– Ты хочешь, чтобы они присутствовали в твоей жизни?

– Не знаю. Они ведь даже не пытались найти связи со мной, а спустя восемнадцать лет решили заявить о себе.

– Они не заявляли о себе, Гри, это вышло случайно. Думаю, что они не хотели, чтобы ты увидела это фото.

– Если бы не хотели, не приглашали бы к себе или могли вовсе убрать его. Ты понимаешь, что в моих глазах он зарекомендовал себя, как больной ублюдок и извращенец?

– Почему?

– Потому что его нездоровый интерес мне совершенно не приходился по вкусу.

– Но сейчас всё изменилось, и ты понимаешь, что он просто хотел узнать тебя. Дай ему шанс. Почему ты сразу ищешь подвох?

– Потому что именно из подвохов состоит моя жизнь. Ты как никто другой это знаешь.

– Знаю, но не стоит грести всех в одну кучу.

– Может быть ты прав, но я просто не умею по-другому. Как только кто-то появляется рядом, он ищет своей выгоды, словно я игрушка, которой можно наиграться и бросить. Я чувствую себя чертовой куклой, которую каждый раз берут, пользуются, определённое количество времени, и когда она уже не такая красивая, как прежде, её выбрасывают, найдя новую. Как тут можно не искать подвох? – всхлипнула я, позволяя слезам покатиться по щекам, – так было всегда. Я перестаю чувствовать себя человеком, потому что со мной обращаются, словно я не живая, словно я не могу ничего чувствовать. Я ощущаю себя бездарностью. Господи, иногда я просто хочу исчезнуть с лица земли, лишь бы ничего не чувствовать.

– Гри, остановись, – вздохнул Алан, переплетая наши пальцы, – ты знаешь, что я всегда буду рядом.

– Не говори так, ты не знаешь, что будешь дальше.

– Ты права: я не знаю, что будет завтра, послезавтра или через неделю, чёрт, да я даже не могу с уверенностью заявить, что мы будем жить через пять минут, потому что сейчас кто-то может закладывать бомбу в кампус. Я просто знаю, что там или тут, я всегда буду с тобой.

Проглотив ком в горле, я сквозь слёзы послала искреннюю улыбку лучшему другу. Я не могу сомневаться в нём. Так не честно и так не правильно. Именно Алан был со мной. Он каждый гребаный раз был со мной и держал мою руку, будь это скандал в доме, первая игра, как и последующие игры, выполнение домашки, тренировки, после которых он разминал мою спину. Боже мой, он был рядом всегда: в любой хорошей и плохой ситуации, ему не важно, в каком дерьме я тонула, потому что он без всякого отвращения и страха, засовывал руку в это дерьмо и вытаскивал меня. Алан тот, кто доказал свою дружбу не только словом, но и делом.

Повернувшись на бок, я уткнулась носом в родную грудь, получая убаюкивающие объятия и поглаживания по макушке. Ну, почему я не могу взаимно любить его? Почему жизнь слишком сложна и изворотлива?

Глава 23

Холода подкрались нежданно, и местом для рисования стала библиотека. Это вторая точка после поля, где я чувствую себя в тепле и уюте. Теперь, на радушную встречу с книжными стеллажами, я прихватывала с собой термосткан с горячим чаем. Смотря за окно, где при свете фонарей освещающих тропинки виднелись кружившие белые снежные хлопья, которые покрывали асфальт, я находила своей покой почти такой же, как в объятиях Диего. Странно, что меня согревают холода, потому что я никогда их не любила, наверно, всё дело во влюблённости, которая греет сердце, а оно превращает кровь в кипящую лаву. У меня нет другого объяснения подобному тёплому чувству внутри.

Отойдя от окна, я вернулась на излюбленное место, заполнив ушные раковины капельками в виде наушников. Песня Switchfoot – Your Love Is a Song помогла полностью абстрагироваться от реальной жизни, позволяя уйти в мир мечтаний, грёз и желаний. Там, где есть я и он.

Синие мазки, ассоциирующие с зимой, дополняли розовые и красные, которые в основном говорят о любви, а именно сейчас моя голова заполнена ею. Кто бы мог подумать, что стерва Грейс, как о ней думают с первого взгляда другие, будет взмахивать кистью с розовой краской на кончике, думая о мужчине, который подчинил себе её разум, тело и чувства. Я не могу кричать о переживаемых эмоциях так, чтобы это слышали другие, поэтому остаётся переносить каждый всплеск на холст. Но те, кто разбирается в искусстве даже с закрытыми глазами скажут, что эту картину рисовали под впечатлением от влюблённости. Моих помощником была та самая зарисовка образа Диего, который я нарисовала на этом самом месте первый раз не задумываясь. Я бережно храню именно этот портрет, ни один другой не дорог как тот, чьё лицо отражено чёрным грифелем на белом небольшом листе. Искоса поглядывая на квадратик у левого бедра, который скрывался от посторонних глаз, я ловила себя на мечтательной улыбке и подпевании словам из песни, которая вот уже три или четыре раза проиграла в наушниках.

Лишь до боли знакомый чуткий взгляд тёмных глаз заставил отвлечься от холста. Прислонившись бедром и головой к книжному стеллажу, Диего скрестил руки под грудью, смотря на меня с едва уловимой улыбкой на губах.

– И как давно ты тут стоишь? – улыбнулась я, вытащив одну капельку наушника.

