Не замечаю, как слёзы стекают по моим щекам. Иви падает на колени, утыкаясь лицом мне в живот, и обнимает меня руками. Я стаю статуей, не испытывая ничего. Потому что я, наконец, сказала всё то, что накопилось во мне.

– Прости меня. Боже, прости меня. Грейс, если бы я только знала…

– Ты не знала, – без чувств чеканю я и отдергиваю её от себя, – а теперь забирай всё своё дерьмо и проваливай.

– Грейс, пожалуйста…

Она тянется ко мне ещё раз, но я грубо толкаю её.

– Я прямо сейчас вызову охрану, если ты не выкатишься отсюда. Считаю до трёх. Один.

– Они не вышвырнут меня, – с сомнением шепчет она.

– Ну да, конечно. Тебе пора понять, что после твоего ухода многое изменилось. И, как ты думаешь, они послушают наследницу или бывшую наследницу?

– Ты не сделаешь этого. Мы ещё не поговорили. Мне так много нужно сказать тебе.

– Пошла. Вон.

– Грейс, не делай этого. Не разрушай последнее, – просит она.

Но моё сердце даже не дрогнуло.

– Уходи. Живо.

Она встаёт, но не делает и шага к двери.

– Я обещаю, мы ещё поговорим об этом. Не одна ты страдала, сестра.

– Никогда, слышишь, никогда не называй меня так. Ты потеряла это право давно. А теперь проваливай, я достаточно сказала.

Иви всё-таки идёт к двери, но напоследок задерживает на мне свой взгляд.

Она уже не та Иви, что была когда-то, а я уже не та малышка Грейс. Мы изменились. И все благодаря ей.

– Ты стала похожей на него, – в отчаяние шепчет она, потирая щеки в слезах.

– И ты виновата в этом.

– Я не могла иначе, ты должна понимать…

Но я больше не могу слышать её. Ещё чуть-чуть и я, в самом деле умру.

– Пошла. Вон. Сейчас же.

Дверь захлопывается, и я падаю на пол, утопая в океане боли. Меня режут изнутри, но я терплю, ведь я всегда терпела. Я чертовски скучала по ней. Каждую секунду моей жизни в этой темнице, я жила в мыслях рядом с ней. Она была моим примером даже тогда, когда сбежала. И я ждала её. Ждала, когда она вернётся и заберёт меня с собой. И только спустя полтора года я поняла, что этого не произойдёт. Я ей не нужна.


Истошные рыдания вырываются из меня, и я погружаюсь в темноту.

Глава 26

Что может быть хуже, чем проснуться в месте, из которого я бежала? Ничего. Я тут, смотрю в идеально белый потолок, на котором нет ни одного изъяна, как и во всём другом, чем наполнен этот дом, кроме, конечно, его жителей. Прекрасное с виду яблоко, переполнено гнильём и червями. В ту же секунду, как я повернулась на бок к окну, свернув шёлковое нежно-розовое постельное белье, дверь за спиной открылась, а на порог ввалилась в прямом смысле этого слова Фелиция – семейный стилист. Если бы не темные волосы, уложенные в идеальные локоны, красная помада, обрамляющая губы и макияж, я бы подумала, что это моя мать в ином обличие, ибо эти двое одинаковые внутри, но разные снаружи. Отточенной походкой и выпрямленной спиной, она прошагала к окну, где распахнула шторы, впустив солнечные лучи и заставив меня зажмуриться от яркого света.

– Доброе утро, Грейс, я уже сотню раз говорила тебе не морщиться, потому что так развиваются преждевременные морщины, – улыбнулась она, но скорей оскалилась, как сторожевая собака.

Игнорируя её обычное приветствие, где как всегда упоминается что-нибудь подобное: «Доброе утро, Грейс, что у тебя с кончиками волос? Ты их опаливала огнём?», «Доброе утро, Грейс, что у тебя на руках? Живо в салон» и прочая колкость. Я сделала то, что делала всегда – закатила глаза, не наделив её никаким вниманием. Мысленно я делила кровать с Диего, который обнимает или готовит завтрак, на который не нужно надевать платье за тысячу фунтов, а достаточно сигануть в футболку.

– Вставай, Грейс, через час в доме завтрак, – вновь напомнила о себе Фелиция, – или ты собираешься присутствовать на нём в образе Золушки?

Нехотя оторвав себя с кровати, я без всякого приветствия и улыбки проследовала в ванную комнату под пристальным взглядом холодных голубых глаз, от которых удалось избавиться только за закрытой дверью. В этом доме я рада только нескольким людям, но даже их я бы с большим удовольствием увидела где-нибудь на улице, и желательно в Америке.

Фелиции вновь удалось сделать из меня фарфоровую куклу, которая в около десяти утра под толстым слоем макияжа и идеально уложенными волосами. Фиолетовое коктейльное платье с открытыми руками обрамляло талию, а на ногах сверкали серебряные босоножки. Вот она, британская Грейс Мелтон.

– Спускайся к завтраку, твои родители и сестра уже ожидают тебя. Ты как всегда придёшь последней, – отчеканила Фелиция, закрыв за собой дверь.

Смотря на собственное отражение, я хотела отодрать кожу, разорвать платье и испортить эти проклятые идеальные локоны. Но сделав подобный шаг, я дам старт концу света. Тут у меня просто нет выбора. В моих интересах и желаниях заказать первый билет на рейс, чтобы избавиться от семьи.

