Мой отец.

Папочка всегда любил меня некоей формальной, отстраненной любовью. И никогда не уделял особого внимания по той простой причине, что я не родилась мальчиком. Зато его особой заботы удостаивались Джеймс и Филип – пятью и двумя годами старше меня.

Его наследники.

Папочка был так старомоден, что временами казался персонажем романа викторианской эпохи. Но кроме того, оставался слишком реальным. И с самых пеленок препоручил меня матери.

Две его девочки…

Мамочка выбирала мне одежду, водила на собрания герлскаутов, а папочка частенько привозил братьев в свой красивый кабинет в медицинском центре Мичиганского университета, где возглавлял урологическое отделение.

Мамочка старательно посещала мои репетиции в балетной школе, пока папочка брал с собой братьев на рыбалку, в северные озера штата.

Матушка учила меня шить и вязать, папочка поощрял занятия мальчиков спортом и ревностно следил за успехами в школе.

И ничто не меняло раз навсегда заведенного распорядка, пока я не начала встречаться с Уином. Неожиданно отец заметил меня. Неожиданно я стала достойной его персонального внимания.

И чем большего добивался Уин, тем больше я вырастала в глазах отца. По крайней мере мне так казалось.

Когда Уина приняли на юридический факультет Гарварда, отец устроил нам уик-энд в Чикаго. Когда имя Уина, одного из молодых многообещающих адвокатов, появилось в «Ло ревью», папочка выписал мне симпатичный чек, словно это я удостоилась такой чести.

А когда Уину предложили партнерство в юридической фирме «Датц, Паррин и Келлехер», папочка вознаградил нас уик-эндом в Кэньон-Ранч на Беркширских холмах.

Все шло лучше некуда.

И все же незадолго до этого майского вечера, когда я договорилась провести добрую часть лета в обществе совершенно незнакомых людей, и несмотря на подарки и одобрение отца, во мне начало что-то меняться.

Я чувствовала себя так, будто начинаю просыпаться. Я чувствовала себя так, будто начинаю засыпать…

Для человека, известного ровным, пожалуй, даже невозмутимым характером, ощущения были довольно пугающими.

Я не находила себе места, но нервная энергия довольно быстро сменялась пассивностью: то летала по комнате, то едва заставляла себя встать с постели.

Любимые хобби – вязание и долгие прогулки вдоль реки – вдруг потеряли всякий смысл.

Я стала включать автоответчик, чтобы не издавать бодренькие восклицания, изображая хорошее настроение.

Я лишилась даже того ничтожного интереса к сексу, который каким-то чудом еще сохранялся.

Клер Джин Уэллман. Та самая, которой было так легко угодить. Которая всегда старалась угодить.

Почему же внезапно все изменилось?

Почему я все время злюсь? Даже без причины?

Почему грущу? Хотя не в состоянии определить источник грусти.

Уин, казалось, не замечал смены моих настроений и поведения. Во всяком случае, ни словом не обмолвился на этот счет. Кажется, я была ему за это благодарна. Странно, но это именно так.

Я была благодарна ему за безразличие или что-то в этом роде.

Я принялась выискивать в женских журналах статьи о перепадах настроения и гормональных сдвигах, о том, что астрологи именовали возвращением Сатурна, и, наконец, о депрессии.

Но члены семейства Уэллман не обращаются к психотерапевтам.

Кроме того, я постоянно спрашивала себя, зачем мне психотерапия. У меня надежная работа, хорошая семья, уютный дом.

У меня есть Уин.

Может, если хорошенько поразмыслить, окажется, что со мной не происходит ничего особенного.

Может быть…

И тут, перелистывая журнал «Дома Новой Англии», я увидела рекламную статью о Мартас-Вайнярд, и до меня дошло, что не мешало бы на некоторое время сменить обстановку. Уехать. Одной. Без Уина.

Занятия в школе заканчивались в середине июня, а осенний семестр начнется не раньше Дня труда.

Зачем оставаться в Бостоне, когда можно пожить где-то на природе?

Мне недоставало сельских пейзажей и воды. Не по собственному выбору я жила в большом городе. Но Уин принял решение: Нью-Йорк или Бостон. Я выбрала Бостон, как меньшее из двух городских зол.

Лето в городской жаре? Или лето у моря?

Кроме того, Уин все чаще задерживался на работе, и я знала, что в августе у него начинается большой судебный процесс. Значит, в ближайшем будущем не будет возможности провести отпуск вместе.

Идея была соблазнительной. Слишком соблазнительной. Уехать без Уина.

У меня словно появилась грязноватая, но волнующая тайна.

Следующие два дня я ничего не предпринимала. Только представляла себе, как провожу часть лета без Уина.

И тут увидела приклеенное к уличному фонарю объявление о встрече в «Джордже» будущих соседей по летним домикам.

Я снова и снова спрашивала себя по пути домой, в нашу просторную мансарду на Гаррисон-авеню, в Саут-Энд. Твердила, как мантру, в такт собственным шагам: «Что я наделала, о, что я наделала!..»

