— Она, кхм, очень поменялась, — говорю я.

— В хорошую сторону?

— Определённо да, — соглашаюсь я, кивая головой в подтверждение.

— Это же прекрасно, — улыбается Рейчел, — вы столько лет вместе, редко встретишь пары со школьных парт.

— Да, — подавлено, но стараясь улыбаться, снова киваю я, пока Лизи опустила взгляд в тарелку, а Джаред выгнул бровь, смотря на меня. Засранец.

И дерьмово, что я плохо скрываю свои эмоции, потому что Рейчел смотрит на меня с замешательством.

— У вас всё хорошо?

— Немного поругались, — выдыхаю я, а по лицу Джареда скользит усмешка. Уверен, ещё одно слово от меня, и он заржёт во весь голос.

— С кем не бывает, — немного улыбается Рейчел, — всё наладится.

— Надеюсь.

— А ты чему так доволен? У твоего брата проблемы, — хмурится она, смотря на сына.

— О, да, он в заднице, — ёрничает Джаред, за что получает толчок локтем от жены и её «заткнись» взгляд.

— Хочу напомнить, что ты тоже в ней был.

— Не-а, не был.

— Хочешь об этом поговорить?

— Не особо, — смеётся он, протянув руку по спинке стула Лизи.

— Если ты сейчас не заткнешься, то будешь, — сообщает Лизи.

Джаред закатывает глаза и передразнивает её писклявым голосом, из-за чего я посмеиваюсь. Он точно неисправим, возможно, это даже хорошо. Сейчас я понимаю, что подобные шутки лишь мотивация и стимул для меня.

— Всё в порядке. Я всё исправлю, — посылаю короткую улыбку Рейчел и вновь принимаюсь за ужин, пока Мэди отвлекает её тем, что тянет к себе и шепчет мольбу дать сладкого, из-за чего Лизи качает головой.

К сестре присоединяется Мэйс. Заползая на руки к Лизи, он крутит кулоны на её шее и что-то тихо лепетает. Отличная пара: Бони и Клайд, только в роли родственников. Превосходный способ отвлечь и получить своё. Они действуют сообща, что даже смешно. Но больше всего меня радует то, что Джаред и Питер сидят по соседству друг от друга, это хороший знак. Телефон в кармане сигналит, и я вновь спешу его достать, но вспоминаю прошлое сообщение и перестаю так яро тащить его из джинс. Когда взгляд находит имя отправителя, сердце делает тройное сальто. Открываю сообщение и отвожу душу обычным: «Спасибо, они все красивые». Взаимных слов нет, но она ответила, а для меня достаточно и этого.

Глава 16

Алекс

Захожу в кабинет и вновь улыбаюсь. Во-первых, сегодня пятница, во-вторых, у меня хорошее настроение, в третьих, стаканчик кофе дымится на рабочем столе. Нежные ароматы букетов заполняют стены, и такой дурманящий аромат, мешающийся с кофе — заставляет улыбку расползаться по лицу, как и голову кружиться. Как только дверь закрывается, а я делаю несколько шагов к столу, в дверь стучат.

— Войдите.

На пороге тут же появляется Фрэнк. Удивление так и скользит по его лицу, когда взгляд проходится по букетам и возвращается ко мне.

— Мои догадки верны?

— Смотря, о чём ты думаешь, — смеюсь я, ставя купленный стаканчик бодрости на стол, а на спинке кресла повисает ремешок сумки.

— Ты же не сама даришь их себе, — улыбается он.

— Почему бы и нет?

Занимаю рабочее место и делаю глоток, пока Фрэнк состряпал недоверчивую рожицу. Конечно, я не дарю их сама себе, но знаю, кто дарит, это заставляет моё сердце вмиг собирать собственные осколки, а разум парить в небесах, но одновременно с ними, душа сгорает от боли. Я не выкидываю их, я просто не могу это сделать. Такая попытка была, но она с треском провалилась, чему я немного рада. Теперь букеты занимают своё место в кабинете. Не знаю, почему не унесла их домой.

