. Прежнего лоска в мужчине уже не было. Пиджак его перекосился, волосы были встрепаны, на лбу выступила испарина. Глядя на него такого, тащащего мою сумку вверх по ступенькам, я вдруг поняла, как тяжелы мои пресс-материалы и как тяжела она, должна быть, моя жизнь… Опечаленная, стояла я в проеме двери и смотрела на Борю.

Добравшись до середины трапа, Боря взглянул наверх и увидел меня. И остановился как громом пораженный. Незамедлительно и очень ласково я улыбнулась ему. В истошном визге турбин его рот открылся и беззвучно произнес: «Опять вы?!»

«Да, – кивнула я ему с королевской улыбкой, – это опять я».

И на сероглазого я в тот день, похоже, произвела незабываемое впечатление. Когда, потрясенный, он дополз до конца трапа и передал мне сумку, я схватила ее, поставила на пол и бросилась Борю целовать. Я пообещала даже выйти за него замуж. Целовала я его с большим чувством, так что экипажу потребовалось еще несколько минут, чтобы Борю из самолета выгнать.

Взлетали мы как бы впопыхах. Я бы сказала – неопрятно взлетали.

Угнездившись рядом с мирно спящим главным редактором в соседнем кресле, я почувствовала, что мне надо срочно с кем-нибудь поделиться. Немудрено: героем дня я была только для экипажа, все действо разворачивалось у центрального люка, без свидетелей. На взлете главред открыл глаза и, обернувшись ко мне, сонно спросил: «Что, садимся?»

– Нет, Алеша, – ответила я, – взлетаем.

Медленно подняв брови вверх, он посмотрел на часы:

– А что это нас так задержали?

Я молчала и думала, стоит ли ему говорить или нет. По здравому размышлению решила, что не стоит, но в этот момент к нам подошел пресловутый старший стюард.

– Джада, – как можно задушевнее обратился он ко мне, – капитан просит передать вам, что вы настоящий пассажир-террорист.

Я сжалась, предчувствуя, что отныне и навсегда в «Аэрофлоте» мне пропишут волчий паспорт. Не летать мне больше русскими самолетами, подумала я.

Главред между тем изумленно воззрился сначала на стюарда, потом на меня.

– А потому, – торжественно продолжил стюард, – мы премируем вас отдельной бутылочкой коньяку.

И протянул мне маленькую бутылку с жидкостью чайного цвета. Вот они, особенности национальных перелетов, особенности национальных характеров! Никому и никогда в этом мире, кроме русских, не понять, за что он награждал меня коньяком!

Я приняла бутылочку, неожиданно для себя прослезившись. Наверное, у меня сдали нервы после всего случившегося. Левым локтем я чувствовала, что изумление главного редактора все возрастает. Он хотел что-то спросить, но стюард перебил его, многозначительно добавив:

– Давненько у нас таких пассажиров не было.

Когда он ушел, главный редактор развернулся ко мне всем корпусом, сел на краешек кресла и раздельно спросил:

– Джада, что случилось?

Сон, как видно, покинул его окончательно.

– Я стала ви-ай-пи, – скромно ответила я, открывая бутылочку, – не видишь, что ли? Меня теперь к самолету подвозят отдельно и коньяк дарят.

Главред лихорадочно соображал, сопоставляя факты.

– А террорист при чем? – спросил тогда он.

– Да ни при чем, Леша, – ответила я, – террор тут совершенно ни при чем, все получилось случайно. Коньяк будешь?

– Нет.

– Ну тогда спи, Леша, – сказала ему я, – спи. Ты ж вчера поздно лег, не выспался.

Накануне вечером главреду было скучно, и он пришел ко мне пить виски и разговаривать. Так он и пил его до трех ночи, ведя заумные речи, пока я, сидя посреди номера на полу, из последних сил разбирала гору пресс-материалов.

Помедлив чуть-чуть, главред начал устраиваться обратно спать. Я налила себе коньячку и приготовилась попереживать молчком и в одиночестве. Где главреду понять, что такое усталость металла плюс магия мужских ароматов? Вот Ива, она бы точно поняла. А главред не понял бы.

Наши главные истории

Истории, которые мы рассказываем, необязательно повседневны. У каждой из нас есть своя, главная история. Их мы узнаем очень не сразу после знакомства и как бы тайком, ибо истории эти слишком серьезны, чтобы рассказывать их прилюдно.

Вот, например, любимица Лимфорда Кристи. Первая часть ее жизни была как настоящий роман Даниэлы Стил: она вышла замуж за принца на белом «феррари» и года два-три была очень счастлива.

– Джа-да, – говорила она мне как-то, поникнув светло-рыжей головой в алкогольном угаре, – ты не представляешь, какой у нас был в Баден-Бадене дом! Такой красивый, знаешь. Во внутреннем дворе росли огромные кедры, а по веткам прыгали ручные белки.