Ребекка Дан - Наш секрет

Джастин застонал от досады.

– Я хотел, чтобы ты услышала это от меня, а не от Иззи. И не говори про ребенка так, словно он уже есть.

Дарси опустила голову, пытаясь проглотить комок, подступивший к горлу.

– Да брось! Мы же об Иззи говорим. Самой целеустремленной женщине со времен…

– Да, да, я знаю, – пробормотал он, – Жанны Д’Арк и Боудикки[17].

Наступила пауза.

– Вообще-то, – пробормотала она, – я хотела сказать Бейонсе.

Джастин рассмеялся так, словно это была самая забавная шутка, которую он слышал, за целый год.

Пройдя еще несколько шагов, они вышли к дюнам, и Дарси с удивлением заметила, что на Джастине надеты его ковбойские сапоги.

– Ты же их испортишь, – с грустью заметила она.

– Нет, – возразил он таким же печальным голосом. – Они выживут.

– Так чего ты хочешь? – спросила она, когда они наконец оказались на возвышенности, которая обозначала границу соляного болота. Их ноги царапала острая трава. – Ты хочешь еще одного ребенка?

– С тех пор, как сбил тебя на машине, не хочу, – мягко ответил он, помолчав. – Наверное, это звучит странно.

Она покачала головой.

– Нет, странно звучит «Я не помню разницу между “REM” и “UB40”».

Он рассмеялся.

– Ты права. Боже, этого нельзя простить! – Он схватил ее за руку и развернул к себе. – Хорошо, Дарси, так вот… Я рискую выставить себя еще большим засранцем, чем есть, но мне хочется сделать широкий жест.

Она ждала.

– Я думаю, что риск невелик, – добавил он. – Я уже далеко зашел.

Она кивнула.

– Да, сегодня ты превзошел себя.

– Ладно, забудем об этом. Ты готова?

Дарси слабо улыбнулась и пожала плечами.

– Как всегда.

Он ухмыльнулся и сунул руку в задний карман джинсов.

– Закрой глаза. Дай мне руку.

– Что?

Дарси рассмеялась, но все равно протянула руку. И почувствовала, как Джастин положил ей на ладонь какой-то предмет. Когда она открыла глаза, то увидела маленькую серую коробочку. Она выглядела потертой и полностью промокла.

– Что это?

– Узнаешь, когда откроешь.

Она открыла коробочку. На шелковой подушечке лежала серебряная цепочка с единственной жемчужиной в центре. Она выглядела старой.

– Очень красиво, – прошептала она и посмотрела на Джастина, ожидая объяснений. – С ней связана какая-то история?

Он выдохнул, словно готовясь сделать серьезное заявление, отошел на пару шагов и повернулся к Дарси.

– Хорошо, буду краток. Я купил ее тебе на Рождество девяносто пятого года и собирался подарить в домике, но не смог. Я подумал, что ты будешь считать меня дешевкой.

Дарси удивленно уставилась на него. Она наконец перестала дрожать от холода.

– Поэтому я сохранил ее. Я хранил ее все это время, потому что считал, что однажды… у меня получится подарить ее тебе.

Дрожа, он достал из коробочки цепочку, наклонился и защелкнул замочек на шее Дарси. Она потрогала цепочку, и Джастин обнял ее за плечи.

– Как она выглядит? – спросила она.

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Так, как я и предполагал. – Он обнял Дарси и прошептал: – Кстати, мне очень жаль, что она из сети «H. Samuel». Спустя семнадцать лет ты заслуживаешь чего-то лучшего.

Дарси крепко обняла его.

– Оно того стоило. Честно! Это самый лучший подарок в моей жизни.

– Дарси, будь серьезнее, – сказал он, отстранившись, и посмотрел ей в глаза. – Неужели ты никогда не получала лучшего подарка? Это всего лишь дешевенькая цепочка, которую тебе подарили посреди затопленной морской водой прибрежной низменности.

Она поняла, что он шутит.

– Да.

– Тогда, мне кажется, тебе надо найти нового парня, – заметил он.

Дарси улыбнулась и подумала, что Джастин прав.

Итак, моя красивая девушка должна была поехать в Венецию через неделю после Дня святого Валентина, а мне очень хотелось быть с ней. Но, вероятно, для этого мне нужно было бы купить билет на самолет и преследовать ее группу по городу на гондоле.

Как оказалось, сломанная лодыжка сексуальной Санты пришлась очень кстати.

Соня была в списке учителей, которые тоже ехали в Венецию, но спустя пару недель после того случая Мак-Кензи попросил меня поехать вместо нее. Для этого он нашел три причины. Во-первых, Соня вела себя так, словно потеряла все конечности в страшной автокатастрофе, поэтому стало очевидно, что такого человека нельзя назначать ответственным за группу. Во-вторых, я немного знал итальянский язык. В-третьих, я ладил с Бреттом Майклзом, который организовал поездку. Мы подружились на почве общей нелюбви к дешевому растворимому кофе, к Карен Уэкс (которая тоже ехала в Венецию) и к различным глупым неписаным законам школы – вроде того, что предписывал не носить бороду. Бретт однажды спросил Карен, не нужна ли ей помощь с удалением растительности с лица. На это она ответила тем, что опрокинула тарелку с горячим супом ему на голову. Пока заживал ожог, Бретт не брился. Тогда-то между нами и началось небольшое состязание по поводу того, кто отрастит бо́льшую бороду, пока у кого-нибудь не сдадут нервы и он не пойдет жаловаться Мак-Кензи. Пока что нашим рекордом были две недели, и я победил. В качестве приза Бретт купил мне ящик пива.

