Холли Чемберлен - Наше лето

– От кого прячешься? – поинтересовалась я.

– Ничего я не прячусь, – фыркнула она. – Боюсь, что начну плеваться, и не желаю вступать в драку. Правда, у меня достаточно длинные ногти, но взгляни на их коготки!

Блондинка, уже стоявшая над нами, нагнулась, и я неожиданно смутилась, разглядев глубокую ложбинку между грудями…

И что ей понадобилось?

– Не могли бы вы сфотографировать нас? – спросила она.

– Могла бы, – хладнокровно откликнулась Джинси. – Вопрос в том, хочу ли.

Широкая улыбка дрогнула. Из светло-голубых глаз исчезло всякое выражение.

– Давайте мне, – вмешалась я, почему-то пожалев девушку.

Подумаешь, красивая и глупая! Не такой уж и недостаток. Кроме того, красота и глупость вовсе не обязательно предполагают, что она еще и подлая.

– Как работает камера?

– О, проще простого, – ответила блондинка, вернув на лицо широкую зубастую улыбку. – Смотрите в это окошечко и нажимайте кнопку. Вот и все.

Я поднялась и последовала за блондинкой к ее подругам. Последовали возня, хихиканье, визг, в результате чего они приняли оригинальную, по их мнению, позу. Обнялись, выставив напоказ одновременно груди и задницы. Интересно, как это у них получается?

У меня даже возникла дурацкая мысль: может, они акробатки? Женщины-змеи?

– Улыбнитесь, – промямлила я, но губы и так были раздвинуты, а зубы уже блестели.

Блондинка выхватила у меня камеру и со смешком поблагодарила.

Мрачная, чувствуя себя то ли униженной, то ли смешной, я побрела к подругам.

Песок жег ступни. Хотелось в туалет. Купальник так и норовил собраться складками.

– Господи, Клер! – воскликнула Джинси, когда я плюхнулась на полотенце. – Да ты только что сняла свой первый разворот «Плейбоя»! Каково это – быть настоящим деятелем порноиндустрии? Может, тебе пора вступать в профсоюз? Говорят, у них хорошая медицинская страховка, постоянная работа…

– Угу. Помолчи хоть немного, – бросила Даниэлла. – Может, нам перейти в другое место?

– Ни за что. Мы первыми пришли.

Пока Джинси и Даниэлла препирались, я думала об Уине: «Интересно, его тянет к женщинам вроде тех, что резвятся на песке возле нас?

И пока я сижу здесь, на Вайнярде, может, он коротает время, читая «Плейбой», или смотрит порнофильм?

А может, он посещает стрип-бары вместе с так называемыми клиентами?»

Последнее совсем уж трудно представить: к сексу Уин был довольно равнодушен.

«Может, – мучительно размышляла я, наблюдая, как брюнетка размазывает лосьон для загара по уже золотистому очень плоскому животу, – может, это я во всем виновата?

Может, Уин отдаляется от меня, чувствуя, что секс меня не слишком волнует? Секс с ним.

Может, Уин вовсе не находит меня настолько уж привлекательной…»

Я из тех девушек, на которых женятся. Не из тех, с кем мужчины развлекаются. Я знала это с юности. Встреча с Финном? Так, мимолетная ошибка.

А если это и есть часть проблемы, возникшей между мной и Уином? Отсутствие взаимной сексуальной притягательности?

Но насколько страсть важна в браке? Насколько важна в перспективе?

Все консультанты по семейной жизни утверждали, что животная похоть со временем истощается, ее сменяют более глубокие отношения, основанные на взаимной поддержке, уважении и дружбе.

Но что, если животной похоти не было вообще? С самого начала?

Наверное, стоило бы спросить Джинси, что она об этом думает. И как обстоят дела между ней и Риком. То есть не дела, а секс.

Наверное, стоит спросить Даниэллу про Криса?

Наверное…

Одна из девиц в бикини взвизгнула, и ее подружки подхватили крик. Теперь все трое резвились в воде, занятые шуточной борьбой.

– Хоть бы они утонули, – пробормотала я. – Хоть бы их сожрала акула.

– Так и знала, что ты придешь в себя, – прыснула Джинси. – Ни у кого не найдется столько благородства!

Даниэлла погладила меня по руке.

– Добро пожаловать в реальный мир, солнышко. – Не слишком-то он хорош.

Мы с Риком как раз доели простой ужин: паста с чесноком и маслом, салат и хлеб – готовил, разумеется, он, – и я стала складывать грязную посуду в раковину, когда в дверь позвонили.

Еще раз.

И еще.

– Кого это принесло? – пробурчала я, неохотно направляясь к двери.

Посмотрела в грязноватый глазок и увидела самый жуткий кошмар.

Мать твою! Братец!

Может, лучше вообще не открывать?

Хватит ли у меня решимости?

Должно быть, он услышал мой голосок… Эта вечная привычка орать!

И что он скажет родителям? Что собственная сестра, родная плоть и кровь оставила его стоять в коридоре, как приблудного пса?

– Черт!

– Джинси, кто это?

Из кухни выглянул недоумевающий Рик с кухонным полотенцем в руках.

– Мой брат, – прошептала я одними губами.

– Так впусти его.

– Я…

– Да что с тобой, Джинси! Открой!

Я съежилась.

– Или стесняешься меня? – поддел Рик.

