— Почему же ты не бываешь в Нью-Йорке? Мы не видели тебя целую вечность.

— Это мой первый визит на родину после отъезда. — Аннабелл хотелось сказать, что в этом виноваты двуличные люди вроде них, которые продолжают распространять слухи, которые поставили на ней клеймо и вынудили ее покинуть дом.

— Да неужели? А как же твой коттедж в Ньюпорте?

— Мы проведем там несколько недель. Я хочу показать его Консуэло. — Девочка говорила по-английски с легким французским акцентом, что звучало очень мило. — Нам нужно многое увидеть в Нью-Йорке, — сказала Аннабелл, улыбнулась дочери и собралась продолжить путь. Что ж, по крайней мере, эта женщина заговорила с ней. Десять лет назад она бы этого не сделала. Просто повернулась бы к ней спиной и не ответила бы на приветствие.

— Возможно, мы еще увидим вас в Ньюпорте, — сказала пожилая женщина, с любопытством оглядывая дорогой костюм и шляпу Аннабелл и нарядное платье Консуэло. — И чем ты занимаешься в Париже? — спросила она, явно желая узнать подробности жизни Аннабелл, чтобы рассказать о них знакомым по возвращении. Она явно заметила красивое изумрудное кольцо — подарок леди Уиншир. Аннабелл носила его вместе с обручальным кольцом, купленным еще до рождения Консуэло; это тоненькое золотое колечко она не снимала никогда.

— Я врач, — с улыбкой ответила Аннабелл, снова вспомнив совет леди Уиншир. Эти люди напоминали ей стервятников, жадно искавших какую-нибудь добычу, которой они могли бы насытиться.

— Ты?! Неужели! — У старухи округлились глаза. — Как тебе это удалось?

— После гибели мужа я окончила во Франции медицинскую школу.

— Твой муж был врачом?

— Нет, — коротко ответила она, не желая кормить любопытных подробностями. — Отцом Консуэло был виконт Уиншир. Он погиб на войне, под Ипром. — Это было чистой правдой. Гарри — отец Консуэло, а то, что они не были женаты, никого не касается. Она много работала, она осуществила свою мечту и сделала людям много хорошего. Изменить это не может никто и ничто на свете.

— Ах, вот как, — пробормотала собеседница, не желая признавать, что это произвело на нее сильное впечатление. Она не могла дождаться ухода Аннабелл, чтобы заговорить с дочерью, игравшей с друзьями в шаффл-борд. Эта девица, с которой Аннабелл была немного знакома до отъезда, очень изменилась и располнела.

— Кто это? — с любопытством спросила ее Консуэло, когда они двинулись дальше.

— Нью-йоркские знакомые моих родителей, — ответила Аннабелл. Она давно не ощущала такой легкости. Неожиданно все, что случилось неприятного в ее жизни, перестало казаться Аннабелл важным.

— У нее противные глаза, — серьезно сказала девочка.

Аннабелл, удивленная проницательностью дочери, засмеялась.

— И противный язык. Я знала многих таких людей.

— Значит, в Нью-Йорке все противные? — встревожилась Консуэло.

— Надеюсь, что нет, — ответила мать. — Но мы едем туда не ради них, а ради самих себя. — Аннабелл решила больше не прятаться от старых сплетниц. Ньюпорт, и Нью-Йорк принадлежали не им. К тому же теперь она жила в другом мире. У нее был Париж, была медицинская практика и, главное, была чудесная дочь. Не было только мужчины. Но если мужчины таковы, как Антуан, то она предпочитает одиночество. Хотя какое это одиночество — ведь рядом ее обожаемая Консуэло!

Когда они наконец увидели очертания Нью-Йорка и буксиры повели «Мавританию» в порт, Аннабелл не сдержала слез при виде статуи Свободы с гордо поднятым факелом. Миг был волнующим, хотя она и ждала его с нетерпением. Аннабелл показала дочери Эллис-Айленд и объяснила, что она работала там до того, как стать доктором: тогда эта профессия была для нее недостижимой мечтой.

— Почему, мама? Почему ты не могла стать доктором здесь? — Девочка этого не понимала. Ее мать была врачом, и это казалось Консуэло вполне естественным. Она сама тоже хотела стать доктором и имела все возможности осуществить свою мечту.

— Потому что в мое время женщины редко становились врачами. Да и сейчас, впрочем, тоже. Люди считают, что женщины должны выходить замуж и сидеть дома, вести хозяйство и воспитывать детей.

— А разве нельзя делать и то и другое? — удивленно спросила Консуэло.

— Думаю, у тебя это получится, — ответила Аннабелл, снова посмотрев на величественную статую, напоминавшую всем, что свет свободы не гаснет никогда, освещая путь всем — мужчинам и женщинам, бедным и богатым. Свобода принадлежала каждому. И Аннабелл тоже.

Консуэло задумалась.

— Если бы мы вышли замуж за Антуана или кого-нибудь другого, ты бы перестала быть врачом?

— Не перестала бы. — Аннабелл поспешила с ответом, не желая ни слышать, ни вспоминать об Антуане, называвшем ее дочь ублюдком. Простить ему это она не могла.

