Встав на колени, я осторожно провожу полотенцем по разбитой брови. Мне не дает покоя мысль о том, что мы на одной кровати, и если бы не… Нет. Нельзя позволять мыслям работать в направлении «что если», потому как на самом деле что есть, то есть. Дерек ясно дал понять, что ухаживания для него игра. А я в эти игры не играю. Но как скрыть свою влюбленность, когда меня обуяла самая что ни на есть нервозность? Стараюсь, чтобы руки не дрожали, но кончики пальцев все равно вздрагивают. Такой нервный стресс со мной случается только во время игры, когда исход матча зависит от того, пробью ли я филд-гол[11]. В этих случаях я не обращаю внимания на это чувство и сосредоточиваюсь на непосредственной задаче.

– Зачем ты это делаешь? – спрашивает Дерек, и от его низкого голоса по моему телу будто пробегает электрический разряд.

Если взглянуть в его завораживающие голубые глаза, он сразу узнает о моих чувствах? Если бы он прочитал мои мысли и узнал, что во мне происходит, то стал бы смеяться надо мной. Избегая смотреть ему в глаза, я сосредоточенно вытираю запекшуюся на губах кровь.

– Не хочу, чтобы у тебя началось заражение, – говорю я. – Не льсти себе, ковбой. Я здесь больше для своей, нежели для твоей пользы.

Я смываю кровь осторожно, чтобы ему было не так больно. Ребятам из команды я никогда раны не обрабатываю. Если кто-то из нас получит травму или рассечет себе что-нибудь, мы справляемся сами или просим это сделать тренера. А здесь и сейчас мной овладел материнский инстинкт: защищать и заживлять раны. Покончив с запекшейся кровью, я накладываю на раны антибактериальный крем. Это уже вообще что-то очень личное и даже интимное.

– У тебя руки дрожат.

– Да нет, – вру я, накладывая крем на его теплую гладкую кожу. – Я раздражена и выдохлась, и вообще меня все достало. – А еще зла сама на себя за то, что просто мечтаю, чтобы Дерек притянул меня к себе и не отпускал всю ночь. Мечтать не вредно.

Сев на пятки, я любуюсь своей работой и вдруг ощущаю усталость и слабость – эмоциональную и физическую. Если бы Дерек потянулся ко мне, я бы приникла к его груди. Если бы сейчас он спросил меня, что я чувствую, я бы не выдержала и сказала правду. Он откидывается назад, задержав дыхание, – явно пострадало не только лицо.

– Спасибо, Эштин.

– Еще не все. Снимай рубашку, посмотрим, что там с ребрами.

– Ну, если я разденусь, осмотром ребер дело не ограничится.

Всем своим поведением показывать, что мне все равно, стало для меня нормой. Я делаю стоическое выражение лица.

– Вот такое у меня лицо, когда я не в восторге.

Краешек рта у него чуть загибается вверх, но он, сняв рубашку через голову, отбрасывает ее в сторону. Играет мускулами. Я лишь зеваю в ответ, стараясь не выказывать никакого восхищения. Сосредоточиваюсь на красных рубцах, проявившихся на боку в районе ребер. Да, пройдет больше, чем пара дней, пока все это заживет.

– Хочешь, и штаны сниму? – шутит он, зазывно шевеля бровями. – Может, там тоже что-нибудь вспухло?

Для него это все игра. Глядя ему прямо в глаза, я просовываю палец за пояс его брюк, и пакет со льдом оказывается внутри.

– Ну вот, – говорю я, собираясь уходить. – Это должно помочь.

Глава 23

Дерек

– ЧЕРТ ПОБЕРИ, что с тобой? – гаркает Гас, когда я сталкиваюсь с ним утром по дороге в ванную.

– Подрался.

– Мне драчуны и хулиганы в доме не нужны. Брэнди! – орет он, и его скрипучий голос разносится по всему дому.

Брэнди с большим кексом в руках выходит из кухни.

– Да, папа?

Гас всплескивает руками.

– Твой пасынок ввязался в драку. Посмотри на него: отделали по первое число, на бандита похож.

Паркерам определенно нравится это слово. Взглянув на меня, Брэнди сочувственно присвистывает.

– Боже мой! Дерек, что случилось?

– Да ничего особенного, – отвечаю я. – Просто подрался, вот и все.

– Почему? С кем? Полицию вызывали? Как ты такой до дома доехал? – Брэнди буквально забрасывает меня вопросами, а тем временем мне бы пописать и принять обезболивающее.

– Да ничего страшного.

– Конечно, тебе ничего страшного, – возражает Гас, – это мне придется платить по счетам, если тот, с кем ты подрался, подаст в суд, требуя возмещения ущерба.

– В суд, на меня? – Шутит, наверное, если учесть, что меня-то как раз и побили. Это меня надо спросить, не хочу ли я возмещения ущерба. – Вам, Гас, не придется ничего платить.

– Это ты так думаешь.

Я думаю, что ему просто нравится быть несчастным. Но я не собираюсь вникать в семейные неприятности Паркеров. А то бы сказал Гасу, что пусть больше переживает о своей семье, чем о том, засудят меня за драку или нет. В ванной я смотрю в зеркало. Черт. Эштин права. Я похож на кусок мяса, который неоднократно прокрутили в мясорубке. На губе запеклась кровь, щека черно-синяя, на боку в районе ребер синяки.

