Она тоже заплакала, Джеймс. Моя маленькая звездочка безутешно рыдала своим маленьким сердечком, а я ничего не мог сделать, чтобы это прекратить.

Моя любовь умерла, оставляя мне лучший в мире подарок. Я в больнице, в ожидании, когда мне дадут в руки маленькую ее частицу. Несмотря ни что, она всегда будет с нами. Пусть даже она подержала Майю на руках лишь несколько секунд, я позабочусь, чтобы доченька знала, как сильно ее любила мама.

Она теперь моя новая мечта, ради нее я заставлю себя дышать. Может быть, я не смогу дать ей все, что необходимо, и, наверное, иногда онa будет скучать по маме, но я сделаю для нее все возможное. Я всегда буду прилагать максимум усилий".


* * *

"Я так сильно люблю ее, Джеймс. Она со мной всего лишь двадцать семь часов, а моя любовь к ней уже необъятна. Ты даже не можешь представить, как она наполняет мое сердце. Как оно разрывается от огромной любви, когда ее маленькие пальчики хватаются за мой большой палец, изо всех сил цепляясь за жизнь. Знаю, ты бы тоже ее полюбил. Ты был бы здесь ради нее, если бы мог.

И я хотел бы, чтобы ты был..."


* * *

"Я уже скучаю по жене, Джеймс. Я все еще могу чувствовать запах ее духов на подушке, и я понятия не имею, что буду делать, когда он развеется и я не смогу больше его вдохнуть. Не знаю, переживу ли это.

Мне нужно, чтобы ты простил меня. Мне нужен брат".


* * *

Я не могла больше читать. Даже тех отрывков, которые удалось прочесть сквозь слезы, — даже тех коротких отрывков было достаточно, чтобы разбить мне сердце. Он никогда не винил меня за то, что я отняла у него жену. Ни разу он не обмолвился, какой обузой я была или что он жалел о моем появлении на свет. Не упоминал, что они решились завести ребенка, несмотря на предупреждения врачей о трудной беременности. Он никогда не чувствовал ко мне ничего другого, кроме любви, и в тот момент я скучала по нему больше, чем по чему бы то ни было на свете.

Я скучала по его объятиям, его музыке, его любви и по моему детству, когда он каждый вечер укладывал меня в постель, целуя и желая спокойной ночи. Я скучала по каждой мелочи, связанной с ним.

Когда воспоминания о детстве волной захлестнули меня, я захлебнулась в собственном горе. Я не помню, как долго рыдала, свернувшись калачиком на полу с его письмом в руках. Не помню, чтобы кто-то стучал в дверь, и не помню, как Александр вошел в мой номер и сжал в объятиях.

Оглядываясь назад в тот день, все, что я могла вспомнить, — это мучительные страдания и руки Александра, возвращающие меня в реальность.

— Майя, ты должна рассказать мне, что происходит, или мне придется вызвать доктора.

И только когда он заговорил, я осознала, что он находился в номере и нежно держал теплыми ладонями мое лицо.

— Я так сильно скучаю по нему, — прошептала я, когда он вытирал мои слезы большими пальцами, обеспокоенно глядя на меня.

— По кому ты скучаешь?

Его прикосновения каким-то образом успокоили мое сердце, и я прикрыла веки, пытаясь впитать все то, что он давал мне, пока его голос не заставил меня снова открыть глаза.

— Я не могу тебе помочь, пока ты молчишь, дорогая.

— Ты не можешь помочь.

— Посмотрим.

— Мой отец... Я потеряла отца.

Мой голос сорвался, и горячие слезы вновь покатились по лицу.

— О, дорогая... — пробормотал он и вздохнул, положив мою голову себе на грудь.

Я повисла на нем, будто он был моим спасательным кругом, будто он был единственным человеком, который якорем держал меня на земле.

Я крепче схватила его белую рубашку — всю в разводах от моих слез, — зажав в кулаки, и он позволил мне горько оплакивать потерю самого замечательного мужчины.

Удивительно, но то, что он держал меня вот так в объятиях, сломало что-то внутри меня, и я впервые в жизни рыдала в руках незнакомца. На людях я заставляла себя улыбаться, тихо проливая слезы над умирающим отцом, с Александром же я растеряла свою сдержанность, полностью погрузилась в пучину горя.

Я почувствовала прикосновение губ к моему лбу и подняла голову, чтобы взглянуть в его прекрасные глаза.

— Почему это настолько больно? — спросила я, не ожидая ответа.

— Не хочешь рассказать мне, что произошло?

Он выпрямил ноги и прислонился спиной к стене, притянув меня к себе, — моя голова все еще была на его груди, пока он продолжал успокаивающе поглаживать меня по спине.

В его прикосновениях не было ничего сексуального, но я все еще хотела забраться к нему на колени и заставить прижаться плотнее, буквально поглотить меня. Только чтобы он был моим. От самой мысли об этом по всему телу проходили электрические импульсы, приводя к осознанию нашей близости.

— У него был рак поджелудочной железы, — начала я.

