– Да, – незамедлительно отвечает он, но тут же дополняет, отодвигаясь от меня. Он смотрит на меня с той любовью, с которой не смотрел на меня ни единый человек в этом мире. Он гладит меня по щеке и шепчет, – но я бы ни за что не пошёл на это, если бы ценой стала жизнь с тобой, Грейс. Я люблю тебя так, как не любил никого.

И тут я не могу дышать.

Я готовлюсь сказать ему то же самое в ответ, но неожиданный звон мобильного прерывает меня, когда я уже раскрываю рот.

– Подождут. Я хотела сказать, что я тоже люблю тебя.

Он улыбается и притягивает меня обратно к себе, а телефон продолжает истерично звонить.

– Может, ты возьмёшь уже трубку? Не удивлюсь, если это Мария, которая подслушивала нас разговор, и хочет поскорее потрещать на тему того, что я наконец-то признался тебе во всём.

– Она хотела, чтобы ты поделился этим со мной? – шокировано спрашиваю я. Я знаю, что наши отношения с Марией идеальные, но я не думала, что она хочет, чтобы я стала частью семьи Фуэнтес, узнав крупицу их истории.

– Конечно, она хотела. Да она при каждой удобном случае спрашивала про то, когда у меня, наконец, появятся яйца, – ворчит Диего, – да возьми ты уже телефон, Грейс. Умоляю. Я подожду тебя здесь, если ты так боишься отпустить меня.

Легонько бью его по руке, заслужив шлёпок по заднице, и иду к сумочке. Нырнув рукой в неё, я достаю телефон, на экране которого высветились имя Саманты.

– Что-то случилось? Я просто… я просто сейчас не дома, – на ходу придумываю отмазку, – и очень занята. Очень.

Из трубки доносятся всхлипывания.

– Эй, Сам, в чём дело?

Молчание.

И тут я понимаю, что случилось что-то серьёзное. Предчувствие того, что она скажет далеко не хорошую новость, заставляет меня замереть на месте, найдя опору правой рукой в стене. Может, что-то с Полли? Или её стажировка накрылась медным тазом? Да что господи Боже там стряслось.

Ещё один всхлип.

– Пожалуйста, не молчи. Меня уже всю трясёт.

Она снова молчит. Мне слышны лишь её горькие всхлипывания и какие-то неразборчивые звуки.

Всхлип. Она оглушает меня своим дыханием, отчего из трубки доносятся громкие помехи.

– Алан мёртв.

И я падаю. Не ощущаю ничего кроме пульсирующей боли, за которой скрывается нечто большее.

Алан мёртв.

Алан мёртв.

Алан мёртв.

Телефон лежит где-то далеко. Не помню, как выкинула его. Последнее, что я вообще помню, это её слова. Алан мёртв.

– Грейс, – рядом звучит голос Диего.

Я поднимаю свой мутный взгляд вверх и сталкиваюсь с обеспокоенными глазами Диего. Он падает ко мне, прижимая свои холодные руки к моим щекам.

– Скажи мне, что случилось?

Я смотрю словно сквозь него. Какие-то блеклые очертания и ничего более.

– Он умер.

И следом я проваливаюсь в бездну своей боли, страданий и одного единственного вопроса:

Почему?

Глава 33

В начале своего пути в Принстоне я уже размышляла на тему боли. Я думала, что самое худшее позади, ведь наши отношения с Диего стали лучшими во всех смыслах. Вчера он открылся мне, поведал свою историю, свой путь, и это было лучшим мгновением за всю мою жизнь: осознавать, что человек, который стал тебе ближе, чем любой на планете, доверяет тебе – это сравнимо с полётом в космос. Мне хотелось петь и плясать, кричать и шептать ему слова любви, потому что я наконец-то смогла признаться себе, что люблю его. Люблю его по-настоящему, из-за чего мои прошлые отношения с Арчером сейчас кажутся детским лепетом. В Диего я нашла себя, я нашла отдушину, он мой антидепрессант и триггер. Вся боль, что он принёс со своим появлением в мою жизни, ушла в небытие в тот самый момент, когда его душа открыла мне прочную железную дверь с тысячей замков. Но кто знал, что на смену ей придёт то, что станет моей погибелью.

Я потеряла его.

Я потеряла самого близкого человека в моей жизни, но это я поняла только тогда, когда место рядом со мной оказалось пустым спустя много лет вместе. Сейчас я знаю, что никакая любовь Диего, бабушки и дедушки, семьи Диего не сравнится с теми чувствами, что я испытывала к Алану и он ко мне. Наверное, я буду держать свою любовь к нему на протяжении всей жизни, потому что много пути у меня нет. Жаль, что я поняла это слишком поздно.

Кто-то сравнивает свою жизнь с поездом. Люди выходят на своих остановках, оставляя в твоей голове только воспоминания. И я верила в эту идеологию, только я не верила в то, что когда-нибудь Алан сойдёт с этого поезда, даже не помахав мне рукой. От этого становится только больнее.

