Ги Бретон - Наполеон и женщины

— Странно, — заявил он, — что я не приглашен вместе с женой, ведь я же офицер!

Полина сумела его убедить, что «приглашение, полученное от генерала, равносильно военному приказу» и с трепещущим сердцем отправилась к Дюроку — одна. Она была взволнована недаром, да и муж действительно имел основания для беспокойства. Послушаем герцогиню Абрантес:

"Мадам Фуре была принята превосходно. Приглашенных было немного, и никто из них не подозревал, какая встреча должна состояться на этом обеде. Когда подавали кофе, двухстворчатая дверь вдруг резко распахнулась, и появился главнокомандующий. Дюрюи выразил бурное сожаление, что генерал не пожаловал к обеду, и настойчиво убеждал Бонапарта хотя бы выпить чашечку кофе. Тот согласился.

Дальнейшая мизансцена выглядела весьма естественно. Наполеон сел рядом с Полиной Фуре, сказал ей несколько слов, и, взяв чашку кофе, как будто бы по неловкости расплескал напиток на ее платье.

Раздались невольные восклицания, а Бонапарт, изображая конфуз, предложил самолично исправить причиненный ущерб.

— О, я так расстроен, — сказал он, — есть у вас вода?

— В моей комнате, — услужливо откликнулся генерал Дюрюи.

— Пойдемте туда, я не хочу, чтобы из-за меня у вас осталось неприятное впечатление об этом вечере.

Полина последовала за Бонапартом. Они вернулись через два часа

Как говорится, «приличия были соблюдены». Однако у влюбленной пары был такой усталый и довольный вид, что нетрудно было догадаться, каким способом они выводили пятна от пролитого кофе.

* * *

Вернувшись к себе во дворец, Бонапарт подумал, что лейтенант Фуре может оказаться неудобным и его надо удалить, поскольку главнокомандующий уже твердо решил сделать Полину своей метрессой и предать это событие гласности.

На следующий день Бертье, начальник генштаба, вызвал к себе лейтенанта, который явился незамедлительно.

— Дорогой Фуре, — сказал он, — да Вы счастливчик, Вы скоро увидите Францию!

— Я?!

— Да, главнокомандующий, который очень доволен Вашей исполнительностью, посылает Вас отвезти важные депеши Директории. Вот приказ.

И обманутый муж в полном ошеломлении прочел:

"Гражданину Фуре, лейтенанту стрелков. Генштаб, Каир, 8-го фримэра VII года.

Приказывается гражданину Фуре, лейтенанту 22-го полка конных стрелков, отправиться первым же дилижансом в Розетту, оттуда — в Александрию, с тем чтобы отплыть на бриге с целью доставки во Францию прилагаемых депеш. Конверт на свое имя он вскроет, находясь уже в море, и прочтет изложенные в нем инструкции.

На путевые расходы и прочие издержки предоставляется три тысячи франков.

По распоряжению главнокомандующего

Бертье".

— Вы покинете Каир в течение часа, — добавил генерал, — карета и эскорт готовы.

— Я скажу жене, чтобы она собрала вещи поскорее, — ответил Фуре.

— Как, Ваша жена? — привскочил Бертье. — Даже и не думайте! Участие женщины в подобной миссии может вызвать скандал. А сверх того — вообразите только, что вас обоих может захватить английский крейсер! Каким опасностям подвергнется бедняжка… Опасностям разного рода; быть раненой… попасть в руки английских офицеров, которые месяцами не видят суши и соскучились по женскому телу… Будьте благоразумны, даже и не заговаривайте об этом. А мы тут позаботимся о гражданке Фуре…

Лейтенант, взволнованный неожиданным поворотом в своей судьбе, отправился укладывать вещи.

Жене он объяснил, гордо бия себя в грудь, что главнокомандующий наконец-то оценил его заслуги. Но, замечает герцогиня Абрантес, Полина, которая лучше мужа знала причины его назначения, «смеялась одним глазком, проливая слезы другим».

Лейтенант Фуре любил порядок. Раз и навсегда им было установлено, что каждое событие в жизни должно быть отмечено определенной церемонией, подчеркивающей его значительность и усиливающей восприятие окружающими успехов лейтенанта.

Но сейчас он был так стеснен недостатком времени, что не мог осуществить празднество, соответствующее торжественности отъезда с поручением самого главнокомандующего. Тогда он подумал, что званый обед придется заменить интимным «прощальным праздником» с женой, что не так уж плохо. Позвав Полину, он с прямотой солдата высказал ей свою идею и получил одобрение. Тогда муж подвел жену к постели, и они немедленно принялись осуществлять его проект.

Целый час, сообщает нам Леон Дюшан, «супруги наслаждались любовью, бешеной пляской сотрясая кровать».

«И ноги Полины, — в лирическом тоне добавляет он, — взвивались в воздух как флаги прощания с прошлым, с которым она собиралась порвать»'.

Когда лейтенант Фуре, покинув райские края сладострастия, вернулся на землю, он и не подозревал, что резвился с Полиной последний раз в жизни.

