Анжелик Барбера - Наши судьбы сплелись

Корин не подумала о том, что Кайл подошел к ней опасно близко (или восхитительно близко), она сосредоточилась на том, чтобы найти верные слова. Ей нравилось, что Кайл ее тормошит. Что он помогает ей освободиться от цепей. Что это именно он подталкивает ее к тому, чтобы она обрела уверенность в себе. «Да, что это именно он». И тут перед ее мысленным взором появился образ, и Корин сказала, что для нее в этих мелодиях был объем… Они…

– …заставляют меня думать о волнах.

Образ понравился Кайлу.

– Меня впервые сравнивают с волной. Но я вырос в Сан-Франциско и бо́льшую часть года путешествую над океанами. Возможно, они в конце концов меня вдохновили, а я этого даже не заметил.

– В любом случае два последних мотива мне показались смелыми, волнующими и…

– И?

– …мятежными, меланхоличными и…

– И?

Она подняла на него глаза.

– Ты сам такой, верно?

Это был не вопрос. Кайл был тронут. Он подошел к Корин максимально близко. Ему хотелось услышать ее дыхание. Кайл любил слушать дыхание людей, потому что оно задавало такт их эмоциям. И в этот момент их с Корин настоящего Кайл испытывал настойчивую потребность узнать ее подлинные эмоции. Самому измерить их.

О нет, он не признался себе в этом и даже об этом не подумал. Потому что в таких случаях ничего себе не говоришь. Ты просто висишь, как марионетка, которую чья-то рука будет трясти и заставлять танцевать по своей воле. Ты наслаждаешься тем, что проживаешь все эти впечатления, которые превратятся в воспоминания, потому что невозможно остановить время. Впрочем, ты и не хотел бы этого. Лучшее по-прежнему остается – всегда остается – возможностью.

Нет, когда Кайл скользнул к Корин, он обо всем этом не думал. Он просто был Кайлом, который дышал одним воздухом с ней. Рефлекторно, как на сцене, он начал дышать в такт с ней. Так голос подстраивается под мелодию. Ему нужно было такое же движение, та же волна, та же тональность. Невозможно разъединиться. Так слова соединяются с образами. Так волны соединяются с берегом. «Корин права». Кайл не думал и о том, что это борьба против искалеченного детства заставляет его искать такого единения. Он протянул руку, чтобы взять один из наушников.

– Какую мелодию ты слушаешь?

И сразу все понял. Мелодия подходила к концу. Тот самый третий мотив. Тот, который Пэтси хотела отправить в помойку. Эту музыку он сочинил много месяцев назад, когда судьба решила столкнуть их друг с другом, и с тех пор Корин всегда жила в нем. Она стала тенью куда более яркой, чем все люди, с которыми он встречался в настоящем.

И в этот день, ровно в двадцать три часа сорок три минуты, она стояла всего лишь в нескольких сантиметрах от него, и все остальное перестало существовать. В тот самый миг, когда Кайл вставил наушник в ухо, он понял, что каждая нота была надеждой. А Корин была ответом.

Ее глаза были прикованы к пейзажу за окном. Погрузившись в собственную музыку, Кайл смотрел на профиль Корин и его отражение в стекле. Он по-прежнему находил ее воздушной и волшебно красивой. Ни одна из отвратительных отметин никогда не смогла бы лишить ее изящества. Возможно, именно поэтому муж-мерзавец бил ее. Избивал ли он ее из страха, что она ускользнет от него навсегда? Корин повернула голову, и сердце Кайла пропустило удар.

– Текста не будет?

– Я пока еще не нашел слова.

– У тебя есть идея, о чем ты хочешь написать?

– Пока нет. Но в конце концов слова придут сами.

– Значит, это происходит вот так… Музыка и слова сами приходят к тебе.

– Как и все в жизни.

Прежде чем разум запретил ему что бы то ни было, рука Кайла обвилась вокруг талии Корин, и та позволила себя обнять, удивленная тем, что не сопротивляется. Она не стала противиться и тому, что он взял ее руку и прижал к своему сердцу. Странная волна поднялась от ступней до щек Корин. Она прижалась головой к его плечу, а он слушал ее дыхание. Возможно, художники вибрируют только вместе со светом и красками, а поэты чувствуют только эмоции, но Кайл, музыкант, слышал музыку жизни. Дыхание Корин было пением, и, обнимая ее, он почувствовал каждую из тех нот, которые жили в ней.

И тогда к нему пришли слова. Именно в эту секунду. Кайл получал их одно за другим, и ему нужно было видеть глаза Корин. Ему хотелось смотреть на нее… и то, что он сделал, было продиктовано тем, что жило в самой глубине его существа. И снова он точно знал, что собирается сделать, как знал и то, что делать этого не следовало. Его губы коснулись губ Корин.

И в этом было все.

Но вдалеке хлопнула дверь. Или это закончилась музыка?

Корин отреагировала первой. Она отступила на шаг, бросила на Кайла растерянный взгляд и убежала. Он видел, как его музыка разбилась об пол. Кайл сжал пальцами виски. Голова была готова взорваться.

«Что я наделал?»

