Дэни Аткинс - Наша песня

– Элли! – воскликнул Дэвид, протягивая к ней руку.

Я не знала, чего бы смогла этим достичь, знала лишь, что надо попытаться, поэтому я шагнула в ее сторону, забыв о больной лодыжке. Я оступилась и схватилась за руку Дэвида, чтобы не упасть. Оглядываясь назад, я думаю, что мне было бы совсем не так больно, если бы я рухнула на пол.

Я знала, что должно случиться. Знала, но не верила. Потрясение было такое, словно я увидела ангела с автоматом. Я видела, как рука Элли с прямой ладонью и чуть расставленными пальцами рассекает воздух, словно летящая к цели управляемая ракета. Я была слишком поражена, чтобы отклониться, отступить или даже блокировать ее удар, который она эффектно нанесла по моей побледневшей щеке.

Все ускорилось в ту секунду, когда ее рука хлестнула меня, и отхлынувшая было кровь с жаром прилила к коже. Я прижала ладонь к щеке. Она дала мне пощечину. Действительно дала. Я подумала, что это станет сильнейшим потрясением за вечер. Но надвигалось еще более мощное – реакция Дэвида.

Его обуяла и захватила такая ярость, какой я прежде в нем никогда не замечала. Он встал между нами, надежно заслонив меня собой, создав своим телом нечто вроде живого щита. Он повернулся и что-то у меня спросил – наверное, все ли нормально. Я не имела ни малейшего понятия, что ему ответила.

Их перебранка была короткой и отвратительной. До этого я много раз слышала, как они ссорились, но подобное наблюдала впервые. Мне хотелось оказаться за тысячу километров оттуда, но какая-то непреодолимая сила удерживала меня на месте, заставляя слышать каждое слово, которое любимый мною человек вонзал в любимую им женщину, а она на моих глазах вырывала у него сердце. И я ничего не могла поделать, чтобы ее остановить.

– Знаешь, он горевал по тебе. Как будто ты умерла. – Я горько рассмеялась, чуть сильнее надавив на ампулу с цианистым калием, к которой многие годы избегала прикасаться. – По-моему, он куда легче пережил бы потерю, если бы ты и вправду умерла.

Лицо Элли сделалось белым как полотно. И я знала почему. Было рискованно и опасно упоминать о смерти в этих коридорах. Она и так бродила где-то рядом, и нам не следовало еще ближе притягивать ее к себе.

– Дэвид очень сильно переживал. Это был не просто разрыв – по крайней мере, для него. Это стало для него настоящим горем, и все мы это видели. – Я умолкла, раздумывая, есть ли у меня силы продолжать. Скорее всего, они остались. – Иногда мне кажется, что он до сих пор по-своему переживает. Даже сейчас.

– Я… я… – Взгляд Элли метнулся к закрытой двери палаты Дэвида, потом по коридору к палате, где лежал ее муж, прежде чем вернуться ко мне. – Зачем ты мне все это говоришь? Почему именно сейчас? Все это случилось давным-давно. И все мы с тех пор изменились.

– Неужели? Иногда мне вовсе так не кажется. Может, не все так стерлось из памяти, как ты думаешь. Может, в ее дальних уголках все еще прячутся какие-то тайны. Наверное, им пришло время выйти на поверхность.

Элли яростно затрясла головой и снова взглянула в сторону палаты мужа, как будто могла взять у него силы даже на расстоянии. Она казалась беззащитной, словно олень, знающий, что охотник уже держит в перекрестье прицела его сердце.

– Знаешь, он же тебя повсюду искал.

Элли резко повернулась ко мне. Глаза ее сверкали от слез, а голос звучал слабо и отрывисто, словно каждое слово обламывалось с хрустом, как сухая ветка.

– Ну, не так уж и искал! Из страны я не уехала, сидела дома с родителями. Так что найти меня труда не составляло.

– По-моему, ему было куда легче искать там, где он точно не мог тебя найти, – ответила я, признавая то, во что очень долго верила. На меня вдруг навалилась усталость, безумная усталость, и мне не хотелось этого делать, не хотелось открывать эту дверь, но я не могла остановиться. – В университетском городке все было гораздо хуже. Он вел себя так, словно носил в себе встроенный радар. Он говорил и смеялся, но все видели, как он провожал взглядом каждую девушку с длинными темными волосами. – Мой смешок прозвучал неискренне и наигранно, словно мое чувство юмора ссохлось и увяло. – К тому же за последние месяцы он сходил на огромное множество концертов, и это при том, что никогда особенно не интересовался музыкой. – Но хуже всего было в день выпускной церемонии. К тому времени, по-моему, все уверились в том, что ради этого торжества ты вернешься.

Я закрыла глаза и внезапно вернулась в полутемный зал. День был удушающе жарким, и все мы буквально плавились в тяжелых бакалаврских мантиях. Каждому факультету выделили отдельный сектор, и Дэвид со своего места не мог видеть музыкантов. Я сидела двумя рядами позади него. Достаточно близко, чтобы разглядеть, как он взял церемониальный лист и провел пальцем под ее именем в списке выпускников. Когда начали вызывать однокурсников Элли, я заметила, как он напрягся, впившись глазами в ведущие на сцену ступеньки, где они выстраивались, ожидая, когда три года упорного труда обменяют на перехваченный красной лентой свиток. Однако с буквы «М» перешли сразу к букве «О». И хотя ее имя значилось в листе, никто не подошел к микрофону и не вызвал на сцену Александру Нельсон.

