– Кто ты такая? – усмехнувшись, бросил ей полковник.

– Прекратите мне тыкать! – взвилась Мери, которой от отчаяния уже море было по колено. – Я – княжна Мери Давидовна Дадешкелиани! Мой отец, генерал Давид Дадешкелиани, погиб в пятнадцатом году на австрийском направлении! Мой брат, Зураб Дадешкелиани, был убит на Урупе во время Кубанского похода! Мою мать расстреляли большевики, и я сама чудом спаслась от них! А спасли меня вот эти люди, которых вы собираетесь убить! Я ручаюсь вам, что никаких коммунистов здесь нет! Это обычные цыгане, и тот, которого вы намереваетесь застрелить, тоже цыган! Его ранило шальной пулей под Безместным, все было на моих глазах! Клянусь своей честью! Честью княжны Дадешкелиани!

Тишина над дорогой была мертвой: даже дети перестали реветь. Казаки не знали, что и думать, и с изумлением переводили глаза с побледневшего лица Мери на озадаченную физиономию полковника. Цыгане обратились в статуи. Краем глаза Мери видела, как судорожно всхлипывает, закрыв рот краем платка, старая Настя.

– Вот как? – наконец пришел в себя тот. – Что ж… м-м… княжна… Надо вам сказать, что я по долгу службы был знаком с вашим отцом.

– Вы знали отца?! – ахнула Мери. – Будьте добры, скажите, а…

– Это вы назовите мне, сделайте милость, ваш адрес в Тифлисе.

– Головинская улица, собственный дом князей Дадешкелиани, возле Сионской церкви!

– Где служил ваш отец?

– В Эриванском кавалерийском полку.

– Ваша матушка была из рода князей…

– Она не была княжеского рода, – презрительно поправила Мери, поняв наконец, что это допрос. – Мама пела в московском цыганском хоре и там встретилась с отцом.

– Вы похожи на нее или на отца?

– Прекратите этот фарс, господин полковник! – вышла из себя Мери. – Разумеется, я похожа на отца! Кажется, это очевидно! Обратите внимание на наш фамильный нос! А мама была русская, блондинка, ее имя по сцене – Анна Снежная, ее знала вся Москва! Какие еще подробности вам интересны, я вся к вашим услугам!!!

– Прошу меня простить, княжна, – помолчав, сказал полковник. – Позвольте представиться: Арчаков Николай Александрович, полковник Марковской дивизии.

Мери машинально сделала книксен.

– Но… разрешите спросить вас, княжна, – что вы здесь делаете?

– Вы не понимаете? – вздернула подбородок Мери. Сейчас, когда схлынул ледяной ужас, когда стало ясно, что расправа над табором не состоится, у нее постыдно задрожали руки и колени. К счастью, голос звучал по-прежнему твердо.

– Я спасаюсь здесь от коммунистов. Цыгане – в некотором роде мои родственники. Перед революцией мой брат женился на хоровой цыганке, моей подруге. Брат погиб минувшим летом… его вдова находится здесь. Дина, милая, подойди к нам!

Дина, белая как мел, шагнула к Мери. Арчаков поклонился. Дина протянула ему руку высоко – для поцелуя, хрипло сказала:

– Весьма рада знакомству, господин полковник. Я – Надежда Яковлевна Дадешкелиани.

– Это правда? – Арчаков осторожно взял ее руку, поцеловал грязные, растрескавшиеся пальцы. – Вы – вдова князя Дадешкелиани?

– Да. Мы обвенчались летом семнадцатого года в Москве. Я тогда пела в хоре, Зураб встретился со мной в ресторане.

– Невероятно… – усмехнулся полковник.

– И тем не менее это правда. – Дина смотрела в упор, не отводя глаз, в которых стояли слезы. – Господин Арчаков, Мери права, вы напрасно подозреваете цыган в укрывательстве коммунистов. Поверьте, если б это было так, я бы минуты не провела здесь. Большевики убили мужа. Зимой в Москве они у меня на глазах застрелили отца: он заступился перед красным комиссаром за мою честь. Клянусь вам, я… я видеть их не могу!!!

Последнее вырвалось у Дины с такой страстной, мучительной искренностью, что Мери чуть не разрыдалась. «Диночка, прости… – подумала она, сжимая холодную руку подруги. – Прости за это…» Дина ответила ей слабым пожатием. По ее щеке бежала одинокая слеза, ветер трепал выбившиеся из-под съехавшего платка пряди волос.

– Что ж, дамы, я, право, рад знакомству… хоть и при таких обстоятельствах. – Полковник, спохватившись только сейчас, убрал револьвер в кобуру, и у Мери чуть не подкосились ноги от облегчения. – Но позвольте спросить, что вы намерены делать дальше?

– Мы хотим добраться до Крыма с табором, – пожала плечами Дина, которая окончательно взяла себя в руки, вытерла слезы и даже улыбнулась Арчакову. – Там генерал Врангель, наши…

– Возможно, будет лучше, если вы поедете с нами? – неуверенно предложил Арчаков. – Дамам вашего круга не место среди этих бродяг. Госпожа Дадешкелиани, подумайте!

– Благодарю за приглашение, господин полковник. – «Госпожа Дадешкелиани» поправила полуоторванный, сползающий с плеча рукав кофты и усмехнулась. – Но боюсь, в Марковской дивизии, среди ваших… м-м… орлов нам с сестрой тем более не место.

Медленным кивком Арчаков подтвердил, что Дина права. Кинув короткий взгляд на сгрудившихся неподалеку казаков, негромко бросил:

– По коням!