Кайл долго стоял, глядя в окно. Мгновением раньше это стекло ловило их тепло. И вот теперь… эта проклятая холодная поверхность отражала только размытую, затуманенную картину. Он был один. Ноги у него дрожали. Он должен был записать слова, которые увидел. Сохранить эту вечную эмоцию. Ведь ради этого он был музыкантом или нет? Чтобы никогда не расставаться с тем, благодаря чему жил.

Кайл схватил лист бумаги со стола, записал слова. Они были верными. Они звучали правильно. Они говорили о том, что было в нем. Наконец-то… Они наконец появились, и голова у него раскалывалась. Кайл был в отчаянии. Но все видел ясно.

Ему нужно выпить. И много. Он прошел по коридору, швырнул листки и пластиковый пакет на свою кровать. Потом надел пальто, вызвал такси. В первом попавшемся баре Кайл выбрал столик у самой стены, чтобы его оставили в покое, и заказал несколько порций виски.

Он пил до тех пор, пока его мысли не растворились в алкоголе. В этот вечер ему требовалось забытье. Лечение было эфемерным, и Кайл это знал. Утром ничего не изменится, и ему придется с этим как-то справляться. Но в этот вечер Кайл хотел быть пьяным. Слепым и одиноким. Ничего не чувствовать. Больше никакой музыки. Никаких нот. Никаких песен, которые выходят из его внутренностей, унося страсти.

О, лучше бы Корин дала ему пощечину в ту самую секунду, когда его рука сбилась с курса.

– Вам долить?

– Оставьте всю бутылку.

– Это неразумно, мистер.

– Оставьте эту чертову бутылку. Пожалуйста, – добавил он со вздохом.

– Любовные огорчения?

– Нет. Я сбился с курса.

Когда Кайл толкнул входную дверь, которую он пытался открыть в течение добрых десяти минут, было шесть тридцать пять утра. Он столкнулся нос к носу с Дэном в кальсонах в цветочек, за спиной которого стояла Джейн в пеньюаре-кимоно.

– Это ты устроил весь этот бардак?

Кайл не ответил, грубо оттолкнул их с дороги, дошел до кухни, время от времени натыкаясь на стены, и рухнул на первый попавшийся стул.

– Где ты пропадал? Я всюду искала тебя.

Джейн включила свет.

– Выключи!

Дэн нажал на выключатель и вопросительно посмотрел на Джейн. Та прошептала ему на ухо, что придет за ним в случае необходимости. Потом она встала перед братом и подбоченилась.

– Браво.

Кайл положил голову на стол и прикрыл ее руками. Джейн подвинула табурет и спросила, что произошло.

– Я сбился с курса, – промямлил он.

– Что?

Кайл повторил те же слова.

– Я ничего не понимаю.

Он резко поднял голову и вышел из себя.

– Проклятье, Джейн, это не так уж и трудно! Я попал именно туда, куда идти не хотел. Я фальшивка. Я сделал совсем не то, что пообещал себе. Я вышел из своей жизни.

Она накрыла ладонью руку младшего брата. Он оттолкнул ее.

– Мы не свободны. Знаешь об этом? Свобода… эта чертова свобода, которая как будто у тебя есть, так вот, ее не существует. Все это… глупость…

– Ты пьян, – твердо прервала его Джейн. – Иди спать.

– Нет! – выкрикнул он, вставая. – Я схожу с ума. Разве ты не видишь, что я схожу с ума?

– Успокойся, Кайл! Успокойся.

Он, спотыкаясь, вернулся к стулу и снова сел. Несколько минут молчал, потом прошептал:

– Я хотел… я хотел быть хорошим человеком, Джейн… Я так этого хотел…

Кайл опять прикрыл голову руками. Джейн снова увидела его мальчиком, когда он оставался в постели, замуровавшись в удушающее молчание. Она действительно считала, что музыка его спасет. Иногда у нее появлялись сомнения, словно плохое предчувствие. Иногда, как в этот вечер, она приходила в ужас. Где ветки дерева? За что уцепиться, чтобы не утонуть? «Только за надежду на то, что все может измениться». Если нет, то что станет с ней, с Джейн?

Кайл выпрямился и заплетающимся языком объявил, что ему нужно поспать. Сестра, поддерживая, отвела его в комнату, раздела, как смогла, потом накрыла одеялом.

– Мне звонила Пэтси. Она не смогла дозвониться тебе на мобильный.

Кайл не отреагировал.

– Она приедет завтра в шестнадцать. Хотя нет, уже сегодня.

Он опять не пошевелился. Джейн знала, что брат притворяется спящим.

– Я принесу тебе тазик, и постарайся не промахнуться, если тебя начнет выворачивать.

Кайл тысячу раз просыпался, как будто кто-то забавлялся, разрезая ножницами тошнотворное затемнение алкоголя, но не мог изменить позу, в которой его оставила Джейн. Голова весила десять тонн, и все же ее тяжесть терпеть было легче, чем то, что его угнетало. «Что я наделал?» Вопрос возвращался снова и снова, пока дверь его комнаты не распахнулась и на пороге не появилась Пэтси, одетая в пальто цвета зеленого яблока и шапку-ушанку такого же оттенка.

– Замечательно! Ты все еще валяешься в постели. У меня такое ощущение, что ты проводишь в ней всю свою жизнь!