Никого из посетителей тут не было, и обе женщины увлеченно о чем-то беседовали между собой, так что поначалу даже не заметили моего приближения.

– Ты обратила внимание, как она держала этого игрушечного льва?

– Да-да, у меня сердце кровью обливалось.

– А потом она еще объяснила, почему захватила его с собой…

– Да-да. Трудно остаться равнодушной в такую минуту. И неважно, сколько лет я уже тут проработала, когда речь идет о ребенке, я всегда сильно переживаю.

Я почувствовала знакомый болезненный укол, подслушав их беседу, но попыталась поскорее забыть о ней. Мне самой сейчас предстояло перенести довольно сильную травму и пройти через серьезные испытания. И потому не стоило искать дополнительные источники тревоги и беспокойства. Я шаркнула ногой, и мое движение привлекло внимание обеих женщин.

– Простите, что вмешиваюсь, но моего мужа перевели в отделение интенсивной терапии, а я не знаю, где у вас тут самое лучшее место, где мне можно было бы подождать, пока я смогу с ним увидеться. – Под «лучшим» я подразумевала, конечно, «ближайшее». Наверное, они все же поняли меня правильно.

– Двумя этажами ниже есть кафетерий, вы могли бы подождать там, – предложила женщина в очках. – А мы скажем врачам, где вас найти. По-моему, вам сейчас бы не помешала чашечка крепкого кофе, – тепло добавила она.

Конечно, было бы грубо сообщать ей, что для того, чтобы прийти в норму, мне сейчас потребовалась бы не одна чашечка кофе. И вообще, единственное, что могло бы исправить этот жуткий день, – это если бы мы вечером вышли отсюда вдвоем с Дэвидом, держась за руки. Холодный пот струйкой побежал у меня от затылка по позвоночнику, поскольку я понимала – такого исхода ждать не приходится. По крайней мере, не сегодня. «Или вообще никогда?» – прозвучал зловещий голос у меня в голове.

– Вам нужно будет заполнить кое-какие документы, – добавила вторая женщина, доставая из лотка на своем столе сразу несколько листков бумаги. – Вы можете сейчас взять их с собой, а потом, когда все заполните, вернуть нам.

Я взяла стопку из ее протянутой руки, радуясь тому, что мне, по крайней мере, будет чем заняться, пока я стану ждать известий от врачей.

Кафетерий напоминал собой корабль-призрак. Наверное, утренние посетители, подкрепившиеся здесь чаем, уже давно разошлись, как только закончилось время посещения больных, а для ужина было еще рановато. Я взяла себе чашку какого-то бурого и весьма неаппетитного напитка и перенесла ее на липкую поверхность одного из столиков. Это должен был оказаться чай или кофе в керамической посуде, но по вкусу мне этого так и не удалось определить. Я, как правило, всегда возвращала в ресторане блюдо, если оно казалось мне недостаточно горячим. И уж никогда не стеснялась высказать свое недовольство, если что-то оказывалось несъедобным. Дэвид частенько посмеивался над этой моей привычкой и говорил, что у меня, наверное, где-то имеется татуировка, гласящая «Клиент всегда прав». Ну конечно, мы оба прекрасно знали, что это не так, поскольку Дэвид был хорошо знаком с каждым сантиметром моего тела. Он трогал его, ласкал, целовал. Рука у меня чуть заметно тряслась, когда я поднимала чашку, подносила ее к губам и пробовала напиток на вкус без всяких комментариев и недовольства.

Я тщательно заполнила все бланки, но все равно осталось много пустых мест, потому что я не знала, что писать. По большей части вопросы касались семейной истории болезней или болезней, перенесенных в детстве. Конечно, мать Дэвида могла бы ответить на них, но мне не хотелось ей звонить, пока я не получу какую-либо обнадеживающую информацию. Узнав, что Дэвид попал в больницу, она бы стала настаивать, чтобы я соединила ее с медиками. Ей бы захотелось немедленно поговорить с его лечащим врачом. И если бы этого для нее оказалось недостаточно, она бы продолжила пробиваться вперед, как разъедающая все и не знающая преград кислота, уничтожая любые препятствия на своем пути. В конце концов она добилась бы, чтобы ее соединили с главным врачом. А может, имеет смысл действительно позвонить ей? Она-то умеет улаживать такие дела. Но я только покачала головой, надеясь, что она потом простит меня за то, что я приняла именно такое решение. Нет, дело не в том, что я плохо ладила со своей свекровью, просто ее трудно было назвать доброжелательной и дружелюбно настроенной женщиной. И это было справедливо даже в отношении меня, хотя именно мою кандидатуру она как раз и одобрила! Достаточно сказать, что даже после пяти лет брака лично я предпочитаю по-прежнему называть ее миссис Уильямс, а уж никак не Вероника.

Я посмотрела на свои часы. Прошло уже тридцать минут. Сколько же времени требуется, чтобы перевезти его на несколько этажей наверх и поставить койку в нужном месте? Неужели сейчас никто не появится, чтобы провести меня к нему? Может быть, они забыли, где я сейчас нахожусь? А вдруг к ним прибыл другой пациент и они теперь занимаются им, так как его случай не терпит отлагательств? Может быть, это как раз тот мужчина, которого привезли сюда, когда я приехала в больницу?