– Достаточно, – усмехнулся он, пройдясь ко мне, из чего я автоматически придвинулась в левую сторону, чтобы скрыть листочек с мужчиной, который сейчас стоит передо мной.

– Что-то случилось?

– Нет. Хотя, сегодня ко мне придут гости, – взъерошив копну, он, кажется, вдумчиво и смущённо улыбнулся.

– Хорошо, останусь сегодня в кампусе, – кивнула я.

– Вообще-то, я хотел, чтобы ты тоже присутствовала с нами. Ты всех знаешь.

– Родители?

– Да. Мария, Ром и Лита тоже будут. И Даниэль, если успеет.

– Хорошо, мы готовим сегодняшний ужин?

– Если ты вдруг начала разбираться в испанской кухне, то да, я доверю тебе открыть паприку.

– Очень смешно, Фуэнтес. Если ты запамятовал, то я готова тебе напомнить: это я готовила нам завтрак и обед, при этом ничего не сожгла.

– С Божьей помощью, – засмеялся Диего.

– Тебе не кажется, что так ты можешь лишиться кое-чего важного? – выгнув бровь, я посмотрела на мужчину перед собой с вызовом.

– Если ты сейчас о сексе, то тогда ты лишишься его тоже, – выгнув бровь в ответ, он посмотрел на меня с принятием вызова.

– Я сейчас о двух важных мужских гениталиях. Не могу обещать, что будет приятно и без боли.

Улыбаясь, Диего приблизился к моему уху, томно шепнув:

– Тогда ты лишишься хорошего секса надолго, если даже не навсегда.

Натянув взаимную улыбку, я положила ладонь на его плечо, отведя ослепительно сексуальное тело и дурманящий аромат предмета своих грёз в сторону.

– Давай говорить честно, в последнее время ты начал выдыхаться. Два раза за ночь, Фуэнтес. Ты стареешь.

Закинув голову назад, Диего хрипловато засмеялся, пробуждая волну мурашек по телу. Как ему удаётся одним смехом отключать мой разум?

– Ты уже купила крем? – сквозь смех, он вскинул подбородок, сверкнув обворожительной улыбкой.

– Да, но он мне не пригодится, – скучающе, я театрально пожала плечами и зевнула.

– Утром ты заговоришь по-другому. И ты не собираешься на тренировку?

Взглянув на часы, я улыбнулась.

– Нет, ещё полчаса.

– Капитан всегда должен приходить заранее, вдруг тренер захочет обсудить с ним какие-то важные детали, на носу матч.

– Думаю, что наш тренер говорит о других важных деталях.

– Грейс, я серьёзно, на носу матч. Если хотите уехать с поля без целых костей, то можем не тренироваться вовсе.

– Я помню, – вздохнула я.

– Харрис сказал, что ты знаешь некоторых членов команды, это поможет нам правильно выстроить план действий. Кто-то должен надрать им задницы.

– С радостью приму такую честь, – улыбнулась я, не решаясь сползти с места, чтобы не дать обнаружить заветный листочек.

– Тогда пошли, – махнув головой в сторону, Диего уже сделал шаг, когда я нерешительно спрыгнула с места, быстро подхватив рисунок.

Было поздно, мой жест не остался незамеченным. Бровь Диего вопросительно поползла вверх, в то время как я сумбурно пыталась сложить и засунуть рисунок в задний карман джинс. Именно сейчас я не отличалась ловкостью и скоростью, за что мысленно наложила на себя все проклятия.

– Что там? – протянув ладонь, Диего выглянул за мою спину.

– Ничего, – покрутив головой, мне наконец-то удалось засунуть свой секрет в карман.

– Грейс, – вздохнул он, пошевелив пальцами в знак того, чтобы я вложила своё сокровище в его ладонь, – покажи мне, не делай так, чтобы я забрал силой. Если там травка или наркотики, пеняй сама на себя.

– Фуэнтес, ты с ума сошёл? – обиженно фыркнула я, – я, конечно, пробовала, но не вошла во вкус.

– Тогда я жду.

– Я не отдам его тебе. У меня тоже есть свои тайны.

– Уже поздно, теперь это не тайна.

– Я не отдам.

– Я заберу силой, и это увидят многие. Хочешь скандала?

Фыркнув, я аккуратно вынула листочек из кармана, потому что некоторые характерные звуки рвущиеся бумаги мне совсем не понравилсь. Без всякого желания, я нерешительно выложила своё творение в ладонь Диего, который развернул комочек. Кажется, что на секунду я вовсе перестала слышать его дыхание, подняв на меня глаза, которые сейчас искрились теплотой, он поджал губы.

– Можешь смеяться, не обязательно сдерживаться, – поморщилась я, начав психованно и спешно собирать принадлежности для рисования.

– Грейс, – хрипло и тихо начал Диего, положив ладонь на мою поясницу.

– Что? – отчеканила я, не переставая раздраженно фыркать.

– Давно ты его нарисовала?

– Достаточное количество времени.

– Мне нравится. Не обижайся.

– Это вмешательство в частную жизнь, Фуэнтес!

– Ты – моя девушка, я имею полное право знать то, что у тебя в кармане. И при надобности, я залезу в твою сумку, в твою одежду, в твою голову, чтобы вытащить необходимое.

Закатив глаза, я очередной раз фыркнула. Закинув ремешок сумки на плечо и подхватив холст с кистями, я гордо вскинула подбородок.