Казаки попрыгали на лошадей. Цыгане молча наблюдали за тем, как полковник целует поочередно руки Дине и Мери и обменивается с ними прощальными фразами. Затем Арчаков вскочил на своего гнедого, ударил его плетью и полетел вслед за казаками. А когда на дороге кончила клубиться пыль, цыгане бросились к подругам.

– Меришка! Меришка!!! Вот это Меришка наша! Вот это девка! Вот кому-то счастье в семью придет!

– И как же додумалась, как духу-то хватило, а?!

– Ведь этот барин и не поверить мог, ромалэ, правда? Ой, что б тогда было, хасиям!

– Тебе бы, дура, и не поверил, кабы ты княжной назвалась! А Меришка?! «Не сметь говорить мне «ТЫ»! А?! Слышали, все слышали, как она на барина кричала?!

– Умница, умница! И Динка тоже умница! Подыграла ловко! И сообразила-то как скоро с перепугу!

– Это ж придумать надо было! Динка – князя вдова! Меришка, как тебе в голову такое пришло?!

Ничего ответить девушка не успела: пробившаяся к ней Настя обняла и ее и Дину, крепко прижала к себе.

– Бедные мои, бедные… – шептала старая цыганка, и только тут Мери заплакала. Рядом толпились цыгане, обнимали ее, гладили по спине и плечам, восхищались, смеялись, ахали, вспоминая минувшую жуть. А она все плакала и не могла остановиться. И через плечо Насти смотрела, не отрываясь, не таясь, в смуглое сумрачное лицо Сеньки. А он смотрел на нее. Смотрел своими черными, огромными, неподвижными глазами, смотрел без улыбки – до тех пор, пока стоящий рядом дед не бросил ему чуть слышно несколько слов. Семен вздрогнул, отвернулся и пошел к лошадям.

Все цыгане сошлись на том, что лучше им поскорее убраться от этого проклятого места, и вскоре вереница разбитых телег уже ползла по дороге навстречу высоко стоящему солнцу. Однако за день успели сделать не больше десяти верст: кони, шагавшие целую ночь, сильно устали, и табор с трудом дотащился до станицы на берегу узкой, желтоватой речонки. Цыгане распрягли лошадей, отогнали их к воде, принялись растягивать палатки. Несколько женщин отправились в станицу, не переставая наперебой обсуждать утреннее происшествие. Вместе с ними ушла Дина.

Вечером солнце, красное, дымное, огромное, садилось в степь. Низкие лохматые облака над горизонтом залились оранжевым сиянием, небо золотилось, постепенно бледнея и переходя в блеклую зелень на востоке, где уже зажигались звезды. Дневная духота спадала; от реки, где бродили облитые закатным светом кони, тянуло свежестью. Мери принесла ведро воды, умыла раненого, сменила ему повязку. В который раз, передернув плечами, подумала о том, что могло бы случиться, не догадайся Дина натянуть на Рябченко цыганскую одежду. Никакое заступничество княгини и княжны Дадешкелиани не помогло бы…

– Ну, что там Сенькино начальство? – в шатер просунулась повязанная синим платком голова Насти.

– Кажется, лучше, – задумчиво отозвалась Мери. – Бог знает… может быть, и выживет.

– Бог дураков-то любит, – улыбнулась Настя. – Выходи, девочка, поешь. Я тут из чего осталось похлебку наварила. Илья, и ты садись.

– Говорил я вам всем, курицы… – проворчал дед, который сидел у костра с прохудившимся сапогом в руках и бешено тыкал в него шилом. – И этому дураку говорил: беду на свою голову подбираешь! Взяли моду – в гадженские дела соваться! Без них будто горя мало! Вот и доигрались – чуть весь табор не положили, а за что?! Сопливая девчонка всех вытащила, а ежели б нет?! Вот отвечай, паршивец, что бы мы делали, коли б Меришки под рукой не оказалось?! Отвечай, тебя спрашиваю!!!

Сенька, который лежал в траве возле своей палатки и как мог делал вид, что бурчание деда относится не к нему, перевернулся со спины на живот, сунул в рот соломинку. Подумав, не спеша сказал:

– Вот что не пойму, дед, – откуда они узнали, казаки-то? Про командира моего? Ведь быстро-то налетели как… И знали, где искать!

– Ну, откуда… – пожала плечами Настя. – Гаджэ, наверное, им и сказали. С Безместного.

– Зачем им?

– Да мало ль зачем… Кто их теперь разберет… Раньше все люди как люди были, а нынче… Меришка, а ты как думаешь?

– Мне кажется, хуторским это ни к чему, – ответила Мери. – Ведь они вместе с нами хоронили убитых, и тех и других…

– Но кто же тогда? Донес ведь кто-то, собака этакая! Кому понадобилось?!

– Да будто некому нынче донести… – вздохнула Мери.

Без всякой задней мысли она посмотрела на Мардо, который сидел у своего шатра и сосредоточенно разбирал на части свой наган. Взгляд Мери встретился с узкими черными глазами Митьки. Мгновение они смотрели друг на друга. Митька первым отвел глаза и, глядя через плечо Мери на деда Илью, растерянно сказал:

– Морэ, да я ж из табора не отлучался вовсе…

Старый цыган, словно ничего не услышав, закряхтел, вновь склонился над своим сапогом, и Мардо тут же опомнился. Выругался грязно, зло, сквозь зубы, бросил разобранный наган, вскочил и, не оглядываясь, ушел в шатер. Настя медленно взялась за голову, всхлипнула. Забытая похлебка бешено бурлила в котелке. Мери подхватила было упавшую из рук Насти на траву ложку и увидела вдруг, что Сенька, приподнявшись в траве, улыбается – широко и весело.