Мы последовали за врачами, и я с благодарностью взглянула на маму. Она направлялась к постели Джо, тихо плача на ходу. Я уже тогда понимала, что меня ждет. Я чувствовала это каждой своей клеточкой.

Я не могу сказать, как выглядела комната, в которую нас привели. Понятия не имею, почему они решили, что здесь вести беседу будет удобнее. Неужели более мягкие стулья были способны смягчить то, что они собирались нам сказать. Врачи представились, но я сразу же забыла их имена и фамилии. Они предложили нам воды из кувшина, стоявшего на низеньком столике, но мы отказались. Думаю, в тот момент никто из нас не смог бы держать стакан в руке, не расплескав при этом воду. Но все же один из врачей перевернул три стакана, стоявшие до этого донышками вверх, и налил в них воды. В действительности это заняло всего несколько секунд, но мне показалось мучительным оттягиванием неизбежного.

Ожидание становилось невыносимым, а для меня особенно тяжелым, потому что я уже знала, что они мне сообщат. Помню, как я смотрела в потолок, будто там находилась невидимая гильотина, лезвие которой должно было вот-вот упасть на меня. Мне было очень нужно, чтобы они все сейчас же мне рассказали. Именно сейчас. Чтобы закончилось это болезненное неведение.

– Миссис Тэйлор, нам очень жаль, что все так получилось. Боюсь, новости будут совсем не добрыми.

– Не-е-е-ет! – раздался страдальческий жалобный вой, и на какую-то долю секунды мне даже показалось. что этот звук исходил от меня, только я молчала. Это голосила мать Джо. Она согнулась пополам на стуле и обхватила себя тонкими, как палки, руками, словно стараясь уберечься от страшного удара, получить который не должна была бы ни одна женщина ее возраста. Я знала, что Фрэнк подошел к своей жене, и она ткнулась лицом ему в грудь. Его пальцы с узловатыми, как у скелета, суставами нежно гладили ее тугие седые кудри.

Доктора были внимательны и предусмотрительны. Понятно, что им приходилось проделывать нечто подобное много раз. Они снабжали нас информацией, выдавая ее маленькими порциями и предоставляя нам, таким образом, достаточно времени, чтобы переварить все услышанное. Но я сейчас чувствовала себя, как боксер на ринге, совершенно беззащитный перед противником, который без передышки наносит ему один удар за другим.

– Но он все еще дышит. Мы только что дежурили возле него. Наш мальчик продолжает дышать. Я видел это.

Доктор протянул руку и положил ладонь на плечо Фрэнка.

– За него сейчас дышит аппарат искусственной вентиляции легких. Именно он поддерживает работу сердца и кровообращение во всем организме. Но когда мы совсем недавно на некоторое время отсоединили Джо от этого аппарата, он не смог дышать самостоятельно.

– Но ему просто требуется время. Время, чтобы выздороветь. Вы же наверняка постоянно слышите о подобных случаях. И в новостях про такое сообщают. И в газетах. Люди могут находиться в коме в течение многих лет, а потом в один прекрасный день просыпаются. И все у них при этом в порядке… – Голос у Фрэнка надломился, и он хрипло закончил: – Они же выздоравливают.

Я ничем не могла сейчас ему помочь. Я понимала, что родители Джо не совсем поняли то, что пытались донести до нас врачи. Они не слышали их, потому что слишком уж жестокой оказалась для них действительность.

– Пожалуйста, не могли бы вы еще раз нам все объяснить? Эти анализы… Стволовых клеток мозга. Может быть, там какая-то ошибка или что-то не так?

Доктора посмотрели на меня, грустно покачивая головами.

– Мы проверяли Джо дважды, независимо друг от друга. К сожалению, наши выводы однозначны. Какая-либо мозговая деятельность отсутствует. Тем не менее мы, разумеется, еще раз проведем обследование, если вы настаиваете, хотя мне не хочется давать вам ложную надежду. В случае вашего мужа восстановление жизнедеятельности невозможно.

Шарлотта

Я не ожидала, что знакомство с сыном Элли так сильно подействует на меня. Теперь мне требовалось минут пять побыть одной на лестнице, прежде чем вернуться в палату к Дэвиду. Я должна была успокоиться и быть уверенной в своих действиях. Иначе я могла бы просто ворваться к нему и выпалить что-то вроде: «Ты в это не поверишь, но я только что видела твоего сына, о котором ты вообще ничего не знаешь». Но, увидев, в каком состоянии он находится, я поняла, что не имею права рисковать и говорить что-нибудь, что могло бы взволновать его. Когда ему станет получше, когда он окрепнет, вот тогда я ему все и скажу. Так я пообещала самой себе, уверенно произнося про себя эти слова, заглушая другой голос, который тихо, но настойчиво твердил мне: «А если ему не станет лучше? Если ты его потеряешь?.. И он так и не узнает, что частичка его будет продолжать жить дальше?»

Я прижала кончики пальцев к закрытым векам, чтобы избавиться от образа мальчика с глазами моего мужа, который словно впечатался мне в сетчатку, как негатив.


– Неудачный день в офисе? – поинтересовался Дэвид, одной рукой стягивая с лица кислородную маску, чтобы иметь возможность говорить.