По пути, на углу Шомат, мне попался крохотный, шумный ресторанчик «Блюдо». Вечер был теплым, несколько посетителей устроились за расставленными на тротуаре столиками. За одним сидела женщина лет сорока пяти, просто одетая, у ног которой лежал мопс. Женщина выглядела очень спокойной и довольной.

«Я никогда не смогла бы вот так. Сидеть одной в ресторане», – подумала я.

Или смогла бы?

Я проводила ужасно много времени одна. Слишком много для девушки, живущей вместе со своим бойфрендом.

«Было бы неплохо, – подумала я, – набраться храбрости и хоть один раз поступить как хочется. Например, насладиться теплым весенним вечером в уютном ресторанчике».

Женщина поймала мой взгляд и улыбнулась. Я ответила смущенной улыбкой и прошла мимо.

«Мужайся, Клер, – сказала я себе. – Снять домик на лето – значит сделать шаг в верном направлении. Шаг к независимости. Именно этого ты хочешь, верно? Независимости?»

«Но чего хочет для тебя Уин?» – поинтересовался тоненький голосок.

Вряд ли ему понравится мой план. Это я знаю точно. По-настоящему вопрос должен звучать так: хватит ли у меня духу воспротивиться его желаниям?

Иными словами, хватит ли у меня духу сказать ему «нет» и «да» – себе?

Я остановилась у рынка напротив большого собора купить молоко для Уина и готовый ужин для себя.

Ожидая, пока продавец протянет мне пластиковый контейнер с макаронами и сыром, думала о двух женщинах, которые, возможно, станут моими временными соседками.

Даниэлла вроде бы ничего. Немного переборщила с макияжем, но, кажется, вполне на уровне. Довольно славная.

Люблю славных людей. И всегда считала, что это качество не все ценят по достоинству.

Джинси?

А вот она меня немного беспокоила. Вернее, не столько она, сколько опасения, поладим ли мы. Я уже почувствовала, что она заядлая спорщица и старается настоять на своем. Что-то вроде бунтаря. Неистовая натура.

«Может, – подумала я, – не стоит судить так поспешно. Дождемся следующей встречи».

Я заплатила за продукты и, подхватив белый пластиковый пакет и костюм Уина, направилась к Гаррисон-авеню.

Куда подевались все тревоги? Их вытеснило возбуждение. На каком-то уровне мне вдруг стало все равно, что подумает Уин о моем плане. А вместе с этим пришло ощущение свободы, которого, кажется, я до сих пор не испытывала.

Глубоко вздохнув, я на мгновение представила себя на берегу, одну, в обществе звезд, луны и неутомимого черного прибоя.

Жизнь неожиданно показалась очень пугающей.

И, что вполне естественно, чудесной.

ДАНИЭЛЛА

ОНА ЛЮБИТ СЕБЯ

Не моя вина, что я опоздала на встречу.

То есть интересно, когда это в мире бизнеса совещание начинается вовремя?

Я вам скажу.

Никогда. То есть почти никогда.

Я семь лет проработала старшим помощником администратора в бостонском офисе большой строительной фирмы и навидалась всяких совещаний.

Даже инженеры, известные своей точностью и пунктуальностью, никогда не приходят вовремя. То есть не всегда.

И кто мог ожидать, что встреча двадцати – тридцати незнакомых женщин, желающих потратить кое-какие деньги на приятный летний отдых, встреча в абсолютно неформальном баре вроде «Джорджа» начнется ровно в шесть?

Я вас умоляю!

Большинство служащих в моем офисе, расположенном возле довольно жалкого городского кампуса Северо-восточного университета, не покидают здания по крайней мере до половины седьмого. Все твердят об этом, поскольку я приучила всех, что ухожу не позже пяти. Я получаю слишком мало, чтобы сидеть здесь до семи.

Пусть мой муж так работает.

То есть будет работать. Когда я его найду.

Так или иначе, а в тот день я ушла из офиса ровно в пять; оставалось достаточно времени, чтобы спокойно прогуляться по торговому центру, по дороге от Хантингтон-авеню к Бойлстон-стрит, почти до самого Ботанического сада. Погода стояла прекрасная, и на какую-то секунду захотелось забыть о торговом центре, чтобы подольше побыть на воздухе.

И тут, пока я ждала на переходе, омерзительный автобус с ревом промчался мимо, выпустив клубы густого черного дыма, и я подумала: «Как? Я собираюсь и дальше разрушать уже почти уничтоженные этим гнусным городским воздухом легкие?»

Нет уж, благодарю!

Я подумала, что не стоит проходить через весь торговый центр. Это собьет меня с пути.

И вообще не следовало подниматься на второй этаж. Но я все-таки поднялась, и там это произошло. Мне прямо-таки бросилась в глаза премиленькая пара босоножек в витрине «Найн уэст», они, казалось, так и манили к себе.

«Даниэлла Лирз, – кричали они, – взгляни на нас! Только представь себя в нас на ужине у «Дэвио»!»

Ну и что? Всякая уважающая себя женщина знает, когда такие потрясные туфельки взывают к тебе, следует немедленно войти в магазин и примерить их.