Казалось, война где-то далеко, и Селена говорила себе, что Дональд, несмотря на свою убежденность, вероятно, был не прав. Когда французская лошадь, Сорнетт, выиграла скачки, Селена с Раулем и его товарищами-офицерами и их женами распили бутылку холодного шампанского.


В конце июня Селена получила письмо, сообщающее, что Дейзи родила девочку и что они обе чувствуют себя хорошо. Дональд выражал свое сожаление, что Селена не могла быть вместе с ними, и надеялся, что все же в ближайшем будущем она сможет приехать. Но Рауль оставался непреклонен, и Селена поняла, что все дальнейшие попытки переубедить его только спровоцируют ссору, но не заставят Рауля передумать.


В июле принц Леопольд, по настоянию короля Пруссии, перестал претендовать на испанский престол. Все могло этим закончиться, если бы не гневные требования французов, ждущих от прусского короля определенного обещания, что имя Леопольда никогда больше не будет предлагаться на испанский престол.

Однако прусский король оказался очень самонадеян и наконец сообщил послу Франции, что не собирается обещать что-либо подобное.

Когда Бисмарк получил телеграмму, докладывающую об исходе встречи прусского монарха и французского посла, он просто не мог упустить долгожданную возможность развязать войну. Бисмарк переписал телеграмму, слегка изменив кое-что, но этого оказалось достаточно, чтобы нанести оскорбление Франции; затем он передал содержание телеграммы важной берлинской газете. Позднее Бисмарк говорил, что он помахал красным флагом перед французским быком.


Селена, вот уже несколько дней готовящаяся к отъезду в Сен-Клу, выглядывала из-за бархатной портьеры окна в своей спальне, со все возрастающим страхом смотря на толпу парижан, разъяренных оскорблением, нанесенным им прусским королем, и заполнивших бульвары. Она слышала их крики: «На Берлин! На Берлин!»

Через несколько дней, вместо того чтобы ехать в Сен-Клу, Селена провожала на вокзал Рауля, уезжающего на войну. Как и его друзья офицеры, он был в приподнятом настроении. С ним был его слуга, который должен был проследить, аккуратно ли уложены ящики с шампанским и корзины с деликатесами.

Рауль обнял ее, и Селена почувствовала, как исчезает холодность между ними, растворяясь в поцелуе.

— Я вернусь в сентябре, — тихо сказал он ей. — Мы поедем в Биарриц — ты, я и Кейт.

35

Когда Селена проводила Рауля, с вокзала она не поехала сразу домой, на улицу Риволи; вместо этого ее экипаж направился к зданию телеграфа, где она послала телеграмму в Нью-Йорк, Мириам Сквайер, в которой спрашивала, может ли она снова работать корреспондентом в области мод и общественной жизни для «Лейдиз газетт». Через несколько дней она получила положительный ответ, сообщающий, что Мириам с удовольствием будет использовать ее материалы по обычной системе оплаты в случае напечатания, как это происходило с публикациями военных корреспондентов, устремившихся сейчас на границу с Пруссией. Итак, пока такие журналисты, как Вильям Рассел и Арчибальд Форбс, писали о сражениях, Селена посылала в Нью-Йорк последние новости о моде лета 1870 года.

Она не нуждалась в деньгах, так как Рауль оставил ей достаточно, но Селена чувствовала, что теперь ее жизнь должна пойти по-другому. Из-за отчуждения, возникшего между нею и ее мужем, из-за разлуки с сыном Селена не могла заполнять свои дни ничего не значащими делами, как она делала все эти годы. Она решила, что даже когда Рауль вернется с войны, она будет продолжать работать, а ее статьи будут подписаны одним словом: «Селин» — так ее имя звучит по-французски. Таким образом, Рауль не сможет жаловаться или укорять Селену, что работа жены приводит его в замешательство.

Селена видела, что в «Доме Ворта» и других учреждениях, связанных с модой, дела шли как обычно. Парижане были убеждены в скорой победе Франции, и все были возбужденно-радостными. Она даже слышала, как две дамы в салоне Люмьеров планировали заказать купе в поезде на Берлин.

— Я должна увидеть торжественный въезд императора в город… — говорила одна из них.

Селена хотела быть такой же уверенной, как и они, но, несмотря на разочарование в браке, она не могла не беспокоиться о Рауле, никогда не забывая, что он значил для нее в те месяцы в Алжире. Двадцать восьмого июля, когда Селена поехала в Сен-Клу, чтобы написать статью об отъезде Луи Наполеона вместе с его четырнадцатилетним сыном, принцем, ее охватила тревога… Ей и небольшой группке людей, собравшихся на вокзале, стало ясно, что король слишком болен даже для того, чтобы сидеть на лошади, не то что вести армию к победе. Стоя довольно далеко, Селена увидела слой грима на лице императора, скрывающий следы постоянной боли, все усиливающейся в последние месяцы. Ходили слухи, что Эжени, которая была сейчас регентом Франции, настояла, чтобы ее муж и сын поехали в Метц, откуда французские войска собирались атаковать Пруссию. Франция была на грани политического переворота, и сейчас, считала Эжени, победа объединит их, император должен въехать в Берлин во главе победоносной армии.