— Можно поздравить?

— С чем?

— С воссоединением и… завершением стажировки, — улыбается Фрэнк.

— Первое вряд ли, и разве уже прошёл месяц?

— Прошёл, — кивает он, — отметим?

— Ты меня оставляешь?

— Думаю, мы оба знаем ответ, так и?

Пискнув, подскакиваю на кресле и бросаюсь к Фрэнку с объятиями.

— Спасибо, — верещу я у его груди, попутно обливаясь слезами, — ты самый лучший начальник и друг на свете.

— Спасибо, — смеётся он, — встречаемся в семь?

— Где?

— У меня есть одно место на примете, тебе понравится.

Возвращаюсь на рабочее место и сияю от счастья, ёрзая по креслу. Не думала, что буду рада прохождению стажировки, которую, кстати, даже не ощущала, и получению работы.

— Хорошо, ты будешь один?

— Да, — лицо Фрэнка тут же меняется, тем самым делая укол в сердце.

— Что произошло?

— В плане?

— Я же не слепая, скажешь?

— Мы решили взять паузу, — выдыхает он, — но это не так важно. У меня кое-что есть для тебя.

Свожу брови на переносице и меняю тон.

— Не говори так, это важно для тебя… и для меня тоже. Ты не посторонний человек, я хочу, чтобы у вас всё наладилось.

— Люди любят хоронить живые отношения и воскрешать мертвые. Тебя, кстати, это тоже касается, судя по кабинету. Ты больше не виделась с ним?

— Эм… несколько дней назад, он приезжал сюда, и мы немного поговорили.

— Судя по цветам, разговор прошёл хорошо.

— Не совсем. Иногда простого «прости» недостаточно.

— Согласен, — улыбается Фрэнк, — но не будь ты нужна ему, в твоём кабинете было бы пусто.

— Может быть, я не хочу торопиться. Он оставил меня, где гарантии, что не оставит ещё раз?

— Нигде, Алекс. Никто не даст тебе таких гарантий. Незачем клясться в вечной любви. Это глупо и по-детски. Лучше молча делать, чем слушать клятвы. Верность, уважение, любовь — могут исчезнуть в один миг, ты и сама не заметишь как, потому что это были лишь слова. Мы каждый день что-то говорим, и не всё то, что мы говорим, является правдой. Твоё дело чувствовать и хотеть этого. А где есть желание — есть всё.

— Минутка мудрости от мистера Ли, — улыбаюсь я.

— Пользуйся на здоровье, — посмеивается он.

Фрэнк посылает мне короткую улыбку и направляется к двери, по которой стучат. И я спешу остановить его, перед тем, как она откроется. Неважно кто там, потому что у меня есть, что сказать ему.

— Минуту!

Положив ладонь на ручку, он поворачивается ко мне с вопросительно выгнутой бровью.

— Пока ты не ушёл, я хочу сказать.

— Что? — улыбается он.

— Спасибо.

— За что?

— За всё, — пожимаю плечами и посылаю ему ответную улыбку, — за то, что имел наглость подсмотреть в мой ежедневник; за то, что нашёл меня на каком-то крыльце; за то, что пошёл со мной к моим друзьям; за то, что поддерживаешь; за то, что дал работу. И… за то, что насильно стал мне другом.

— Ты сама хотела, чтобы я стал твоим другом, — улыбается Фрэнк.

— Может быть, — смеюсь я. — У меня ещё один вопрос. Где Мартин?

— У него командировка, скоро вернётся, — говорит он и открывает дверь.

Знакомый парень стоит в пороге, переводя взгляд с Фрэнка на меня. В руках у него очередной букет, чему я улыбаюсь, а Фрэнк посмеивается.

— Мисс Блин, — сообщает Фрэнк, становясь моим начальником, — кажется, кто-то не теряет надежд. Скоро у нас будет цветочный отдел, задумайтесь над данной колонкой.

