— Я тоже надеюсь. — Она махала рукой Марселю, стоявшему на перроне, пока его силуэт не растаял вдали. Аннабелл не знала, что видит его в последний раз. Через две недели карета «Скорой помощи», которую вел Бобиньи, наскочила на мину. Он стал первой потерей школы доктора Громона, а Аннабелл лишилась еще одного друга.

Глава 17

Аннабелл прибыла в госпиталь Элси Инглис, расположенный в Виллер-Коттерете, примерно в тридцати милях к северо-востоку от Парижа. Отсюда до передовой было меньше пятнадцати миль. Если прислушаться, можно было услышать далекие взрывы. Уже открывшийся госпиталь был больше и просторнее того, в котором она работала в Аньере. Как и планировала доктор Инглис, весь персонал в нем был женским. Здесь работали представительницы почти всех стран-союзников. Француженок и англичанок было примерно поровну, а Аннабелл оказалась одной из трех американок. На этот раз у нее была вполне приличная, хотя и маленькая комната, которую она делила с другой женщиной. Всех пациентов привозили с передовой. Почти все они были в ужасном состоянии. Смертность среди раненых была очень высокой.

Кареты «Скорой помощи» с водителями-женщинами сновали между госпиталем и передовой, перевозя извлеченных из окопов изувеченных, искалеченных и умирающих. В каждой карете рядом с шофером сидел фельдшер; чтобы спасти перевозимых людей, от медиков требовалось немалое искусство и героические усилия. Если раненые могли двигаться, их оставляли в полевых госпиталях рядом с окопами, но при первой возможности перевозили в Виллер-Коттерет для операций и более интенсивного лечения.

Год учебы в медицинской школе и предыдущий опыт работы волонтером не пропали даром. Аннабелл приписали к карете «Скорой помощи»; она носила форму фельдшера. Девушка работала по восемнадцать часов в сутки, тряслась на ухабистых дорогах и помогала раненым. Она отчаянно боролась за их жизни, применяя свои знания и умение. Но нередко, несмотря на все ее усилия и отчаянную скорость, с которой карета неслась к госпиталю, раненые умирали по дороге.

Она приехала в Виллер-Коттерет в Новый год. Этот день был здесь обычным рабочим днем. К началу этого года военные потери превысили шесть миллионов человек. За два с половиной года военных действий Европа лишилась каждого десятого молодого мужчины и продолжала приносить жертвы богу войны, который пожирал их тысячами. Иногда Аннабелл казалось, что, спасая человеческие жизни, они вычерпывают море чайной ложечкой, если не наперстком. Столько изувеченных тел, столько рассудков, поврежденных зверствами, свидетелями которых им довелось стать.

В январе президент Вильсон попытался исправить положение, использовав нейтральный статус Соединенных Штатов и призвав союзников изложить, что, по их мнению, мешает достижению мира. Однако его попытка успехом не увенчалась, и президент продолжил политику неучастия в войне. В начале 1917 года никто в Европе не мог понять, почему Америка не присоединяется к союзным странам. Казалось очевидным, что Штаты едва ли смогут долго сохранять нейтралитет. Так и случилось.

Первого февраля Германия объявила неограниченную субмаринную войну. Через два дня Соединенные Штаты разорвали дипломатические отношения с Германией. Спустя три недели президент попросил разрешения Конгресса на вооружение американских торговых судов, которым угрожают германские подводные лодки. Конгресс ответил отказом, но двенадцатого марта Вильсон президентским указом объявил, что американские суда с нынешнего дня будут оснащаться пушками. Еще через восемь дней, двадцатого марта, его кабинет единогласно проголосовал за объявление войны Германии.

Второго апреля президент обратился к Конгрессу. Через четыре дня Соединенные Штаты объявили войну Германии. Америка отказалась от политики нейтралитета. Ее европейские союзники отчаянно нуждались в помощи. В ближайшие недели и месяцы многим молодым американцам предстояло оставить дом, попрощаться с родными, женами и подружками и отправиться на учебу. Через два месяца их должны были отправить за океан. За две недели на родине Аннабелл все перевернулось с ног на голову.

Однажды вечером в столовой с Аннабелл заговорила одна из американок, работавших в Виллер-Коттерете. В последнее время женщины трудились по девятнадцать часов в сутки. Но, в отличие от фельдшера Аннабелл, другие американки работали медсестрами.

— Вы получили профессию сестры еще до войны? — поинтересовалась американка. Эта хорошенькая молодая женщина по имени Джорджианна говорила с сильным алабамским акцентом. Ее южное воспитание было заметно, но здесь не имело никакого значения, как и воспитание самой Аннабелл, выросшей в богатом нью-йоркском особняке. У Аннабелл были хорошие манеры и прекрасный французский. А тонкости воспитания значения не имели.

— Последний год я провела в медицинской школе на юге Франции, — ответила Аннабелл, приступая к еде. В госпитале по возможности растягивали скудные пайки, пытаясь хоть как-то удовлетворить потребности персонала и пациентов. В результате те и другие недоедали месяцами. За четыре месяца, прошедшие после приезда в госпиталь, Аннабелл похудела, но это ее даже радовало.