Обычно я не поддаюсь панике так, что она, как вирус, проникает внутрь меня, курсирует по моим жилам, и это можно ощущать физически. Скажу больше, только один раз в жизни мне приходилось испытывать нечто подобное. Только раз меня охватывал подобный страх, и я чувствовала себя ранимой и беспомощной – и именно Дэвид тогда пришел мне на помощь. Теперь же я оказалась один на один со своей бедой. Некому было позвонить и попросить посидеть со мной. Никто не торопился сказать мне, что все обойдется. Нет, разумеется, у нас было множество знакомых семейных пар, с которыми мы общались, но никого конкретно я не могла бы назвать своим близким другом. Дэвид как раз и был таким другом. Дэвид был моим мужчиной. Вот почему я чувствовала себя такой потерянной, будто у меня отняли брата-близнеца. Я направилась к лифтам и нажала на кнопку, вызывая кабину, чтобы снова спуститься к администраторам.

Элли

Шокированная, я последовала за доктором назад к администраторам, пытаясь сморгнуть выступившие на глазах слезы и при этом притворяясь перед самой собой, будто они появились только из-за слишком ярко горевших ламп дневного света. Откровенность и беспристрастность медика уничтожили последний огонек надежды в моей душе, за который я так отчаянно хваталась, считая, что здесь кроется какая-то глупая ошибка. Никогда раньше я не испытывала такого страха и не чувствовала себя настолько беспомощной. И одинокой.

Из кармана халата доктора донеслось настойчивое гудение, словно туда залетело какое-то назойливое насекомое.

– Простите, – извинился он, доставая пейджер и внимательно изучая маленький зеленый экран с задней подсветкой.

Я машинально затаила дыхание, следя за выражением его лица и пытаясь уловить на нем какой-то особый знак. «Пожалуйста, пусть это будет добрая весть, – в отчаянии повторяла я про себя. – Пожалуйста, ну пожалуйста!» Он оторвал взгляд от экрана, и я тут же отметила, что в его едва заметной, но ободряющей улыбке появилось нечто, напоминающее спокойствие.

– Нам везет. Я могу сейчас же отвести вас к мужу.

– Ой, спасибо! – с благодарностью отозвалась я и поспешила вслед за ним в сторону лифтов.

– Пока он находится в нашем отделении интенсивной терапии, это на четвертом этаже, – пояснил он.

Я кивнула.

Лифт, казалось, и не собирался подъезжать. Мой взгляд метался между цифрами, обозначающими местонахождение каждого лифта. Единственное, о чем я сейчас мечтала, – это чтобы один из них немедленно прибыл на первый этаж. Но они ползли на удивление медленно, при этом еще и останавливаясь, как мне казалось, буквально на каждом этаже. Я погрузила пальцы в мягкую игрушку Джейка, чтобы не поддаться искушению постоянно нажимать на кнопку вызова. Я уже собиралась предложить доктору отправиться пешком по лестнице, как характерный звонок возвестил, что к нам одновременно прибыли обе кабины. Я нервно переминалась с одной ноги на другую, как спринтер перед стартом, пытаясь определить, какие из дверей разъедутся в стороны раньше. Победил правый лифт, и, как только мы вошли в него, тут же подъехал и левый.

– Боюсь, что вам разрешат повидаться с ним только на пару минут, – предупредил доктор, – но там дальше по коридору есть комната для посетителей, и вы сможете подождать неподалеку. – Я кивнула, готовая в тот момент согласиться со всем, что он скажет. Возможно, если я пообещаю не мешаться, они позволят мне остаться с ним…

Но почти сразу я поняла, что это невозможно. Джо находился в крохотной комнатке, набитой огромным количеством медперсонала в белых халатах. Все они проворно перемещались с одного места на другое, и мне даже пока не было видно того человека, которого все они сейчас старались спасти. В мыслях я уже стремительно летела к нему, едва касаясь ногами больничного линолеума, и уже должна была оказаться рядом, но в реальности ноги мои заплетались, и чем ближе я подходила к заветной комнате, тем меньше во мне оставалось уверенности.

Еще в лифте, когда мы поднимались, доктор пытался предупредить меня о том, что именно я тут увижу, но я не слушала его, вернее, слушала, но, как выяснилось, недостаточно внимательно, потому что его слова совершенно не подготовили меня к тому, что сейчас предстало перед моими глазами. Начать с того, что я видела Джо какими-то немыслимыми урывками – то и дело его от меня загораживали врачи и медсестры, которые мелькали у меня перед глазами, постоянно перемещаясь с места на место, чтобы иметь доступ то к одному, то к другому из множества аппаратов, присоединенных к телу пациента. Все это напоминало хорошо отрепетированную сцену из балета, а медики все продолжали плавно скользить по помещению, не задевая друг друга и не переставая работать ни на секунду.

Мы подошли к стеклянной двери в палату, но все, что мне теперь стало видно, – это некая фигура под одеялом на койке. По виду он был того же роста и комплекции, что и Джо. Одна из медсестер выпрямилась, после того как установила капельницу, и мне стала видна знакомая прядь волос на накрахмаленной больничной наволочке. Только сегодня утром та же самая шевелюра покоилась рядом со мной, на моей подушке, и его губы шептали: «Пора просыпаться, дорогая» – прямо мне в ухо, как это повторялось тысячи раз изо дня в день. Но теперь они уже ничего не шептали. Да и не смогли бы, потому что изо рта у него торчала длинная пластиковая трубка, исчезавшая где-то среди аппаратуры рядом с койкой.