– Я тоже этому рад.

Собственный отец оставил его, а теперь еще нет рядом и моего папы, и получается, что я единственный мужчина в его жизни. Жаль, дед не проявляет к нему интереса, но, по моим наблюдениям, Гас не проявляет интереса ни к чему: только бы поворчать и свалить.

Когда мы, вытершись насухо, собираемся уходить, Джулиан соглашается зайти со мной в продуктовый магазин. Я покупаю побольше йогурта, кудрявой капусты кейл, фруктов и овощей – уверен, что эти продукты раньше не пересекали порог дома Парке-ров.

Вернувшись, обнаруживаю, что бабушкин конверт, как по волшебству, материализовался из мусора и лежит у меня на подушке. Открытый. Без участия Эштин здесь уж точно не обошлось. Саму ее я нахожу в гостиной: с головой погрузившись в какое-то реалити-шоу, она хрустит картофельными чипсами. Волосы опять заплетены в косичку, обрезанные треники и футболка с надписью «ФРЕМОНТСКАЯ АТЛЕТИКА». Я машу конвертом перед ее лицом.

– Зачем ты достала его из мусора?

– А зачем ты врал? Никакое это не приглашение в команду по синхронным прыжкам на батуте. – Она бросает ломтик картофеля Фалькору и выпрямляется. – Письмо от твоей бабушки.

– Ну и что?

– А ты, Дерек, даже не прочитал его.

– И тебе есть до этого дело, потому что…

– Мне нет до этого дела, – говорит она. – А тебе есть, так что прочитай.

Даже знать не хочу, что в этом письме. Оно из категории вещей, которые меня не волнуют.

– А ты знаешь, что открывать чужую почту противозаконно? О нарушении неприкосновенности частной жизни слыхала?

Эштин, достав из пакета еще ломтик, кладет его в рот – никакого чувства вины она явно не испытывает.

– Письмо уже не было твоим. Ведь ты его выбросил. С точки зрения закона никакого нарушения неприкосновенности частной жизни не было.

– Юристом, что ли, заделалась? Вот придет тебе письмо, а я открою его. Что ты на это скажешь?

– Если я его выброшу, твое право. Вперед и с песней – что хочешь с ним делай. – Жирными от чипсов пальцами она указывает на конверт у меня в руке. – Дерек, тебе необходимо прочитать письмо. Оно важное.

– Когда мне понадобится совет, я его попрошу. А пока не лезь в мои личные дела. – Иду на кухню и во второй раз выбрасываю письмо. Потом достаю блендер.

– Почему вы с тетей Эштин опять ссоритесь? – входя в кухню, говорит Джулиан, наблюдая, как я достаю из холодильника продукты.

– Мы не ссоримся. Мы спорим. Хочешь перекусить?

Он кивает.

– Представляешь, когда хмуришься, работает больше мышц, чем когда улыбаешься.

– Значит, лицевые мышцы я тренирую по полной. – В блендере я готовлю Джулиану смузи из бананового йогурта и шпината, наливаю в стакан и протягиваю ему. – Вот, пей. Это вкусно.

– Но он зеленый. – Ребенок смотрит на жидкость как на что-то ядовитое. – Я… я не люблю зеленые напитки.

Каждое воскресенье мама, проснувшись, готовила нам обоим смузи. У нас была традиция чокаться стаканами перед тем, как выпить.

– Попробуй. – Себе я тоже наливаю смузи в стакан. – Будем здоровы.

– Дерек, ни один ребенок не захочет пить эту здоровую бурду. – Эштин достает из шкафа пачку печенья и упаковку маршмеллоу. – Джулиан, я сделаю тебе кое-что получше жидкой травы.

Она радостно принимается за приготовление крошечных сэндвичей из печенья и маршмеллоу, которые «жарит» в микроволновке.

– Главное, не передержать их там, – объясняет она, сквозь окошко заглядывая в микроволновку, вместе с сэндвичами заодно «поджаривая» и клетки головного мозга. – А то маршмеллоу пригорит.

Достав тарелку, она, гордая собой, ставит ее перед Джулианом. Тот смотрит на печенья-сэндвичи, на смузи, на меня и, наконец, на Эштин. Мальчику предстоит вынести вердикт в нашем маленьком состязании.

– Я лучше сыр-косичку возьму. – Джулиан достает сыр из холодильника и, помахивая им, уходит. – Пока!

Эштин старательно поедает отвергнутые сэндвичи, а я из кожи вон лезу, чтобы не обращать внимания на блаженный стон, который она издает после каждого кусочка. От этих стонов в голову приходят такие мысли, на которые я права не имею. Покончив с печеньем, она опять вытаскивает из мусора письмо.

– Брось, а?

– Нет. – Она протягивает конверт, буквально силой вкладывая его мне в руку. – Прочитай.

– Зачем?

– За тем, что твоя бабушка больна и хочет тебя видеть. Кажется, она умирает.

– Мне до лампочки. – По крайней мере, хочу, чтобы было до лампочки. Поставив стакан на стол, я смотрю на конверт.

– Ну же! Ты ведь не настолько бесчувственный. Отнесись хоть к чему-то в жизни серьезно, кроме этих твоих противных смузи.