– Я выпускалась заочно, – тихо ответила Элли.

Я кивнула.

– После выпуска я не видела Дэвида почти год. – На лице Элли выразилось неподдельное удивление. – В университете мы никогда не были вместе. Даже после того, как ты уехала. – Вот тут бы я могла остановиться. Не было никакой нужды изливать ей душу. Но мне не хотелось, чтобы оставались хоть какие-то тайны. – Однако это он принял решение, а не я.

Зеленые глаза Элли долго не отпускали мой взгляд, прежде чем она кивнула. И я поняла, что не сказала ей ничего, чего бы она уже не знала. Ее подозрения никогда не были полностью беспочвенными.

Мы обе подпрыгнули от неожиданности, когда позади нас открылась дверь.

– Миссис Уильямс? – Я пружинисто вскочила на ноги. – У вас всего пять минут, – предупредил меня врач.

Я оказалась у двери, готовая поднырнуть под его руку в белом халате или отбросить его прочь, если бы он не дал мне пройти. Голос Элли прозвучал так тихо, что я сама удивилась, что услышала его. Мое имя в ее устах казалось каким-то чужим.

– Шарлотта, я… Я рада, что ты все это мне сказала. Даже после всех прожитых лет это, наверное, оказалось нелегко.

Мне не было никакой необходимости с ней соглашаться. Вся правда была написана у меня на лице. Я повернулась, чтобы выйти, однако она еще не закончила.

– Шарлотта. – Элли слегка покраснела и поднесла руку к лицу. – Прости меня за… – Голос ее умолк, у нее не хватило слов, чтобы закончить извинение, и вместо этого она провела пальцами по гладкой коже лица от скулы до подбородка.

Я никогда не думала, что услышу от нее подобные слова. Что еще более поразительно, я и помыслить не могла, что услышу собственный голос, ответивший:

– Забудем. – Но все-таки услышала.

Палата Джо казалась островком спокойствия после лихорадочной суеты в палате Дэвида. Дежурившая рядом с ним сестра повернула голову и улыбнулась, когда я вошла. Еще одно незнакомое мне лицо.

– Зашли ненадолго проведать? – спросила она с легким шотландским акцентом, словно расхаживание по больнице среди ночи считалось тут в порядке вещей. По крайней мере, для нее.

– Есть какие-нибудь изменения? Какие-то признаки того, что он очнулся? – спросила я, усаживаясь у постели Джо.

Сестра сокрушенно покачала головой, после чего занялась работой в самом дальнем углу палаты, чтобы дать нам побыть наедине, насколько это представлялось возможным в палате со стеклянными стенами.

– Я вернулась, – прошептала я, наклоняясь, чтобы поцеловать Джо в холодную безжизненную щеку. Кончики моих волос коснулись его лица. Они должны были его пощекотать или чуть раздразнить, но он лишь легонько дернулся. Я потянулась к его руке, переплетя наши пальцы. – Макс уже едет, – сказала я непринужденным тоном, словно мы болтали за обедом и нас разделял кухонный стол на нашей ферме, а не твердый, словно камень, больничный матрас. – Джейк прямо ждет не дождется, чтобы снова с ним увидеться. И я тоже. Как же хорошо увидеть старого друга.

Я не стала добавлять, что уже получила изрядную для одной ночи порцию призраков прошлого. Когда Джо проснется, у меня будет много времени, чтобы все это ему рассказать.

Я посмотрела на сестру, которая изо всех сил старалась делать вид, что не слушает наш разговор. Однако я не могла отделаться от жуткого чувства, что лишь она слышала меня. Я искала признаки того, что мои слова доходят до Джо, но ничего не обнаружила. Я положила голову на тканое одеяло рядом с его головой, вдыхая исходивший от него непередаваемый больничный запах. Он перенес меня в другой вечер в другой больнице. Вот только тогда на кровати лежала я, а Джо стоял рядом. Я улыбнулась решетчатому узору одеяла. Тогда я в первый и единственный раз увидела моего сильного и умного мужа испуганным.

Я согнулась пополам, охая от боли, и тут услышала, как Джо отпирает ключом входную дверь. Я подняла голову, когда он прошел в гостиную. Глядя в зеркало над камином, увидела в нем свое мертвенно-белое лицо с выступившими на лбу крохотными бисеринками пота. Одного взгляда на меня, цеплявшуюся за спинку дивана и пытавшуюся выпрямиться, хватило для того, чтобы лицо Джо сделалось такого же цвета, как мое.

Я отнесла его первый глупый вопрос на счет охватившей его паники.

– Господи, Элли, что случилось?

Я дождалась, пока боль отхлынет, словно волна, и какое-то мгновение наслаждалась ее отсутствием. Потом потерла рукой там, где поясницу пронзала неотступная боль. Это сказало ему все, что нужно. Мой живот был уже размером с воздушный шар, и я удивилась, что даже теперь ему приходилось что-то объяснять.