Я очень осторожно вернула маску на место, при этом мои пальцы задержались в его густой темной шевелюре.

– Можно сказать, что так.

– Ты должна пойти домой и отдохнуть, – выдохнул Дэвид. – Ты выглядишь уставшей.

– А ты должен перестать говорить всякую чепуху, – возразила я. – Я поеду домой, когда тебе тоже разрешат отсюда уехать. – Мое сердце сжалось от боли, когда он взглянул на меня. Любовь в его глазах едва не заставила меня разрыдаться. – Как же мне повезло, что я нашла тебя!


Я вышла из палаты Дэвида, чтобы налить воды в кувшин, и в этот момент заметила Элли. Она была со свекром и свекровью. Два врача шли впереди, и по всему было видно, что они ведут всех троих куда-то подальше от отделения интенсивной терапии. По непонятной причине у меня вдруг тревожно заколотилось сердце, а во рту появился неприятный привкус желчи. Было нечто такое в этой печальной процессии, чего я никак не могла не заметить. Это было видно и в опущенных плечах Элли, и в том, как она участливо поддерживала под локоть идущую рядом с ней пожилую женщину. Казалось просто непостижимым, почему я так остро и болезненно воспринимала все, что сейчас происходило с Элли, но это было именно так.


У поста о чем-то разговаривали две медсестры, стоявшие ко мне спиной. Я не пыталась подслушивать, да и они, наверное, не знали, что рядом находится посторонний, иначе не стали бы говорить так откровенно. Внезапно все остальные звуки куда-то исчезли, и теперь я слышала только их отчетливые голоса.

– У него остался сын, представляешь? Такой милый. Ему на вид лет восемь, не больше.

Речь шла не о Дэвиде, в этом я была почти уверена, и все же почему-то сразу замедлила шаг, так, чтобы не удаляться от них на значительное расстояние.

– Правда? Как это все ужасно!

Что случилось? Мне очень хотелось расспросить их. Что именно было ужасно? При этом я понимала, что узнаю гораздо больше, если промолчу, а не начну задавать вопросы.

– Семье уже сообщили?

– Вот как раз это сейчас и происходит.

Я с силой сжала пластмассовую ручку кувшина, и вода в нем начала плескаться, грозя разлиться. Тоненькие струйки вытекли из горлышка и, стекая по моей руке, закапали на пол. Но тогда я ничего этого даже не заметила.

– Что же теперь будет?

– Все, как обычно.

– Боже, как же это печально. Хочется поскорее домой и крепко обнять всех своих, правда?

– Да. Такое желание возникает каждый раз, когда происходит вот такое.


Смысл этих слов стал мне внезапно ясен, и из моих глаз потекли слезы – неожиданные и такие горячие. Я даже не пыталась остановить их. Они заструились по щекам и закапали на пол в маленькую лужицу, которая только что натекла из моего кувшина.

Элли

– Мы придем и еще раз поговорим с вами. Через какое-то время, – заявил один из врачей.

Я, пошатываясь, встала со своего места, но тут же должна была ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть, потому что комната вдруг превратилась в некое подобие центрифуги, бешено вращающейся вокруг меня. Вот промелькнули родители Джо, слившиеся в горестных объятиях. Вот врачи в белых халатах, на их лицах смятение и сочувствие. Я увидела дверь и сразу направилась к ней нетвердой походкой. Мне нужно было выбраться отсюда. Мне нужно было уйти.

Произошло то, чего я боялась. Я боялась этого постоянно, начиная с той самой секунды, когда полицейские постучались в нашу дверь. На каком-то подсознательном уровне я понимала, что, наверное, должна была лучше подготовиться ко всему этому. И все же потрясение от того, что мой самый страшный кошмар вот-вот станет моей новой реальностью, было практически невозможно принять.

Внутри меня открывалась какая-то пропасть, огромное разверзшееся пространство, которое некогда принадлежало Джо, и, как бы я ни старалась, как бы ни любила его, я знала, что не смогу заполнить его или просто оставить за ним, потому что сейчас теряла его. Вернее, уже потеряла, если все то, что сказали мне врачи, было правдой.

– Можно мне сейчас увидеть его? – спросила я дрожащим голосом. – Мне очень нужно его увидеть. Я же могу это пока сделать, правда?

– Да, конечно. Давайте я вас отведу.

Но я очутилась у двери прежде, чем он успел подойти ко мне. Я уже вышла в коридор и, пошатываясь, бросилась назад в отделение. Фрэнк и Кэй были временно позабыты, стерты из моего сознания жгучим желанием оказаться возле Джо. Пока это еще было возможно.

У входа в отделение я столкнулась с высоким мужчиной. Он являл собой неподвижную стену из мускулов, одетую в шерстяное пальто и держащую за ручку дорогой чемодан на колесиках фирмы «Сэмсонайт». Он обхватил меня одной рукой, и я мельком отметила, что его пальто было влажным. Значит, снова пошел снег.

– Элли, Элли, тормози. Это я.

Я обняла его за шею, подумав, что дорогой одеколон все равно не мог заглушить аромата многочисленных чашек кофе. Не ускользнуло от меня и то, как он успел вымотаться за время своего путешествия, ведь ему пришлось преодолеть полмира, чтобы оказаться сейчас рядом со мной.