Отец уже занимал место во главе протянутого в длину стола, по его правую руку, сидела мама, а рядом с ней Иви. Я осталась одна на проклятой левой стороне без поддержки. Каждый из них ничем не отличался от меня: превосходно отшитый смокинг на отце, бледно-розовое деловое платье на маме, бежевое, похожее на моё – на Иви. Войдя в столовую, я получила каменный взгляд отца и матери, улыбку Иви, которая тут же сошла на нет, когда я одним взглядом испепелила под ней стул. Отполированное серебро, расположилось на белой скатерти по всем правилам этикета, заставляя меня поморщиться и вспомнить тёплые вечера в кругу семьи Диего. Как же мне хотелось закрыть глаза и вновь открыть, чтобы наткнуться на людей, улыбки которых счастливые и добродушные. Но, боюсь, что волшебства не существует.

– Доброе утро, Грейси, – улыбнулась мама, не заполучив мою ответную.

– В этом доме оно никогда не доброе, – буркнула я себе под нос, занимая место за столом.

– Что?

– Ничего. Здравствуй, мама, – небрежно бросила я. Это она была инициатором моего прилёта, потому что звонок исходил от неё, хотя муж и жена – одна Сатана. Я ненавижу каждого за этим столом.

Обслуживающий персонал запестрил и оживлённо забегал вокруг нас, наполняя стол тарелками с круассанами, фруктами и овощами, графин со свежевыжатым соком и глазуньей, которая как всегда отличалась своей восхитительностью вида и ароматов. Несмотря на то, что последними в моём желудке были пиццы, притрагиваться к еде – я не стремилась. Очередной стол, сошедший с картинки кулинарных вырезок из журнала.

– Сегодня нам предстоит обсудить все бумаги, – важно начал отец, словно мы не завтракаем, а собрались на заседание семейного совета.

– Ты говорил о Рождестве, – процедила я, царапая вилкой и ножом белую тарелку.

– Это для бедных, – лениво проворковал он, вкладывая в данную фразу всю небрежность и неприязнь, – пусть хоть где-то порадуются.

– Омерзительно, – прошипела я, но ни отец, ни мать, не услышали меня, в то время как Иви подняла глаза, посмотрев на меня из-подо лба. Бросив в её сторону новый испепеляющий взгляд, я посмотрела на родителей.

Желание запустить тарелкой в лицо каждого, сжигало меня изнутри, но я, скрипя зубами, откладывала эту идею в сторону. Хочется послушать, по какой причине изгой и разочарование семьи сейчас сидит напротив. Посмотрев за окно, я проглотила ком в горле, пока сердце сжималось в груди. Этот праздник должен был стать одним из лучших дней, потому что я могла провести его в компании Диего и его семьи, но я тут, сижу в Лондоне с самыми отвратительными людьми на свете. Более того, Диего даже не знает где я, и это разрывает меня изнутри. Всхлипывания рвались наружу, но мне удавалось подавлять их, сжимая челюсть и столовые приборы.

– Я могу идти? – выдавила я, не поднимая глаз.

– А как же провести время с семьёй? Ты разве не скучала? – раздался злорадный смех отца, который осушил стакан виски. И когда он успел появиться в его руке?

Игнорируя его язвительные выбросы, я поднялась из-за стола, скинув полотенце с ног на тарелку с почти нетронутым завтраком. И это было зря, потому что лицо отца вмиг залилось краской, а глаза ядовитой пеленой.

– Сядь! – резко рявкнул он.

– С какого чёрта я должна делать это? – прошипел я в ответ, твердо, стоя на ногах, – сейчас я должна быть в университете.

– Ещё одно слово, и ты больше никогда там не появишься! – заявила мама, поддерживая отца.

Сверкнув глазами в её сторону, я прикусила язык, чтобы не послать их нахрен и не выбежать из дома в очередном бегстве. Я не знаю, что может меня спасти и вытянуть отсюда. Это проклятое место пожирает изнутри. Едва не плюясь едой, я пережёвывала завтрак без всякого интереса и аппетита, хотя голод в желудке всё же был. Но сейчас я бы предпочла дешёвый хот дог из фургончика возле университета, чем то, что стоит на столе. С каждой новой секундой я понимаю, какая пропасть между мной и этими людьми. Да, иногда я нахожу в себе те отвратительные отголоски воспитания, но стараюсь подавить и уничтожить их ещё на ранней стадии открытия.

Этот завтрак оказался самым длинным и долгим. Родители никогда не торопились, растягивая любую трапезу, чем периодически напрягали других. Меня же они выводят ровно с тех самых пор, как я перестала облизывать розетки. Я не понимаю, как перенести эти дни, потому что готова прямо сейчас заказать билет в один конец.

– Я позавтракала. Я могу идти? – образумив гнев, я постаралась спросить вполне спокойно.

– Иви уже рассказала тебе новости? – окинув меня пустым взглядом, отец впился глазами в старшую дочь.

– Нет.

– Тогда тебе стоит порадовать сестрёнку, – оскалился отец.

– Я… – медлила Иви, неприятно скребя вилкой по тарелке, получая холодный взгляд отца и матери.

– Ну что ты, Иви, разве ты не горда? Разве не для этого раздвигала ноги? – продолжал давить отец, – обрадуй Грейси своей новостью. Думаешь, я не в курсе, что он трахал тебя на кровати в комнате? Это настолько оскорбительно и мерзко, я не понимаю, как у него встал на тебя или ты раздви…