* * *

«Едва рассеялась пыль от копыт эскорта», сопровождавшего карету лейтенанта, из соседнего дома вышел Жюно и предстал перед Полиной.

Она еще находилась в том состоянии, в котором оставил ее лейтенант после «прощального сеанса» — в пеньюаре, растрепанная, задыхающаяся, рассказывал потом Жюно.

Адъютант щелкнул каблуками и отчеканил фразу, которую из предосторожности на этот раз Бонапарт велел ему во избежание недоразумений заучить наизусть:

«Гражданка, генерал просит Вас пожаловать к нему на обед, во дворец Эльфи-Бей сегодня вечером».

Полина, радостно взволнованная такой поспешностью, ответила:

— Приду!

Вечером, сидя по правую руку генерала, «она освещала своей яркой красотой празднество, устроенное в ее честь». С легкостью адатации, которая свойственна женщинам, бывшая каркассонская работница вошла в роль метрессы. За десертом ее уже можно было принять за хозяйку дома.

В полночь, стоя рядом с Бонапартом у дверей гостиной, она прощалась с гостями.

Когда все разошлись, главнокомандующий, который за обедом был нежным и веселым, увлек молодую женщину в спальню и под видом радушного приема проделал с ней то же самое, что Фуре проделывал недавно в виде прощания.

* * *

В то время как любовники, забыв обо всем, предавались наслаждению, лейтенант катил в Александрию. На первой остановке в Ом-Динар он вскрыл письмо, которое передал ему Бертье, и прочел приказ, уточняющий детали его миссии:

Корабль, на котором Вы отплываете, направится на Мальту. Вы вручите прилагаемые письма адмиралу Вильнёву и главнокомандующему Мальты.

Затем Вы отправитесь в Париж и пробудете 8 или 10 дней; после этого Вы постараетесь отплыть в Египет из какого-либо порта Неаполитанского королевства, конечный пункт — не Александрия, а Дамьет.

Вы постараетесь до отъезда увидеть одного из моих братьев, члена Законодательного собрания, — он вручит Вам все документы, опубликованные после мессидора. В выполнении вашей миссии — передачи Правительству писем и доставления ответов — я рассчитываю на Ваше усердие и умение справиться с непредвиденными затруднениями.

Подписано:

Бонапарт".

Этот текст, который приятно взволновал Фуре, ставит проблему перед историками: верил ли Бонапарт в возможность предписанного маршрута, когда англичане были хозяевами Средиземного моря и непрерывно патрулировали перед Александрией. Скорее всего не верил, что доказывается незначительностью передаваемой через Фуре информации: известие об оккупации Суэца генералом Боном, об экспедиции в Верхний Египет Десэ, о распоряжениях, касающихся порядка в армии, о сосредоточении турок в Сирии. Итак, чтобы удалить неудобного мужа, Бонапарт готов был пожертвовать военным кораблем и его экипажем.

Да, как пишет Марсель Дюпон, «великие люди не останавливаются перед тем, что смутило бы людей обыкновенных».

* * *

28 декабря Фуре взошел на борт сторожевого корабля «Стрелок» под командой капитана Лорана.

Тот не скрыл от лейтенанта серьезных трудностей, связанных с его миссией. «Перед нами находится английская эскадра из пяти кораблей; я не хотел бы показаться пессимистом, но думаю, что у нас всего лишь один шанс из четырех прорваться сквозь этот заслон. Я попробую сделать это ночью. „Стрелок“ — отличный парусник, и если мы выйдем с потушенными огнями, при благоприятном ветре и не напоремся на английское судно, то на рассвете мы будем уже в шестидесяти милях от берега. Тогда у нас будет какой-то шанс…»

В семь часов вечера «Стрелок» поднял якорь и покинул порт. Фуре, охваченный беспокойством, не пошел в свою каюту, а оставался всю ночь на мостике, рядом с капитаном. Двенадцать часов подряд он слушал завывания ветра и скрип мачт, и вглядывался в морскую даль, опасаясь, что вдруг на горизонте возникнет громада английского корабля.

На рассвете он спустился в кают-компанию, чтобы выпить стакан подогретого вина, и как раз в этот момент дозорный вскричал

— За нами парус!

Капитан Лоран взял подзорную трубу:

— Это английский корабль… Через пять часов он нас настигнет… Уничтожьте ваши депеши?

Но Фуре, надеясь на чудо, спрятал плотно свернутые бумаги на себе.

В полдень «Стрелок» был настигнут. Экипаж его убрал паруса и сбросил в море четыре пушки. В час дня два английских офицера с группой матросов поднялись на борт «Стрелка» для досмотра. Капитан Лоран, Фуре и остальные в два приема были перевезены на английское судно «Лев».

Когда выяснилось, что Фуре — глава секретной миссии Бонапарта, он, как пишет герцогиня д'Абрантес, «был обыскан до рубашки», и письма «к высоким адресатам» были обнаружены. Но английский капитан не обнаружил в них ничего, кроме общих мест, и даже вспомнил, что все сведения, содержащиеся в них, несколько недель назад были опубликованы Директорией в «Монитёр».