Мое сердце разбивалось с каждым словом, как в тот день, когда мы услышали это от докторов.

— Нам сказали, что было слишком поздно, что рак уже распространился и поразил другие органы. После многочисленных операций, процедур и химии... он хотел это прекратить. Сказал, что пришло его время и надо смириться с неизбежным. Он не хотел умирать в больнице, напрасно сражаясь в уже проигранной битве. До последних секунд он хотел жить, а не медленно умирать. Он хотел увидеть, как я снова улыбаюсь, и не хотел быть несчастным в больничных палатах. Он просто хотел покоя.

Грудь Александра медленно поднялась и опустилась под моей щекой.

— Я могу это понять.

— Можешь? Потому что я не могу. Не понимаю, чем он заслужил смерть. Не могу понять, почему он больше не со мной. Неужели его борьбы было недостаточно?

— Я не это имел в виду.

Я сильнее прижалась к его груди.

— Не могу больше терпеть эту боль. Не знаю, закончится ли это когда-нибудь, особенно после того, как прочла письма. Я больше не могу.

— У тебя нет другого выбора, — мягко произнес он.

Я попыталась сесть прямее.

— В самом деле? Это лучшее, что ты можешь сказать?

Нежная улыбка коснулась его губ:

— Ты приходишь в себя.

Я нахмурилась.

Он снова притянул меня к своей груди, играя кончиками моих волос, чем отвлекал меня.

— Хочешь поговорить о нем? Может, о счастливых мгновениях? Я уверен, он не хотел бы, чтобы прямо сейчас ты плакала. Расскажи мне о лучших моментах с твоей семьей.

— Он был для меня всем. Больше никого нет.

— А мама?

— Умерла, дав мне жизнь. Мой отец был и всегда будет для меня всем. Мы всегда были друг у друга, но теперь у меня нет никого, кого можно назвать семьей. Даже его глупого брата.

— Ладно, тут ты меня запутала, дорогая. Что за брат?

— Единственная причина, по которой я приехала в Нью-Йорк, была найти его брата и отдать ему эти письма. Отец говорил: "Никогда не отказывайся от семьи и никогда не сдавайся". Поэтому он никогда не переставал писать, никогда не оставлял попыток вымолить его прощение. Мы собирались вместе приехать сюда и найти его брата, но он был слишком болен, чтобы путешествовать.

Я опять начала заливать слезами его рубашку и попыталась стереть их, прежде чем полностью испорчу ее.

— Так что я пообещала ему. Пообещала, что найду его брата и удостоверюсь, что эти письма будут у него. Все эти годы он просто хотел вернуть брата, просто хотел поговорить с ним, снова иметь семью. И вот теперь я здесь, потому что он хотел, чтобы у меня был кто-то, когда он умрет.

— Что случилось? Не смогла его найти? — спросил он.

— Я нашла его жену. Он умер. Этот ублюдок умер прежде, чем я смогла высказать все, что думала о нем. А Хелен была так добра ко мне сегодня. Теперь из-за нее я даже не могу ненавидеть его так, как хотела. Вот почему я читаю их. И с каждым прочитанным словом мое сердце разрывается все больше.

Я подняла письмо, которое читала перед нервным срывом.

— Видишь это?

Я прикоснулась пальцами к написанным отцом строчкам, стараясь впитать эмоции из старой бумаги.

— В этом он просит ответить ему на письмо, так как, видишь ли, как раз прошлой ночью, перед тем как написать его, он потерял любовь всей своей жизни — свою вторую половинку — и остался совсем один с новорожденным ребенком. Но знаешь что, — мой голос дрогнул, когда я попыталась сдержать слезы, — в письмах он никогда не упрекает меня, он ни разу не говорит, что, может быть, если бы у нас не было Майи, у меня могла быть жена. Наоборот, он действительно чувствует себя счастливым, оттого что есть я. Моя мама умерла из-за меня, а он даже не возненавидел меня за это. Он любил меня всей душой.

— Детка, как ты можешь винить себя в ее смерти?

— Я не могу чувствовать себя по-другому. Будто похитила что-то у него, сознательно или нет, но я что-то украла. Она была для него всем, причиной, по которой он покинул Нью-Йорк, оставив мечты позади. И несмотря на то, что у меня никогда не было даже шанса познакомиться с ней, увидеть, как ее глаза горят от любви к моему отцу, — он никогда не упускал случая рассказать мне о ней. Каждый день он дарил мне маленький кусочек ее, удостоверившись, что я поняла, какой она была. И я всегда буду благодарна ей за то, что она выбрала моего отца... за то, что подарила мне его.

— Звучит так, будто он был прекрасным человеком. Не каждому выпадает шанс быть с таким.

Ничего не говоря, я отстранилась от тепла его тела и отползла на несколько шагов в сторону, чтобы собрать разбросанные по полу письма. Должно быть, он заметил, как сильно дрожат мои руки, потому что следующее, что я увидела сквозь слезы, застилавшие глаза, — это как его рука успокаивающе накрыла мою на письме. Я сомкнула ресницы, и горячая слеза упала на тыльную сторону его ладони.