На зеленоглазую рыжеволосую южанку произвело сильное впечатление решение Аннабелл стать врачом. Сама Джорджианна со смехом призналась, что за два проведенных здесь года так и не усвоила французский, но Аннабелл знала, что это не мешает ей отлично работать.

— Вы собираетесь оканчивать медицинскую школу? — спросила Джорджианна, и Аннабелл кивнула.

— Думаю, да. — Она не представляла, что может ей помешать это сделать.

— А как же дом? Вы не вернетесь домой, когда война кончится? — Джорджианна не могла представить себе, что останется здесь. У нее в Алабаме остались родители, три младших сестры и брат. Но у Аннабелл была другая ситуация — ей незачем было возвращаться в Нью-Йорк.

— Нет. Меня там никто не ждет. Думаю, я останусь здесь. — В последнее время Аннабелл часто думала об этом и наконец, приняла решение. Еще пять лет она проучится в школе, а потом поедет в Париж и будет работать там. Может быть, у доктора де Брэ. В Нью-Йорке ей делать нечего, тем более что там ей придется проучиться еще год и сдать дополнительный экзамен. Теперь она была почти убеждена, что ее будущее здесь. Она начала новую жизнь, здесь никто не знает о ее прошлом и о постыдном разводе. Через несколько недель ей исполнится двадцать четыре. Через несколько лет она сможет стать врачом. А кем она была в Нью-Йорке? Отверженной. Хотя в этом и не было ее вины.

Девушки вышли из столовой и, прощаясь, договорились встретиться «как-нибудь в выходной». Впрочем, даже если выходные и случались, они все равно ими не пользовались. У Аннабелл после приезда не было ни одного выходного.

Третья битва за Шампань, состоявшаяся в конце апреля, кончилась для французов настоящей катастрофой. В госпиталь хлынули новые раненые, работы стало еще больше. Аннабелл выезжала на передовую каждый день. Единственной хорошей новостью была победа, одержанная канадцами в битве за хребет Вильми. В первые недели мая во французских войсках, потрясенных огромными потерями, вспыхнул мятеж. Из России пришли сообщения о революции. В марте царь отрекся от престола. Но всем в Виллер-Коттерете эти события казались слишком далекими. Здесь знали только передовую и окопы.

Аннабелл совершенно забыла про свой день рождения. Один день сливался с другим, и она потеряла им счет. Она поняла это только неделю спустя, когда увидела газету, кем-то привезенную из Парижа. А через месяц — в июне — во Францию прибыл первый транспорт с американскими солдатами.

Через три недели, в середине июля, на окраине Виллер-Коттерета расположился лагерем американский батальон. Еще через неделю прибыли британские части, готовившиеся к наступлению на Ипр[4]. Жизнь в городке сильно переменилась. Британцы и американцы разбредались по всей округе и с удовольствием соблазняли местных женщин. Военная полиция не успевала вытаскивать пьяных из баров, отлавливать их на улицах и возвращать в лагеря. Несмотря ни на что, люди стали словно оживать. Конечно, среди солдат хватало буянов, но многие были очень славными ребятами. Однажды Аннабелл, возвращавшаяся в машине «Скорой помощи» из расположенного неподалеку полевого госпиталя, увидела группу американских солдат, прогуливавшихся с несколькими француженками очень юного возраста. Аннабелл была в ужасном настроении — раненый, которого они везли в госпиталь, умер по дороге. Когда машина проезжала мимо, солдаты, увидевшие в ней двух молодых женщин, оживились и замахали руками. На мгновение Аннабелл до боли захотелось услышать голоса своих соотечественников. Она помахала им в ответ и улыбнулась. Один солдат в форме подбежал к ним, и Аннабелл воскликнула:

— Хай!

— Вы американка? — удивился американец. Француженка, сидевшая за рулем, притормозила. Она улыбнулась — солдат был симпатичным парнем.

— Да, — коротко ответила Аннабелл.

— Как вы сюда попали? Я думал, медсестер пришлют сюда только через несколько месяцев. — Набрать женщин-волонтеров в Штатах было намного труднее, чем призывников.

Она засмеялась в ответ. Парень говорил с бостонским акцентом, и Аннабелл слушала его с удовольствием.

— Я здесь уже два года, — улыбаясь, ответила она. — Вы, ребятки, что-то подзадержались.

— Черта с два! Скоро эти любители кислой капусты окажутся там, откуда пришли. Самое вкусное оставили на десерт. — Он был совсем мальчишкой, типичным бостонцем ирландского происхождения, и Аннабелл вспомнились поездки в Бостон и летний отдых в Ньюпорте. Во второй раз за двадцать два месяца она испытала приступ тоски по родине. Но когда случился первый, уже толком не помнила.

— Откуда вы? — спросил он. Тем временем его товарищ, подошедший с другой стороны, заговорил с женщиной-водителем. Но им было нужно возвращаться. Не годится болтать с парнями, когда в машине мертвец. Впрочем, на войне привыкаешь ко всему.