— Мне нужно взять пальто? — спросила я, прежде чем сделала шаг к нему.

— Мы не будем выходить из здания. Тебе оно не понадобится.

— О, хорошо, — пробормотала я.

Закрыв дверь номера, мы направились к лифтам. Несколько шагов ничего не происходило. Но затем наши руки слегка соприкоснулись, и я взглянула на него из-под ресниц. Вот тогда его большая рука обхватила мою, распространяя тепло на все мое тело.

Это было странное чувство. Меня одновременно обдало и жаром, и холодом. Не думаю, что это было из-за волнения, вовсе нет. Его кожа, мягкая ладонь… Весь мой мир был сосредоточен на наших сомкнутых руках. Это казалось правильным, но в то же время и нет. Мне было и тяжело, и легко. Это ощущалось простым, но при этом очень запутанным. Александр был нереальным. А я все же улыбнулась.

Мы вошли в лифт, и я попыталась обрести душевный покой — хотела насладиться нашей с ним ночью. Насладиться так, чтобы спустя годы у меня осталось по крайней мере хоть что-то хорошее, что не даст забыть об этой поездке. Он был бы моим ярким воспоминанием.

Свободной рукой Александр вытащил черную ключ-карту из левого кармана, просканировал ее на маленьком экране и затем нажал несколько кнопок.

— Что ты делаешь? — спросила я из любопытства.

— Увидишь.

Я вздохнула и заставила себя расслабиться, и будь что будет.

— Должен сказать, было непривычно увидеть тебя с совершенно другой стороны. И я не могу решить, какая из них мне нравится больше.

— О чем ты говоришь? Какая сторона? — взглянула я на него.

— Ты очень сговорчивая этим вечером. Даже когда я скольжу внутри тебя, ты пытаешься сдерживаться, контролировать. Мне кажется, тебе нравится провоцировать меня, как и мне тебя.

Мое лицо покраснело.

— Ты пробуждаешь худшее во мне. Это не моя вина.

— Значит, ты ведешь себя со мной совсем не так, как с другими?

— Определенно нет.

Он сжал мою руку.

— Хорошо. Мне это нравится.

Двери открылись, и я, сделав глубокий вдох, нахмурилась, когда почувствовала сильный запах свежей краски.

Когда я увидела, где именно мы были, то начала смеяться.

Он остановился и вопросительно посмотрел на меня.

— Ты даже не мог заказать для меня ужин? Я знаю, что не такая особенная, но неужели я не достаточно хороша, чтобы заслужить ужин?

— Какое, черт возьми, это имеет отношение к тому, что я привел тебя сюда? Почему ты вообще говоришь что-то подобное?

— А это неправда? Я полагала, что ты всегда приглашаешь своих дам на ужин, прежде чем затащить их в постель.

Двери лифта закрылись позади нас, и в комнате стало темнее. Насколько я могла видеть, здесь делали ремонт и не было никаких осветительных приборов, но яркие городские огни позволяли рассмотреть, что было вокруг. Конечно, когда у вас есть окна от пола до потолка вместо стен, то особого выбора нет.

Благодаря им я смогла увидеть, как он тоже нахмурился.

Отпустив его руку, я осмотрелась. Вокруг пока было немного мебели, всего несколько предметов, прикрытых полиэтиленовой пленкой. Даже полы были устланы ею, из-за этого раздался самый раздражающий шуршащий звук, когда я пошла вперед.

Я осторожно переступила дрель, которая лежала на полу рядом с лестницей.

— Итак, зачем ты привел меня в зону реконструкции? Эти туфли не слишком подходят для этого.

Мы стояли в центре комнаты, и он наблюдал за тем, как я все это воспринимала.

— Пожалуйста, просто заткнись на минуту, пока я не передумал.

Я подняла руки, капитулируя:

— Ладно, прости. Я подожду, пока ты покажешь мне то, ради чего привел сюда.

Он вздохнул, за несколько шагов подошел ко мне и, взяв за руку, повел вверх по лестнице на второй этаж.

Больше полиэтиленовых чехлов.

Больше инструментов.

Я почти поскользнулась на каблуках, но он приобнял меня за талию и не дал упасть.

— Вот что ты делаешь, чтобы привлечь мое внимание, — вздохнул он.

Засмеявшись, я оттолкнула его руку.

— Как же!

Много ведер с краской привлекли мое внимание.

Мы обошли стоящую в центре огромную кровать, опять же таки накрытую пленкой.

Приблизившись к дальней части апартаментов, я подошла к двум открытым французским дверям[5], ведущим на огромную, площадью по крайней мере в сто квадратных метров, застекленную террасу.

Я взглянула на Александра, но его лицо было непроницаемым. Я, честно говоря, понятия не имела, зачем он привел меня в свой пентхаус, который еще не был отремонтирован.

Когда я медленно прошла на громадную террасу, первое, что попало в поле моего зрения, был кабинетный рояль. Мне даже дела не было до прекрасной панорамы Нью-Йорка, от которой по-настоящему захватывало дух. Но рояль…

— Александр, что это? — я еле выдавила эти слова, когда сердце начало бешено стучать у меня в груди.

