Случилось так, что ученый вернулся домой в то время, когда обычно находился в Институте, да еще привел с собой приятелей посмотреть на тигра.

Куда спрятать любовника? А если его увидят, какой скандал! И бедняга юркнул под тигриную шкуру и скорчился внутри каркаса, надеясь, что ученый зашел домой ненадолго.

Между тем в кабинет вошли муж и гости.

— Жена, эти граждане пришли посмотреть на мою шкуру!

— Вашу?..

— Ну да, шкуру нашего тигра!

— Вот она, граждане!

— О, она великолепна!

Гости восхищались, а дама трепетала. Они ходили вокруг, разглядывали; один погладил бархатистую шерсть, другой слегка приподнял шкуру…

— О, что я вижу! — воскликнул он, — эта шкура — на подкладке из армейского сукна!

Он потянул, чтобы лучше разглядеть, почувствовал сопротивление, но не отпустил; вдруг раздалось хриплое проклятье, и трое перепуганных зрителей устремились к дверям с криками:

— Да он живой!

В сотне шагов от дома они остановились, обсудили между собой происшествие и решили вернуться и разобраться в «проблеме тигра».

— Я все-таки уверяю вас, что он мертв, — повторял хозяин музея диковин природы.

Конечно, лейтенант давно удрал, и когда дрожащая троица решилась приподнять шкуру, они увидели только пустой каркас…".

Муж ничего не понял в этой истории и по-прежнему в тиши своего кабинета нежно гладил шкуру своего лучшего экспоната, а жена в это время в спальне ласкала красавца-драгуна…

* * *

Жозефина вместе со всеми хохотала над этой историей, когда во время десерта в гостиную вошел гвардеец и вручил Баррасу депешу. Прочитав ее, он повернулся к гостям и объявил:

— Бонапарт во Франции.

Это было как удар грома. Жозефина, побледнев, пролепетала;

— Где же он?

— Он высадился вчера во Фрежюсе. Через два дня он будет здесь.

Креолка была близка к обмороку. Как только Бонапарт окажется в Париже, Петиция, Жозеф, Люсьен расскажут ему о ней все — ведь родня Бонапарта ее ненавидит. Надо лететь ему навстречу, снова очаровать его, свести с ума… И она встала из-за стола.

— Я должна перехватить его на дороге в Париж, — сказала она. — Главное для меня — опередить его братьев. Им он может поверить, светской болтовни я не боюсь. Я объясню ему, что бывала на светских развлечениях, старалась быть принятой в лучшем обществе в его же Интересах, — чтобы его не забыли за время его отсутствия. Он мне поверит!

Попрощавшись, она немедленно отправилась к себе, и на следующее утро уже ехала вместе с дочерью в почтовой карете по направлению к Лиону.

Рассказывает королева Гортензия:

«Генерал Бонапарт высадился во Фрежюсе в момент, когда никто его не ожидал. Его встретили с энтузиазмом, горожане ринулись к фрегату, поднялись на борт, и толпа заполнила корабль, не думая об установлениях карантина. Франция той эпохи была несчастна и раскрыла свои объятия тому, кто мог ее спасти. К нему были обращены все надежды. Я выехала с матерью, чтобы встретить его. Мы пересекли Францию и в каждом городе, в каждой деревне видели триумфальные арки, воздвигнутые в честь его прибытия. Когда мы меняли лошадей, толпа окружала нашу карету, и люди спрашивали, действительно ли прибыл спаситель, — вся страна тогда называла его так. Потеря Италии, нищета народа считались результатом правления бессильной и малоумной Директории, и в возвращении Бонапарта французы видели божью милость».

Но Жозефине было не до политики. Она и не замечала триумфальных арок. С искаженным лицом, с полубезумным взглядом, она думала: «Если я увижу его первая, я спасена».

* * *

Прибыв в Лион, удивленная Жозефина увидела, что рабочие разбирают портики, обвитые цветами, и свертывают полотнища с торжественными приветствиями генералу. В чем дело? Обескураженная Жозефина остановила карету и, откинув шторку и высунувшись в окошко, спросила одного из рабочих:

— Я — гражданка Бонапарт. Почему снимают флаги и украшения?

Тот посмотрел на нее удивленно:

— Потому что праздник кончился… — сказал он. У Жозефины потемнело в глазах. Она с трудом прошептала:

— А Бонапарт?

Другой рабочий отозвался, удивленно подняв брови:

— Генерал Бонапарт проехал два дня назад…

Бедняжка почувствовала, что почва ускользает у нее из-под ног. Не в состоянии окончательно поверить в крушение своих планов, она пробормотала:

— Не может быть! Я еду из Парижа и не встретила его по пути…

Рабочий захохотал:

— Дорогая моя дама, есть ведь две дороги. Вы ехали бургундской, а генерал — бурбонской…

Не чувствуя тряски кареты, Жозефина, мертвенно-бледная, осунувшаяся, размышляла о своем положении. Впервые в жизни она осуждала себя за глупость, опрометчивость и распущенность. Она, такая мастерица плутней, такая ловкая и изворотливая, покинута, обманута, отвергнута человеком, которого радостно приветствует вся Франция, который, наверное, завтра займет место Барраса, — а она променяла его на какого-то красивого дурака, умеющего только заниматься спекуляциями да отпускать пошлые каламбуры… И она так легкомысленно афишировала свою связь с Ипполитом Шарлем, разгуливая с ним по бульварам Парижа, не думая о том, что семья Бонапарта следит за ней и сообщает ему обо всем…