Стоя перед зеркалом в ванной комнате, где пару часов назад нашли мертвого Алана, я смотрю на себя и не узнаю этого человека передо мной. Это не я. Без него я – не я. Волосы спутались в что-то непонятное для этого мира, отражая мои мысли в голове, которые с таким же хаосом расположились в моей черепной коробке. Забавно, что даже мои собственные «я» в шоке от происходящего, из-за чего я не слышу от них ничего: ни нравоучений, ни споров, абсолютно ничего. Видимо все тараканы в голове ушли вместе с моим лучшим другом. Быстро поправляю шарф, повязанный вокруг моей шее, и представляю, что это петля, которая приведёт меня к Алану. Мечтать не вредно, и с этими мыслями я выхожу из комнаты. Глаза тут же находят Саманту, которая уставилась в пол. Я знаю, она также разбита, как и я. Всю ночь она не отходила от меня, пока я сидела на полу в ванной на холодном кафеле, застывшая и безжизненная. Пару раз она попыталась оттащить меня в кровать, потому что время давно доходило до четырёх утра, но у неё ничего не выходило. В голове сразу мелькали картинки того, как Алан укладывал меня в кровать после вечеринок в Лондоне, а родителям говорил, что мы долго сидели в библиотеке, готовясь к экзаменам. Вот он – мой лучший друг.

Слышу, как Саманта делает тяжелый вздох, и жду, когда она скажет то, что написано у неё на лице. Но она молчит также, как и я. С минуту мы просто смотрим друг другу в глаза, пока дверь не открывается, и в комнату не заходит Оливер. Привычная для него маска весельчака придурка слетела в тот же миг, когда он узнал последние новости.

Он откашливается, думая, что мы в состоянии гипноза смотрим на него, и всё, что он скажет, на нас не подействует. Скорее всего, это именно так.

– Машина уже приехала, вы выходите или останетесь здесь? – хрипло говорит он, смотря на меня. Он понимает, что из присутствующих я разбита больше всех.

Саманта кивает и встаёт с кровати, поправляя длинную чёрную юбку. В начале года она говорила мне, как ненавидит этот цвет, потому что он ассоциируется у неё с похоронами её деда. Насколько ей сейчас тяжело хоронить второго человека в своей жизни и знать, что он будет не последним. Мне хотелось спросить у неё это, потому что я впервые на таком мероприятии, но я не могла найти нужных слов, а звуки не хотели исходить из моего горла.

Оливер молча покидает комнату. Сам доходит до двери и оборачивается в мою сторону. Может, она ожидает того, что я тоже должна выйти? Сейчас я думаю, что это худшее решение в жизни. Здесь, в комнатке, я словно в куполе. Который, покинув, мне придётся принять неизбежное.

– Тебе больно, – шепчет она. Первая слеза катится по её щеке, и я замечаю, что сегодня она не накрашена. Хотя обычно она наносила хотя бы пудру, считая, что так она создаёт щит. Видимо, её броня раскололась так же, как и у нас всех.

Горло саднит, потому что со вчерашнего дня я не пила и не говорила.

– Больно, – я не подтверждаю её слова. Она прекрасно все знает. Здесь совершенно другой подтекст, который понимаем только мы.

Новый вихрь слёз накатывает на неё, из-за чего она поднимает голову вверх, пытаясь загнать их обратно. Стоит ли говорить, что вчера я делала то же самое, но ничего не помогло. Единственное верное решение – дождаться, пока слёзы кончатся, что сделала я.

– Я хотела рассказать тебе ещё вчера, но все мы были так убиты горем, а особенно ты, что я просто не нашла в себе сил разбить тебя ещё больше.

– Что ты хотела сказать мне, Саманта? – настойчиво спрашиваю я. Всё, что касается Алана, я хочу знать и буду знать. Потому что это единственное, что осталось от него. Единственное, что может объяснить его поступок, чем он руководствовался.

Она сглатывает.

– Я, правда, не знала…

– Не тяни. Мне плевать на всю эту хрень с «знала» или «не знала». Скажи мне, и мы поедем, – нетерпеливо ворчу я, чувствуя, как паника во мне нарастает. Я знаю, что услышу сейчас. И это убьёт меня ещё больше.

– В баре недалеко отсюда работает мой друг Келтон, он позвонил мне вчера вечером, когда я была неподалёку.

По телу промаршировали множество мурашек, а пот уже катился вниз по спине.

– Что он сказал тебе? – моё сердце сейчас бьется быстрее, чем у любого человека.

Я вижу, как маска боли, сочувствия и стыда застывает на лице Саманты, но я не могу попросить её остановиться.

– Он сказал, что мой друг сидит в баре, напиваясь до отвала башки, смотрит на фотографию какой-то блонди и говорит с ней, периодически целуя фото. Он также рассказал, что этот парень нарвался на парочку в чёрных косухах и после того, как они надрали ему зад, он ушёл куда-то в сторону кампуса, – слёзы вновь хлынули из её глаз, она практически падает мне в ноги, – я знала, что это Алан, а на фото ты. Нетрудно было догадаться. Но я решила, что вы сами с этим разберётесь. Прости меня, Боже, Грейс. Если бы я только знала…

Она продолжает сквозь слёзы шептать мне извинения и, в конце концов, падает на пол, закрывая лицо руками.

Как я и думала, вина в его смерти полностью лежит на мне. Ненависть и отвращение к себе накрывает меня волной, отчего я также, как и Сам, падаю на пол рядом с ней. Она рыдает, я молчу, уставившись неизвестно куда. Если бы сейчас зашёл врач, то нас бы определили в психушку, но я ещё здесь, как и она, так что мы продолжаем заниматься своими делами.