Бретту нужен был еще один мужчина в этой поездке, и я был готов. Внезапно, за три дня до отъезда, в школу пришла Соня с письмом от терапевта, что она полностью здорова. Бретт вспылил и чуть не ударил ее. Мы даже повздорили в кабинете Мак-Кензи. Соня лила крокодильи слезы, а Бретт горячился.

В результате было принято решение, что Соня тоже поедет в Венецию. Все мы знали, что на самом деле она эмоционально нестабильна. Ей и преподавать-то было нельзя, не то что ехать в заграничную поездку со школьниками.

Когда мы вышли из кабинета, Бретт дал мне «пять». Мы также «забыли» придержать дверь для Сони, когда выходили от Мак-Кензи. Итак, линии фронта были обозначены. С одной стороны я с Майклзом, с другой – Лэрд и Уэкс.

Наши с Бреттом иллюзии развеялись, как только самолет приземлился в аэропорту в Тревизо. Мы поняли, что оказались вдали от школы с двадцатью девочками-подростками, которые собирались флиртовать с местными мужчинами. Я был в такой панике, что первые сутки почти не замечал Дарси, не говоря уже о том, чтобы помнить о нашем плане провести немного времени вдвоем. Она собиралась выйти из спальни в туалет в одиннадцать вечера в воскресенье. В это время я должен был как раз идти по коридору после обхода. Мы хотели закрыться в каком-нибудь укромном уголке. Идеально!

На второй день экскурсии мы осмотрели площадь Сан-Марко, а также забрались на кампанилу собора святого Марка. Дарси заявила, что боится высоты и хочет остаться внизу на площади. Я удивленно посмотрел на нее и ляпнул как идиот:

– Серьезно? Ты такого никогда не говорила.

Я тут же попытался придумать что-нибудь и быстро добавил, обращаясь к Бретту, что перед отлетом опрашивал девочек, чтобы выяснить, есть ли у кого-нибудь фобии. Я чуть не выдал нас. Чуть.

В Венеции Дарси бо́льшую часть времени проводила с Нелл Дэвис. К счастью, все ведьмы остались дома. Должно быть, они проводили время в торговых центрах, кафе и забегаловках.

Нелл Дэвис отличалась тем, что, как мне казалось, постоянно за всеми наблюдала: за Дарси, мной, гондольерами за работой… В этом смысле она мало отличалась от Сони. Куда бы я ни повернул голову, меня преследовало ощущение, что она повернулась в ту сторону на тридцать секунд раньше и уже ждет меня.

После того как я публично заявил о том, что не знал о боязни высоты своей девушки (я подчеркнул, что это не потеря пространственной ориентации), я понял, что она хочет мне сказать лишь тогда, когда все уже собрались подниматься на кампанилу. Но к тому моменту было уже поздно.

– Я останусь с тобой, Дарси, – громко заявила Соня. – На костылях я наверх не поднимусь. Ты иди, Нелл. Дарси здесь со мной, и все будет в порядке.

Она повернулась и спокойно улыбнулась мне. Только это была не настоящая улыбка, а ужасная гримаса, которой обычно жена одаривает мужа, когда приглашает соседей в гости, зная, что он трахал одну из соседок у нее за спиной. Этим взглядом она хотела сказать мне: «Я знаю. Я знаю о вас двоих. И займусь сначала ею».

Я запаниковал. Должно быть, это было заметно.

– Я тоже могу остаться, – выпалил я, обращаясь к Бретту. – Разведаю местные кафе.

– Нет, Лэндли, – возразил Бретт. – Ты пойдешь наверх со мной.

Оказалось, что в башне есть лифт, и Соня могла спокойно пойти с нами. Это лишь усилило мои подозрения и панику. В общем, все время, что я провел наверху, глядя на Венецию, тогда как должен был пересчитывать школьниц и показывать им остров Джудекка и собор Санта-Мария-делла-Салюте, я думал лишь о том, что Дарси говорит Соне. Наверху было очень холодно, но я потел, будто на дворе стояло лето. Я постоянно смотрел вниз, как идиот, желая разглядеть их на площади. Конечно же, я их не увидел.

Бретт заказал на час дня всем столики в дрянном туристическом ресторанчике возле моста Риальто, который нашел в путеводителе. Мы сидели на летней площадке, на которой, к счастью, были установлены обогреватели. Девочки устроились за тремя столиками ближе к мосту, а я, Соня, Карен и Бретт – возле ресторана.

Мы сидели в верхней одежде, пытаясь любоваться красотами Венеции в один из самых промозглых дней в году. Сидя в своей любимой джинсовой куртке с мохнатым воротником, я жалел, что у меня в коле нет хоть немного рома. Мне сложно было находиться рядом с Соней, а тем более передавать через столик напитки и салфетки, в любой момент ожидая, что она при всех заявит, какой я гадкий извращенец.

В конце концов у меня лопнуло терпение. Я с громким скрежетом отодвинул стул, надеясь привлечь внимание Дарси, и неразборчиво буркнул Бретту, что мне надо в туалет. Он как раз спорил с Карен по поводу того, как правильно произносить слово «Chiesa». Карен была уверена, что его надо произносить с тяжелым английским акцентом.