— Я хочу, чтобы это было у тебя и твоего отца.

У меня абсолютно не было ни малейшего представления, о чем он говорил, но в ту же секунду, как его слова ворвались в мое сердце, я все же почувствовала жжение в глазах.

— Я не понимаю, — прошептала я, глядя на него.

Что бы он ни увидел на моем лице, это заставило его подарить мне трогательную до глубины души и прекрасную улыбку; он взял меня за руку, подводя к роялю. Когда я спиной ощутила тепло, то осмотрелась и заметила множество электрических напольных обогревателей, размещенных вокруг рояля в том месте, где он оставил меня стоять. Александр все продумал. Он отошел от меня и сел на узкую банкетку перед инструментом.

— Сегодня я немного потренировался, но ты должна простить меня, если ошибусь. Я очень давно не делал этого.

— Ты никогда не говорил, что играл, — сказала я удивленно, все еще пребывая в замешательстве.

Я не знала, что мне делать, куда положить руки, где встать и, самое главное, что сказать.

— А это имело бы какое-то значение? Я играю время от времени, но сомневаюсь, что мелодия выйдет такой же хорошей, как у твоего отца.

Я улыбнулась ему, и первая слезинка, которую так усердно пыталась сдержать, медленно скатилась по лицу. Он встал и нежно обхватил ладонью мою щеку, вытирая влажный след. Я закрыла глаза и попыталась впитать все, что было Александром.

— Я делаю это не для того, чтобы посмотреть, как ты снова плачешь, Майя. Если это заставляет тебя терять контроль, мы не станем этого делать. Не сегодня.

Открыв глаза, я посмотрела на него и попыталась прочесть эмоции на его лице. Но не смогла, потому что он не позволил мне.

— Почему? — спросила я. — Почему ты делаешь это?

— Я говорил. Это для тебя. Чтобы у тебя были хорошие воспоминания об этом месте. Чтобы ты могла побывать в этом городе со своим отцом, как вы и хотели первоначально. Я не он, но…

Подушечкой большого пальца он вытер с моего лица новые следы от слез и, наклонившись, нежно поцеловал меня в лоб. От прикосновения его губ по моим рукам побежали мурашки, и к тому моменту, когда у меня появились силы снова открыть глаза, он уже сидел на банкетке.

Факт того, что между нами тысячи километров, непрерывным шепотом отдавался в моей голове. Я не могла пренебречь этим — Александр недосягаем, невозможно быть с ним.

— Ты готова?

— Да, — ответила я, сделав глубокий вдох.

Он коротко кивнул и поднял руки, кончики пальцев замерли в нескольких сантиметрах от клавиш. Именно тогда я поняла, что даже не спросила, что он собирался сыграть.

Если бы я знала… Я бы умоляла его не делать этого.

Что угодно, кроме этой единственной мелодии, каждый раз разбивающей меня, когда ноты оживали.

Равель. "Павана на смерть инфанты".

Ритм моего сердца ускорился, а он нажал первую клавишу, заполняя мой мир, наполняя мое сердце.

Он был прав, что совсем не был похож на моего отца, но когда я закрыла глаза, то все еще могла представить его улыбающееся лицо, по мере того как эта запавшая в память прекрасная пьеса захлестнула меня.

Воспоминания обрушились на меня, и я сделала шаг назад. В них было так много счастливых моментов, так много смеха.

Это для отца идеальный подарок. Идеальная мелодия, чтобы вспоминать о нем, подарить ему это мгновение в этом городе.

Холод, тепло, музыка, мои воспоминания, Александр, отчаяние, которое я чувствовала… Все это захлестнуло меня. Все это сразу же наполнило мое сердце, и я хотела свернуться в клубок и тут же умереть в этот идеальный момент.

Когда рыдание сорвалось с губ, мне пришлось зажать рот, чтобы заглушить всхлип и не испортить то, что Александр для меня сделал. Он был так сосредоточен, его взгляд был таким напряженным. Его пальцы ни разу не ошиблись в нотах, и я неотрывно наблюдала за этим со смешанными чувствами.

Этот посторонний, приводящий в бешенство, но прекрасный мужчина дал мне больше, чем я даже могла пожелать, а через несколько часов я должна буду от него отказаться…

Один миг — и его будто никогда и не было.

Один-единственный миг — и я останусь для него ничем иным, как блекнущим воспоминанием.

Когда мне удалось унять дрожь в руках, я прерывисто вздохнула и села рядом с ним. Наши бедра соприкоснулись, и его мышцы напряглись. Он мельком взглянул на меня, но продолжал играть дальше, не пропуская ни единой ноты.

Я наблюдала, как его пальцы парили над клавиатурой, и погрузилась в окружающую его ауру. Я вбирала все, что он желал мне дать.

Через пять минут он нажал последнюю клавишу, и музыка медленно угасла.