Она оставляет разорванный конверт на столе. В мусорном баке было бы уместнее. Черт возьми! Если бы она не вытащила и не прочитала его, можно было бы сделать вид, что никакого письма нет. Я бы не узнал, что бабушка умирает. Разумеется, мне все равно. Я совсем не знаю эту женщину. Она не пришла на помощь маме, даже когда та заболела и сильно в ней нуждалась. Так почему я должен с готовностью подставить плечо ей? Ответ простой: не стану. Схватив конверт, кидаю его обратно в мусор.

Тем же вечером Джулиан, увидев во дворе светлячков, выбегает на улицу. Я беру из кухни стеклянную банку, чтобы было куда их ловить.

– Почему вы с тетей Эштин все время ссоритесь? – спрашивает Джулиан, пока мы ждем, когда загорятся светлячки.

Ребенок есть ребенок, от него не так-то просто отделаться.

– Чтобы развлечься, наверное.

– Мама говорит, что иногда девчонки ссорятся с мальчишками, когда те им нравятся.

– Ну, я твоей тете Эштин не очень-то нравлюсь.

– А она тебе?

– Конечно, нравится. Она же сестра твоей мамы. Похоже, не убедил.

– А если бы она не была маминой сестрой, то все равно бы тебе нравилась?

Придется объяснить ему доступным языком, чтобы было понятно.

– Джулиан, девочки бывают как нездоровая пища. Красивые и вкусные… но ты знаешь, что они для тебя неполезны, вызывают кариес, и поэтому лучше от них отвязаться. Понимаешь?

Он смотрит на меня округлившимися глазами.

– Значит, тетя Эштин как «Скитлс»?

Я киваю.

– Ага. Целая пачка, и притом большая.

– Терпеть не могу ходить к зубному. – Он возвращается к ловле светлячков: засунув их в банку, усаживается на траву и наблюдает за содержимым. Сосредоточен на мерцающем свете то тут, то там. – Давай их выпустим.

– Согласен.

Открыв крышку, он ждет, пока банка опустеет.

– Теперь вы свободны, – говорит он жучкам бодрым голосом, напоминая свою маму.

Слышно, как сзади открывается дверь. Эштин идет в нашу сторону, глаза обведены карандашом и подкрашены темными тенями. На губах блестит помада. Она переоделась в обтягивающий розовый сарафан, который эффектно подчеркивает загар и стройную фигуру. В таком виде до неприятностей недалеко, попадись она не тому, кому надо. Какая Эштин на самом деле: та, что носит черные худи и футболки, или в облегающей одежде с низким вырезом, от которой балдеют мужчины?

– Что вы тут делаете? – спрашивает она.

– Да светлячков ловим, – отвечает Джулиан, довольно хорошо подражая моему техасскому выговору.

– Можно, я тоже?

Я показываю на пустую банку.

– Ты опоздала. Мы уже закончили. – Улыбка гаснет у нее на лице. – Прости уж, так сказать.

Джулиан касается чарма на ее браслете:

– Классно.

– Бойфренд подарил, – говорит она.

В этом время на своем «Ветте» подкатывает бойфренд – сразу понятно про сексапильное платье. Лэндон выходит из машины и, восхитившись нарядом, прижимает Эштин к себе. Они целуются, но, по мне, даже Фалькор лижет себе промежность с большей страстью.

Глава 20

Эштин

ЛЭНДОН ПРИГЛАСИЛ МЕНЯ на ужин в японский стейк-хаус. Нас подсаживают за стол к шести посетителям, у одного из них день рождения. Они шумные и сильно пьяные.

– Не сын ли ты Картера Макнайта? – спрашивает один из них.

Лэндон гордо выпячивает грудь:

– Да, он самый.

Мой бойфренд внезапно оказывается в центре внимания. Целых два часа, пока продолжается ужин, он болтает с соседями по столу о футболе. Его спрашивают о будущем сезоне, интересуясь, собирается ли он идти по стопам отца. Кивнув, он говорит: «Я собираюсь добиться в карьере большего, чем отец». Это заявление вызывает одобрительные возгласы, словно у нас на глазах рождается профи. Он не говорит им, что я тоже играю. Вечер посвящен ему.

Когда официантка убирает посуду, Лэндон, извинившись, отправляется в туалет. Не проходит и минуты, как его мобильник бесшумно вибрирует. Он лежит на столе, и мне виден экран. Опять Лили… но теперь это ее фотка: она стоит перед зеркалом в одних трусиках. Одной рукой прикрывает грудь, в другой, очевидно, мобильник, улыбка в камеру. Я отворачиваюсь, убеждая себя, что не завидую ее безупречной смуглой коже, длинным блестящим волосам и темным глазам причудливой формы. Хотелось бы записать ее в уродины, но не получается.

«Помнишь?» – пишет она в эсэмэске. Когда возвращается Лэндон, я отдаю ему сотовый.

– Тебе эсэмэска пришла.

Бросив взгляд на экран, он медленно опускается на стул.

– Эш, это не то, что ты подумала.

– Я подумала, что это фотка твоей бывшей девушки в обнаженном виде.

Присутствующим за столом слышно, о чем мы говорим. Лэндону неловко, он поеживается.

– Давай поговорим потом? – бурчит он сквозь зубы.

Какая мне разница, неловко ему или нет.

– Отвези меня домой, – требую я после того, как счет оплачен. И, не ожидая ответа, направляюсь к двери.

– Я все объясню, – говорит он уже в машине.

– Валяй. Уверена, фотки Лили в обнаженном виде на твоем мобильнике логически обоснованы.