— Хорошо, — киваю я.

Успев подмигнуть мне, он удаляется, а я поднимаюсь с кресла и ставлю подпись напротив собственного имени и фамилии, получая новый букет из ромашек. С таким темпом, этот парень станет мне родным, потому что на сегодняшний день я вижусь с ним больше, чем с родителями и друзьями. Закрываю дверь, оставляя за стеной любопытные взгляды, которые ловят подобный подарок не первый день. Рассматриваю букет со всех сторон и вдыхаю божественный аромат цветов. Подхожу к столу и кладу его на поверхность, улавливая взглядом небольшой квадратик, выпавший из букета. Непонятно почему, но ноги дрожат, как и руки. Я не знаю, что там написано, но видя то сообщение от Тома, я пытаюсь остановить себя в желании броситься к нему на шею, простив всё на свете. Наверно, не оставшись во мне капля гордости и самоуважения, я бы сделала это ещё тогда на первом матче, куда меня привезли Лизи и Джаред. Я не могу понять собственные чувства, которые одновременно твердят простить и бежать без оглядки. Смотря со стороны, могу сказать, что сейчас топчусь на месте, со слезами оглядываясь туда, где была влюблена и счастлива, и при этом поглядывая в неизвестное будущее.

Я никогда не думала, что останусь одна. Я всегда знала, что он будет рядом, что никуда не денется, как и я от него. Оказывается, всё может измениться по щелчку пальцев. Глупо винить одного. Виноваты всегда двое. Где-то ошибалась я, где-то он. Оба хороши. Сейчас, я знаю, что заснув одна — проснусь в одиночестве. Как бы хотелось или не хотелось, образ Тома врывается в память и ложится на соседнюю подушку. С замиранием сердца, я всегда поворачиваю голову — вижу там пустоту и темноту, от которой становится одиноко и не по себе. Спустя несколько месяцев, я не могу привыкнуть к подобному повороту судьбы на сто восемьдесят градусов. Восемь лет быть с одним человеком, прожить с ним несколько лет вдвоём под одной крышей и вмиг потерять своё защитное крыло, щит, опору — подобно удару под дых. Когда из тебя разом выбивают всякие чувства, органы и желание.

Выпадаю из реальности под музыку, не торопливо подыскивая материал для будущей статьи и ожидая подтверждение от Фрэнка за ту, что была отправлена ему вчера. Всё то, что я делала раньше — кажется таким далёким, чуждым и вовсе не моим. Не знаю почему, но именно из-за подобного исхода, хочется поменять себя полностью: перестроить, переделать, изменить. Начиная внешностью, заканчивая внутренним миром, хочется показать то, что ты станешь только лучше, что ничто не сломит тебя, даже если ты умираешь изнутри — на лице всегда будет присутствовать маска улыбки. И сейчас я понимаю Лизи, которая носила эту маску: танцевала, шутила и улыбалась. Но лишь я знаю и только я слышала, как она всхлипывала ночами в своей комнате. Я слышала это ни один раз, но ничем не могла помочь так же, как и она сейчас мне. Словами рану не зашить. Было больно, я чувствовала, как ломается и рушится самый близкий человек на свете, но я оставалось безоружной, могла лишь свернуть шею Джареда, и одновременно не могла, ведь он страдал не меньше, разве только не скрывая эмоций, ломая и круша всё, что попадалось на глаза. Да и она бы меня не простила. Живя сейчас в соседних комнатах, она бы слышала то же самое. Отчаянье написано на моём лице, но я переняла ту маску, которой пользовалась она, как минимум перед ними или Томом. Это бессмысленно занятие, ведь именно они знают меня как никто другой, но я всё равно занимаюсь подобной глупостью. Кому-то легче высказываться, выплакивать всю боль у кого-то на плече, мне же легче быть одной. Знать, что никто не видит моих слёз.