– Это вы простите меня, Володя, я слишком устала за последнее время. Продолжайте, я слушаю вас.

– Я буду краток. – Бардин закурил, затянулся, поспешно выпустил дым в открытую форточку. – Дина, я не буду делать вам предложения. Я просто хочу, чтобы вы уехали со мной.

– Как это? – пожала плечами Дина. – В качестве кого?..

– В качестве моей невесты… или сестры… или кузины, да какая, черт возьми, разница, выбирайте сами! – Папироса сломалась в пальцах Бардина, махра посыпалась на затоптанный мраморный пол. – Дина, поймите, я люблю вас и не могу, слышите, не могу оставить здесь! Ни у красных, ни в этом оборванном таборе, где вам совершенно не место! И не спорьте, у меня тоже весьма мало времени! Тем более что я прав! Послушайте, завтра отходит «Безмолвный». Вы можете сесть на него со мной… и не надо так на меня смотреть! Повторяю, я не навязываюсь вам в качестве супруга или любовника, я знаю, что вы меня не любите, и стреляться из-за этого не намерен, в чем уже поклялся! Я просто предлагаю вам свою помощь! Если вам удастся устроиться в Константинополе без моего участия, я буду только рад. Ну же, Дина, решайте! Даю вам слово, с моей стороны это будет лишь братская, дружеская поддержка… а дальше уж как кривая вывезет.

– Спасибо, Володя… – шепотом сказала Дина, закрывая глаза, и Бардин, торопливо вытерев о край шинели испачканные махрой пальцы, снова обнял ее. Дина прижалась щекой к колючему ворсу его шинели и тихо повторила: – Спасибо. Я не ожидала, поверьте…

– Итак, ваше решение? – нетерпеливо глядя ей в лицо, спросил Бардин.

– Позвольте, я отвечу завтра.

– Но завтра будет уже поздно!

– Нет. «Безмолвный» отходит днем, я сама буду готовить раненых для отправки на нем. Завтра я и отвечу вам… если вы готовы ждать ответа. Если же нет – это ваше право. В любом случае я очень благодарна вам, и…

– Завтра утром я буду здесь, – коротко сказал Бардин. Поцеловал мокрую от слез руку Дины, поклонился ей и вышел.

Бухнула, впустив внутрь порыв холодного ветра, высокая входная дверь. Дина некоторое время стояла неподвижно, закрыв лицо руками. Затем, спохватившись, поспешно вытерла лицо передником и побежала к лестнице, ведущей наверх. Еще один удар двери заставил ее вздрогнуть и обернуться. Внутрь шагнул бородатый, грязный до самых глаз казацкий вахмистр.

– Сестрица, принимайте раненых, – усталым басом произнес он.

– Как – раненых? – опешила Дина. – Позвольте, мы же только утром взяли партию… Все переполнено!

– А у меня обоз из шашнадцати телег! – заорал казак. – Вон – всю улицу перегородили! И поспешите, сестрица, за-ради бога, не то ж кончаться начнут! И так растрясло по самое некуда…

– Боже мой, минуту, вахмистр, подождите! – Дина, спотыкаясь на скользких ступеньках, понеслась наверх.

– Сестра, сколько можно вас ожидать?!. – Худой сутулый врач вывернулся ей навстречу из смотровой, и Дина на всем лету врезалась в его плечо. – Больной на столе, а вы…

– Георгий Николаевич, там еще… – задыхаясь, выпалила Дина. – На шестнадцати телегах… Прямо с Перекопа… Боже, что нам делать?

Глаза доктора над белой повязкой потемнели.

– Не знаю… – хрипло ответил он. – Право, сестра, не знаю… Что ж, нужно как-то принимать…

– Но куда принимать?! Во всех палатах лежат на полу! И рук не хватает! И медикаментов, и перевязочных!.. В сестринской целая гора бинтов нестираных, когда же делать это все?!. – Дина почувствовала, что слезы снова подступают к глазам. Как раз в этот момент из смотровой выбежала Мери с тазом, полным окровавленных бинтов. Дина бросилась к ней. – Меришка, ты видишь, что творится?! Еще люди, еще раненые! Господи, как же нам быть?

– Что до меня, то я иду на операцию, – мрачно перебил врач. – Мери, помогите мне, а вы, сестра Дмитриева, занимайтесь приемом новых раненых.

– Одна?!

– Возьмите санитарку из хирургического, она, кажется, свободна. И…

– О, нет, Георгий Николаевич! – вдруг всплеснула руками Дина, и на ее бледном лице появилась надежда. – Подождите меня пять минут… Нет, десять! Через десять минут у вас будут новые руки!

– Но что же вы намерены… – начал было врач, однако серый вихрь уже промчался мимо него к выходу, оглушительно хлопнув дверью.

– Да что ж это такое! – вышел он из себя. – Мери! Немедленно на операцию, время не ждет! Но прежде отправьте вниз Иванцову из хирургического, пусть договорится с обозным и начнет прием! Будем надеяться, нашей Надин в самом деле удастся кого-то найти!

– Ей удастся, – заверила Мери, быстро моя руки под гремящим умывальником. – Я знаю, куда она пошла.

Выскочив из госпиталя и не отвечая на вопросы обступивших было ее казаков, Дина во весь дух, прямо по лужам, промчалась мимо грязных телег, заполненных ранеными, и понеслась вдоль облезшего зеленого забора. До рынка было рукой подать. «Боже, только бы оказались там… только б не ушли…» – молилась про себя Дина, придерживая на волосах белую косынку, которую рвал ветер, и уворачиваясь от холодных брызг дождя, летящих в лицо. Над головой пронзительно, тоскливо кричали взбудораженные чайки, в тон им гудели в порту отходящие суда, дождь перешел в ледяную, твердую крупу, по небу неслись свинцовые обрывки облаков.