Но в тот же вечер Селена, работая над своей статьей об отъезде императора, неожиданно вспомнила, как императрица перекрестила сына, вспомнила ее взгляд, полный скрытой боли… Селена с содроганием представила Кейта на месте юного наследника. Слава Богу, ее сын слишком мал для войны, и он в безопасности в замке родителей Рауля.

Через несколько дней после отъезда императора Париж начал праздновать победу, узнав, что французские войска взяли Саарбрюккен, перейдя германскую границу. Селена немного успокоилась, прочитав статью в «Журнал офисьяль»:

«Сегодня, второго августа, в одиннадцать часов утра, между французскими и прусскими войсками произошло тяжелое столкновение, наша армия, перейдя в наступление, вторглась на территорию Пруссии. Несмотря на сильные вражеские позиции… наша артиллерия вытеснила противника из города. Французские солдаты совершили невероятный бросок…»


Никто не знал, что это была последняя настоящая победа французских войск, и, хотя в Париж приходили ложные известия о других успехах, все повернулось против армии Луи Наполеона. В те душные дни конца лета Селене трудно было сосредоточиться на капризах моды, чувствуя что-то истерическое в возвышенном настрое людей. Она не получила ни одной весточки от Рауля и только могла утешать себя воспоминаниями о его военном искусстве в алжирской кампании, стараясь разделить его уверенность в непобедимости французских войск, надеясь, что он вернется через несколько недель, чтобы отвезти ее в Биарриц.

Селена искала спасение в работе, писала о последней моде, сообщая читательницам «Лейдиз газетт», что этим летом наиболее популярны оттенки синего цвета; не было необходимости упоминать о том, что коричневый — цвет Бисмарка — уже давно не вызывал ни у кого симпатии. Селена также писала, что парижские дамы прячут свои лица от солнца под зонтиками, отделанными лебяжьим пухом, что кринолины вообще исчезли, а турнюр вырос до невероятных размеров и украшался бархатными лентами, кружевами и искусственными цветами. Для себя Селена заказала три платья для прогулок и новую амазонку, чтобы в сентябре ездить верхом в Биарриц.

Но первого сентября французские войска, а среди них и Рауль со своим Шоссерсом, попали в ловушку в городе Седан. Третьего сентября известия об этом несчастье начали проникать в Париж, и Селена вместе с другими гражданами французской столицы ужасалась, узнав, что маршал Макман, лихой французский командир, посланный на выручку осажденному гарнизону в Метце и обнаруживший на своем пути прусские войска, отошел к Седану, городу, окруженному холмами, с которых ружья Круппа обрушили на французов безжалостный огонь.

Со все возрастающим страхом Селена узнала о гибельной кавалерийской атаке, возглавляемой генералом Маргеритт, а после его ранения маркизом де Галифе. Рауль служил в кавалерии Галифе…

Ночью третьего сентября Селена лежала без сна под пологом своей широкой кровати, глядя в темноту, чувствуя напряжение во всем теле от мрачного предчувствия, сон пришел к ней перед самым рассветом. Она проснулась безоблачным летним утром, это было воскресенье, ставшее последним днем Второй империи. Несмотря на прекрасную погоду, в воздухе ощущалась надвигающаяся опасность, а позже в то же утро было сделано официальное объявление о поражении армии Макмана и о пленении императора прусским королем Вильгельмом. Уцелевшие в битве под Седаном французы были окружены и отправлены во временный лагерь для интернированных. Селена села в свой открытый экипаж и, хотя ее охватила тревога, когда она увидела людей, толпящихся на улицах города, она велела кучеру отвезти ее на площадь Согласия. На площади все больше рабочих и горожан среднего класса присоединялись к пению «Марсельезы». Некоторые размахивали трехцветным флагом, провозглашая республику.

Эжени, императрица-регентша, передав свои полномочия в руки законодательной ассамблеи, по настоятельному совету группы депутатов, приехавшей в Тюильри, бежала, решив предотвратить жестокую революцию. До сих пор ситуация была под контролем, но когда толпа направилась в сторону Тюильри, Селена поняла, что в любой момент все может измениться. Вспомнив о кошмаре в Сен-Дени, она начала молиться о безопасности императрицы.

В то же время, помня о своей работе, Селена велела кучеру ехать, но не домой, где ее ждало надежное убежище, а в Тюильри. Она говорила себе, что должна быть там, потому что именно в Тюильри сейчас совершалась история.

Селена видела, как с высоких ворот садов Тюильри сорвали золоченых орлов, а флаг императрицы исчез со своего флагштока. Толпа надвигалась на экипаж Селены, лошади испуганно заржали. Велев кучеру подождать, Селена вышла из экипажа и тут же была подхвачена волной людей, напиравшей на ворота и врывающейся в сады. Даже если бы она захотела вернуться, у нее не было пути назад, ее несло вместе со всеми, она стала частью толпы.