Сойдя на берег и миновав таможню, женщины сели в два такси, доставившие их и багаж в отель «Плаза». Отсюда открывался красивый вид на парк, а до дома Аннабелл можно было дойти пешком. Аннабелл поразило, как изменился Нью-Йорк; в нем появилось множество новых зданий, а жителей изрядно прибыло. Консуэло город просто заворожил. Едва они успели разместиться и перекусить, как она потащила мать на улицу.

Конечно же, сначала они направились к дому Уортингтонов. Аннабелл ничего не могла с собой поделать — ей не терпелось увидеть его. Дом капитально отремонтировали, но ставни в нем были закрыты, и он казался необитаемым. Наверно, новые владельцы уехали на лето. Аннабелл долго смотрела на него, а Консуэло, чувствуя волнение матери, крепко сжимала ее руку.

— Здесь я жила, когда была девочкой. — Она чуть не сказала: «пока не вышла замуж», но вовремя остановилась. Она никогда не говорила Консуэло о Джосайе, но понимала, что когда-нибудь сделает это.

— Наверно, тебе было очень грустно, когда твои папа и брат умерли. — У Консуэло был такой печальный вид, словно она была на кладбище. В каком-то смысле дом действительно был их могилой. И могилой Консуэло-старшей, которая в нем умерла. А Аннабелл в нем родилась.

— Твоя бабушка Консуэло тоже жила здесь.

— Она была хорошая? — с любопытством спросила Консуэло.

— Очень. И такая же красивая, как ты. Она была чудесным, добрым человеком. И я ее очень любила.

— Наверно, тебе было здесь очень грустно, — со вздохом сказала девочка.

— Да. — Аннабелл стояла, вспоминая утро, когда она узнала про гибель «Титаника», и день смерти матери. Но у нее были и счастливые воспоминания. Дни детства, когда все казалось таким простым и легким. Она жила среди любящих людей, которые защищали ее от всего плохого. Годы спустя она благодарила их за все, что имела сейчас.

Потом они ушли, и Аннабелл показала дочери памятные места своего детства. Рассказала про свой первый бал. Потом они отправились в банк дедушки Консуэло, где Аннабелл представила дочь управляющему и нескольким служащим, которых она знала и помнила. Консуэло вежливо присела и пожала всем руки. В конце дня они вернулись в «Плазу» и зашли в «Палм-Корт» выпить чаю. Здесь сидели красивые, модно одетые женщины в экстравагантных шляпах и жемчугах. Они непринужденно болтали и пили чай, сидя под огромным стеклянным куполом.

Нью-Йорк Консуэло понравился, а Аннабелл испытала удовольствие, л котором и не думала. Вернуться в город и показать его Консуэло оказалось делом очень приятным. Леди Уиншир не ошибалась: она должна была поделиться своей жизнью и этим городом с дочерью. Для девочки было важно увидеть места, где росла ее мать, где жили бабушка и дедушка. Они провели в Нью-Йорке неделю, умудрившись не столкнуться со знакомыми Аннабелл. Впрочем, она к этому и не стремилась. В конце недели Аннабелл решила поехать в Ньюпорт. Она не сомневалась, что Консуэло там понравится так же, как в детстве нравилось ей самой. Относиться к архитектуре здешних коттеджей и событиям светской жизни, имевшей значение для приезжавших на лето горожан, можно было по-разному, но океан и набережная всегда сохраняли свое очарование.

Они уехали из «Плазы» и сели на поезд до Бостона. Аннабелл отправила телеграмму в Ньюпорт, и на вокзале их уже ждал старый дворецкий Уильям, сидевший за рулем одного из автомобилей, оставленных в Ньюпорте. Увидев Аннабелл, он прослезился, а потом низко поклонился Консуэло. Девочка была потрясена тем, что такой старый человек выказывает ей такое уважение. В сердечном порыве девочка встала на цыпочки и поцеловала его. От этой сцены Аннабелл и сама чуть не заплакала. Слуги знали о Консуэло из писем, которые Аннабелл писала Бланш, но имели весьма смутное представление о том, кто ее отец и когда их хозяйка успела выйти замуж. Насколько они знали, этот человек погиб вскоре после свадьбы. Уильям смотрел на Консуэло с умилением и то и дело вытирал глаза платком.

— Она — вылитая вы в ее возрасте. И на миссис Уортингтон похожа. — Дворецкий помог им сесть в машину, и они направились в Ньюпорт. Консуэло все долгие часы пути смотрела в окно и восторгалась всем увиденным, а Аннабелл удивлялась переменам. Только Ньюпорт остался таким же мирным и респектабельным, как прежде. Увидев коттедж и окружавший его огромный участок, Консуэло широко раскрыла глаза. Это было целое имение, причем в прекрасном состоянии.

— Этот дом почти такой же большой, как дом бабушки в Англии, — с восхищением сказала Консуэло. Коттедж был именно таким, каким его помнила и Аннабелл — она будто снова перенеслась в детство.

— Нет, дом леди Уиншир намного больше. Но я люблю этот дом, я чудесно проводила здесь лето. — За исключением последнего. Аннабелл вспомнила Джосайю и ужасный конец их брака. А какое счастливое было начало, когда она была молода и полна надежд. Теперь ей было тридцать два, и многое изменилось. Но только не ощущение родного дома.

Как только машина остановилась, из коттеджа выбежала Бланш. Постаревшая экономка обняла Аннабелл и заплакала. Подойдя к Консуэло, пожилая женщина прижала девочку к себе и повторила слова Уильяма, что она — вылитая мать.