Жозефину пробрала дрожь. Угроза развода была страшна женщине тридцати семи лет, увядающей, с испорченными зубами, с поблекшей кожей… А двое детей, которых надо обеспечить? А долги, которые она сделала, купив Мальмезон и обставив роскошной мебелью особняк на улице Виктуар, а долги на приемы, на наряды? Если Бонапарт ее отвергнет, чем она будет жить? Ни Баррас, ни Гоне не захотят заплатить полмиллиона франков и содержать двух детей в обмен на увядающие прелести и покрытые румянами морщины на лице…

Совершенно подавленная, она молча плакала…

* * *

В это время Бонапарт в сопровождении Евгения Богарнэ прибыл в Париж и сразу ринулся на улицу Виктуар, чтобы увидеть Жозефину. Он не сомневался, что его ждут, и дом сияет праздничными огнями.

Когда его карета остановилась во дворе особняка Шантерен, корсиканец забыл все разоблачения Жюно, все свои подозрения, испытанные в Каире, и мечтал лишь об одном — обнять и прижать к сердцу любимую жену.

Он выскочил из кареты, вбежал в дом и оцепенел в изумлении: вестибюль был пуст и не освещен. Он позвал, начал открывать одну дверь за другой: комнаты были пусты и холодны. Взбешенный. Бонапарт поднялся по лестнице и увидел слугу:

— Где моя жена?

— Она уехала встречать вас…

— Ложь! Она у любовника! Упакуй ее вещи и выставь их на лестницу — пусть забирает.

В этот момент появилась Летиция. Со слезами на глазах она обняла сына и разразилась гневной речью против Жозефины, которую несколько раз назвала. «шлюхой»… Потом приехали Жозеф, Люсьен, Элиза и Полина и, в свою очередь, осыпали обвинениями отсутствующую.

В этот вечер Бонапарт твердо решил развестись…

На следующий день пришел с визитом Колло, богач и поставщик итальянской армии, финансовый соперник Уврара и Рекамье. Он застал Бонапарта у камина, в котором пылал большой огонь; вид у генерала был подавленный. Не в силах сдержать свои чувства, Бонапарт рассказал Колло о своем решении и его причинах.

Если верить Бурьену, описывающему эту сцену, Колло даже привскочил:

— Да Вы что? — воскликнул он. — Вы хотите разводиться с женой?

— Разве она этого не заслужила?

— Не возражаю, но разве сейчас такое время, чтобы этим заниматься? Вы принадлежите Франции, отдайтесь ей целиком. Ее взоры устремлены на Вас, она ждет, что каждое мгновенье Вашей жизни будет отдано спасению родины, — а Вы собираетесь заняться домашними дрязгами, свести на нет свое величие. Вы станете в глазах французов персонажем Мольера. Простите ее грехи или отошлите ее потом, когда неотложные дела будут завершены! Сейчас Ваш долг — возродить Францию, поднять ее из руин. Потом Вы будете иметь тысячи возможностей расправиться с женой; но сейчас у Франции нет иного спасителя — только Вы! А Вы знаете французов — прослыть смешным в начале своей карьеры — это дорого Вам обойдется!

— Нет! Мое решение принято. В этом доме она не появится больше. Плевать мне, что будут говорить. Ну, поболтают день-два. Едва ли каждый третий услышит об этом. Что такое развод накануне грядущих событий? А мой и вовсе не заметят: я останусь жить здесь, она переедет в свой Мальмезон. О том, почему мы расходимся, общеизвестно.

— Какой пыл! — удивленно воскликнул Колло. — Теперь я уверен, что Вы еще влюблены. Она приедет, повинится, разыграет раскаяние, и Вы ее простите…

Бонапарт вскочил с места, как ужаленный.

— Простить? Никогда! Вы меня не знаете! Скорее я вырву свое сердце из груди и брошу его в огонь! — вскричал он, актерским жестом приложив руку к груди и протянув ее потом к пылающему в камине огню.

* * *

Дорожная карета Жозефины доставила ее в Париж только на следующий вечер. Смущенная консьержка остановила Жозефину у дверей особняка на улице Виктуар:

— Генерал запретил Вас пускать.. — пробормотала она.

Жозефина плакала, колотила в дверь, распростерлась, рыдая, на лестнице. Потом, прижавшись к дверной щели, она молила, просила прощения, напоминала мужу об их любви, об упоительных ночах сладострастия, о нежных ласках, беспрерывно тихо стонала, уверенная, что Бонапарт в своей комнате прислушивается к звукам у входной двери.

Через час добрая служанка Агата, которая тоже рыдала на лестнице, с другой стороны двери, решила позвать Гортензию и Евгения, чтобы они попробовали смягчить Бонапарта, и они, заливаясь слезами стали умолять его в высоком стиле эпохи:

— Не покидайте нашу мать! Она умрет, и мы, которых эшафот в детстве лишил отца, сразу лишимся и матери, и второго отца, посланного нам Провидением!

Тогда Бонапарт открыл дверь. Бледный, с горящими глазами, он раскрыл объятия Жозефине, которая к нему устремилась.