Накануне ко мне явилась Эштин – обработать раны. Ей даже в голову не пришло, что я еле сдерживался, чтобы не заняться с ней чем-нибудь приятным, только бы отвлечься от раздирающей боли во всем теле. Одна мысль об этом волновала все мое существо. Девчонка имеет надо мной власть. Когда она на меня смотрит, я будто снова становлюсь девственником. Правда, смотрит она на меня редко. В основном избегает глядеть в глаза. Я ей явно неприятен. Вчера она, собственно, так мне и сказала.

Сказала, что не в восторге. Я на это отшутился и сделал вид, что смеюсь над ней, а на самом деле хотел ПОНЯТЬ, как она реагировала на близость ко мне. Черт возьми, я реагировал. Она и не подозревала, что мне и на самом деле пригодился пакет со льдом. «Что ты делаешь?» – спрашиваю я сам себя. Не надо вмешиваться в чужие жизненные проблемы. У меня и своих достаточно. До этого я хорошо справлялся, плыл по течению, ни с кем себя сильно не связывал и никем особо сильно не интересовался.

Эштин Паркер опасна. С виду вся такая жесткая, речь, как у парня, и одевается по большей части тоже по-мужски. Но есть и другая персона – уязвимая, незащищенная, она носит сексапильную одежду, чтобы никто не сомневался – за суровым фасадом она вся такая женщина до мозга костей. Я думал, что вывожу ее из себя в попытке оттолкнуть. Но, может быть, я этим разрушу возведенную ею стену? Утром видел, как она уходила. Опустив голову, вывела на прогулку Фалькора. Брр, если она впадет в хандру, это будет меня раздражать. Или она страдает по этому придурковатому бойфренду? Сказала, что они расстались. Спорим, чувак вернется и захочет снова заманить ее в свою жизнь?

– Дерек, ты здесь? – слышен голос Джулиана за дверью.

Открыв, даю ему войти. При одном взгляде на меня он таращит глаза и широко разевает рот. В страхе делает шаг назад.

– На вид страшнее, чем на самом деле, – говорю я. – Даю слово.

– Ты подрался?

– Ага.

– Кажется, тебя победили.

Я смеюсь.

– Похоже на то, да?

Он кивает.

– Ты круто смотришься с синяками на лице. Папа драться научил?

– Не-а.

– А меня научишь?

– Дружище, не надо учиться драться. Старайся обойтись словами, как учит мама.

– А вдруг кто-то меня первым ударит?

– Скажи учителю или маме.

– Тогда все назовут меня ябедой и не будут со мной дружить. – Он упирает руки в бока. – Ты же не хочешь, чтобы я стал ябедой и чтобы со мной никто не дружил, правда?

Ребенку прямая дорога в адвокаты – искусство ведения переговоров он уже освоил. Чтобы удовлетворить его любопытство, я опускаюсь на колени и ставлю руки ладонями вперед.

– Ну хорошо, показывай, что ты можешь.

Малыш поднимает кулачки и бьет меня по ладони.

– Ну как?

– Неплохо, – говорю я. – Давай еще.

Он ударяет еще несколько раз. Видно, как возрастает его уверенность: удары становятся тверже, а сам он немного расслабляется.

– Когда мамы не было, я по телевизору смотрел рестлинг, – признается он. – Рэнди-каратель применил к другому парню прием «F. U.»[12].

– Прием «F. U.»?

– Что ты затеял, Дерек? – спрашивает Брэнди, вдруг появившись из-за спины Джулиана. – Ты что, учишь моего сына драться и материться?

Гм-м…

– Мам, Дерек просто показывал мне… – Джулиан взволнованно обращается к маме.

– Джулиан, иди к себе в комнату. Мне нужно поговорить с Дереком наедине. – Ребенок хочет возразить, но Брэнди выпроваживает его из ванной. Как только он исчезает из поля зрения, Брэнди проводит рукой по своим длинным волосам. – Джулиан очень оживился, когда я сказала ему, что ты будешь жить с нами. Он обожает тебя и называет старшим братом. – Она делает глубокий вдох, и это означает, что сейчас она сделает тщательно продуманное признание. Сейчас… сейчас… – Я даже подумала, что вам надо стать настоящими братьями.

О чем это она? Хочет, чтобы мы совершили ритуал братания, когда надрезают пальцы и сжимают их вместе, чтобы стать кровными братьями?

– Брэнди, должен тебя огорчить, но, что бы мы ни делали, мамы у нас с Джулианом разные.

– Я знаю. – Она наклоняет голову. – Просто я подумала, что было бы хорошо мне узаконить, так сказать, это дело путем усыновления тебя.

– Но я не сирота.

– Я знаю. Просто я подумала, что ты и Джулиан… так сказать, если со мной или с твоим отцом что-то случится…

Теперь понятно. Быть мне мамой она хочет не больше, чем я желаю ее в мамы получить. Это все ради Джулиана. Ну, придется на ее сбивчивых идеях поставить жирный крест.

– Брэнди, Джулиан и так мой братик. И точка.

– Вот и хорошо. Нужно, чтобы мы были единомышленниками. А в отношении тебя и сестры…

Так, приехали. Вдруг Брэнди кумекает лучше, чем я о ней думаю. Дело плохо.