– Иисусе, конечно, нет! Только помни: ты сам напросился.

И я неохотно приоткрыла дверь.

Томми. Во всей своей свинюшной красе. Растянутая, покрытая пятнами майка. Джинсы, сползшие с пивного брюшка, совершенно неуместного при его тощей фигуре. Редкие волосы выстрижены узором в виде звезды.

– И что ты здесь делаешь? – рявкнула я. – То есть в Бостоне? Ночевать тебя я все равно не оставлю!

– Эй, Джинси, придержи коней, – промямлил он, поднимая руки в знак капитуляции. – Старушка, мы с Джеем приехали маленько поразвлечься, вот и все.

– Джей?

Я распахнула дверь и оглядела коридор.

– Этот поганый кусок дерьма и близко ко мне не подойдет. Надеюсь, ты это понимаешь, Томми.

– Ну да. Поэтому он и остался внизу. Старушка, он боится тебя.

– Еще бы! – рявкнула я, злобно уставясь на своего идиота-братца.

Рик вопросительно откашлялся. О, позже он обязательно услышит всю историю, за это я ручаюсь.

– Итак, зачем ты приперся? – повторила я. – Это моя квартира.

Хотя, в сущности, он еще и не переступил порога.

– Что же, человек и поздороваться с сестрой не может?

– Здравствуй. Все? А теперь тебе пора. Только не стукнись головой о дверь на обратном пути!

Томми тяжело вздохнул.

– Старушка, что это с тобой… Мы с Джеем подумали, что ты сможешь объяснить, где тут можно поразвлеееееечься… Опрокинуть по пивку и повеселиться.

– Не могу. Придется самому найти развлечееееения. А теперь…

Я ткнула пальцем в темный коридор.

Но Томми, задрав голову, посмотрел поверх моего плеча и насупился. Тьфу. Неужели заметил Рика?

– А это кто, хозяин дома? – издевательски, как все ему подобные идиоты, протянул братец.

– Нет.

Я судорожно сглотнула. Вот оно.

– Это мой бойфренд.

Пикантная новость дошла до пропитанного пивом мозга не раньше чем через минуту. Наконец по неумытой роже расплылась медленная улыбка.

– Вот это да! Интересно, что скажет ма, когда узнает, что ты спуталась с каким-то старикашкой.

Рик едва сдержал смех. Я послала ему предостерегающий взгляд, и он попятился в гостиную, недовольно бормоча:

– Эй, полегче, мне всего тридцать пять!

– Ма ничего не скажет, – отрезала я. – Потому что ничего не узнает. А ты держи язык за зубами!

– И кто меня заставит? Уж не ты ли?

– Ах ты, вонючка! – взвилась я.

Томми злорадно ухмыльнулся. Редкие желтоватые усики дернулись.

– А ты вонючка со льдом! Об тебя заморозиться можно!

Ну вот, знакомьтесь, мой братец и я, гордые отпрыски рода Ганнон-Бауэр.

И тут я поклялась страшной клятвой никогда не иметь детей. Хорошо бы еще придумать, каким образом прервать линию Томми, чтобы он больше не смог нести глууупость в наш уже и без того беспросветно глууупый мир.

После очередного раунда бессмысленной борьбы я велела Томми отправляться в «Последнее убежище» на Хантингтон-стрит и начать ночь там. Томми с последней гнусной ухмылкой канул во тьму. Я с невероятным удовольствием захлопнула за ним дверь.

– Ну что? – скомандовала я, круто развернувшись. – Валяй, высказывайся!

Если он порвет со мной из-за этого…

Губы Рика чуть дрогнули.

– Значит, это и есть твой брат. Интересно. То есть он выглядит…

– Ну же, не стесняйся. Скажи. Он выглядит как отребье. Потому что он и есть последнее отребье.

Рик подошел ближе и поцеловал меня в лоб.

– Я собирался сказать, что он совершенно не похож на тебя.

– В самом деле? – просияла я. – Спасибо. Я знаю, но иногда боюсь, вдруг скрытое генетическое сходство вылезет наружу и я выстригу на макушке звезду и начну пить на завтрак пиво.

Тут Рик все-таки не выдержал и расхохотался.

– Прости, Джинси. Представил тебя со звездой на затылке. Надеюсь, этого никогда не случится.

– Я тоже. Надеюсь.

– Не хочешь рассказать, что случилось между тобой и этим самым Джеем?

– Ни за что! – с чувством воскликнула я. – Ладно, когда-нибудь. Не хочешь подурачиться?

Рик хотел, поэтому мы отправились в спальню.

Позже, после его ухода, я подумала о Трее Каррингтоне. Вот он терпел и даже любил младшего брата. Означало ли это, что он мазохист? Или взрослый зрелый человек?

Чем именно мы обязаны родственникам, людям, навязанным нам при рождении, людям, от которых мы произошли, с которыми мы делим одну ДНК, нашу запинающуюся юность, солидность среднего возраста и невоздержанную старость?

Узнаю ли я когда-нибудь ответы на эти вопросы?

Я добралась автобусом до аэропорта Логан и встретилась с Даниэллой у терминала компании «Делта».

Поскольку мы собирались гостить у ее родителей, я потратилась на новую дорожную сумку: нечто чистое и не из пластмассы. Внешний вид много значил для Даниэллы, а значит, и для ее родителей.