Городской рынок оказался почти пуст, и таборных цыганок Дина увидела сразу же: пестрой оборванной стайкой они сидели посреди площади. Некоторые бродили по рядам, время от времени вяло приставая то к продавцам, то к покупателям, но людям было не до них, и цыганки, не настаивая, медленным шагом возвращались к своим. Одна только Копченка, чья желтая новая, еще не изодранная кофта виднелась издалека, лихо врала что-то немолодому господину с кожаным портфелем и взволнованным лицом. Но, несмотря на увлеченность своим делом, она первой умудрилась заметить ворвавшуюся на рыночную площадь Дину.

– Э, Динка, что такое?!. – Она бросила руку обеспокоенного господина с портфелем. – Иди, иди, брильянтовый, с богом, как я сказала, так у тебя все и будет, ступай… Что случилось, пхэнори, что ты как прижаренная мчишься?!

– Чаялэ, ради бога… – задыхаясь, едва выговорила Дина. – Там раненые… Много… Рук не хватает… Мы с Меришкой разрываемся, и гаджушки тоже… У вас все равно навара сегодня нет, помогите, прошу…

Некоторое время цыганки, сгрудившись в кучу, озадаченно смотрели на нее. Затем Ульяна насмешливо взмахнула рукой:

– Ты что, милая, ошалела?! Заняться нечем будто бы… Гаджэ небось наших детей не накормят, а я там убиваться стану да на всякую страсть смотреть! Сама мучайся, коли в радость, а нам…

Внезапно она прервалась на полуслове. Потому что Копченка, молча отделившись от кучки цыганок, решительно, ни на кого не обращая внимания, зашагала в сторону госпиталя. Потом, на ходу поправляя сползающий с волос платок, пошла с площади старая Настя, за которой, переглядываясь и пожимая плечами, тронулась стайка ее невесток. Оставшиеся посмотрели друг на друга, вздохнули… и поплелись следом.

В госпитале царил такой ералаш, что толпа босых гадалок, которые ввалились с центрального входа и немедленно рассыпались по этажам, никого не удивила. Незамужних девчонок отправили в сестринскую, разбирать и отстирывать бинты; взрослые цыганки под руководством Мери принимали внизу раненых, освободившиеся русские сестры побежали наверх, помогать при операциях. Госпиталь закипел, зазвенел от громких голосов, в коридор повысовывались заинтересованные лица больных, и Мери с Диной улыбнулись друг дружке, когда неожиданно из дальней палаты, где готовились к эвакуации выздоравливающие и легкораненые, раздался звонкий голос Юльки:

Покатились мои кольца – не собрать, не собрать,

Убежал мужик с другою – не догнать, не догнать!

– Вот разбойница, где только нахватывается… – проворчала Мери. – Ну, пусть поет, им полегче станет… Да вон ей уже и хлопают! Дина, слышишь?

– Лучше бы делом занималась… – буркнула подруга, хватая из шкафа целую стопку сложенного перевязочного материала и устремляясь с ним по коридору. – Мери, возьми там ящик с инструментом, его нужно немедля подготовить, Георгию Николаевичу уже через полчаса надо делать… Георгий Николаевич! Что опять случилось?! Осторожно, это же стираное!!!

– Прошу прощения, сестра! – Появившийся из-за двери и чуть не сбивший Дину с ног доктор возмущенно пыхтел. – Очень кстати пришлись эти ваши… родственницы, благодарю вас! Хотя и грязи нанесли, конечно… ну да что уж теперь, лишь бы поскорей… Мало мороки, так еще там, изволите видеть, господин полковник отказывается от операции!

– Что значит – «отказывается»? – нахмурилась Дина. – Что-то серьезное? Контузия? Он не в себе?

– Да нет, вполне в здравом уме! Рана поверхностная, но сильно воспаленная, наложение швов может быть весьма болезненно… Впрочем, подите, побеседуйте с ним сами, вам это как-то лучше удается… а у меня на уговоры нет времени, нет! У меня в солдатском – толпа нерезаных! Ступайте, Дина, ступайте, не ждите! Можете сами, кстати, и сделать, ничего сложного, вы с этим прекрасно справитесь, а господину полковнику будет, несомненно, приятней…

Конец фразы Георгия Николаевича потонул в конце гулкого коридора: доктор стремительно уносился в солдатское отделение. Пожав плечами, Дина повернулась в сторону некрашеной двери, откуда слышалось уговаривающее бормотание сестры и басистые увещевания рыжего плечистого казака, стоящего на пороге палаты:

– Ваше благородие, вам же ж не только я, а вот и сестрица объясняет, что надо бы наркозу! Без наркозу ведь одну скотину режут, а у вас вон какая борозда надулась! Уж давайте по-хорошему, так оно и быстрее будет…

Его решительно перебивал сердитый голос полковника с чуть заметным кавказским акцентом:

– Гулько, не смей приказывать старшему по чину, совсем распустился! Пошел вон! А вам, сестра, повторяю: не стоит тратить эфир на всякие пустяки! Зашивайте так, истерики не закачу, я боевой офицер, а не институтка! Там в обозе прибыли мои солдаты, есть тяжелые раны, поспешите с наркозом туда и… извольте выполнять приказ! Моя задача – погрузить до завтра всех, кого возможно, а вы теряете время!