— Как она попала в руки этого левантийского торговца?

— Точно не знаю. Но сейчас мои люди доставят его сюда, и после допроса я…

Селена вскрикнула, чувствуя, как возвращаются страхи. Она никогда больше не хотела ни видеть левантийского торговца, ни вспоминать обстоятельства, при которых она была куплена. Рауль быстро подошел и, обнимая теплыми, крепкими руками, начал успокаивать:

— Все хорошо, Селена. Я здесь. Попытайся уснуть…

— Левантиец…

— Ты не увидишь его, обещаю. После допроса он получит то, что заслужил.

— Но это не он… Это капитан Жиро и его люди… И генерал Фурье.

— Фурье? — Даже сквозь мягкую темноту, окутавшую ее разум, Селена услышала удивление и неверие Рауля.

— Полковник, если вы позволите, — вмешался хирург. — Сейчас не надо больше говорить. Позвольте и лекарству сделать свое дело.

— Да, конечно…

Но Селена не позволила ему убрать руку, и Раулю пришлось сесть рядом. Только тогда глаза девушки закрылись.

Позже вечером двое шоссерцев доставили к Раулю левантийца. Маленький, приземистый торговец вспотел от страха, не сомневаясь, что его ждет допрос. Он мог только повторить, что купил девушку у одного из солдат Жиро.

— Неужели я настолько глуп, чтобы портить такой лакомый товар?

— Торговля рабами уже много лет запрещена в Алжире и других французских колониях, — безжалостно оборвал Рауль тяжелым от гнева голосом.

— Но это традиция…

— Одно мое слово, и ты отправишься на каторжные работы в Кайену.

— Полковник, умоляю. Я не делал девушке никакого вреда. Если бы не я, Жиро пристрелил бы ее. Если вы не верите мне, спросите у нее самой. Жиро — монстр… Он…

— И как же она попала в лагерь Жиро?

— Не знаю, сэр. Я всего лишь бедный купец, торговец…

— Вы, торговцы, знаете все, что происходит вокруг. Или мне позвать двух молодцов, которые за дверью, чтобы освежить тебе память?

— В Тимгаде я слышал, что Фурье подарил девочку капитану Жиро. Она была захвачена повстанцами с группой разведчиков и штатским американцем. Их держали в гарнизоне Сен-Дени. Не сомневаюсь, что девушка приглянулась генералу Фурье… — От страха торговец говорил быстро, почти тараторил. — Она ведь хорошенькая. Мне неплохо за нее платили, но теперь она ваша, полковник. Подарок. И… и пятьдесят лучших винтовок для ваших людей.

Рауль не ответил. Он знал о лейтенанте Рошфоре и его солдатах, расстрелянных в Сен-Дени. Он видел их тела в пересохшем рву, когда его отряд занял гарнизон. Там было еще одно тело, изуродованное до неузнаваемости. По бумагам, найденным в одежде, — американский журналист. Но что делала с этой обреченной компанией Селена?

— Я сказал вам все, что знал! — верещал торговец, заливаясь потом, словно маслом.

Вытолкнув левантийца за дверь, Рауль сдал его в руки охранников.

— Уберите его прочь с моих глаз, — приказал он, не нуждаясь более в жалком, трясущемся человечке. Но, подумав, добавил: — Сделайте что пожелаете с его товаром и сожгите все его фургоны.

Это могло на время прервать бизнес левантийца. Рауль наивно полагал, что способен хоть как-то навредить пережитку рабской торговли в этой части Французской империи.

Рауль вернулся в кабинет. Селена была в руках у этого полоумного Фурье, мечтавшего свергнуть Луи Наполеона. Кстати, он вспомнил о личных бумагах Фурье, обнаруженных после захвата гарнизона. Рауль собрался отправить их с одним из лейтенантов в Париж, где их, без сомнения, засунут в дальний угол. Но сначала он сам их просмотрит.


— Эти сады очаровательны, — мягко вздохнула Селена.

Это было ранним вечером, примерно через неделю после ее появления на вилле. Девушка и Рауль сидели в маленькой, зарешеченной беседке в конце аллеи. От запаха жасмина воздух казался сладким. Придя сюда выпить послеобеденный кофе, пара задержалась до первых звезд.

Селена льнула к Раулю с первой ночи появления здесь и даже теперь, восстановив силы, не могла избежать зависимости от этого человека. Она чувствовала, что он не просто спаситель, посланный судьбой, но и единственная ее связь с той девушкой из далекого парижского прошлого, которой она была. Заботясь о Селене словно о ребенке, Рауль уговаривал ее съесть прекрасно запеченное арабским поваром мясо. Он же нашел вечернее платье одной из дочерей месье Воланда, далекое, конечно, от последнего писка французской моды, но очень даже подходящее для вечеров в Южной Африке. В нем-то, разостлав пышные юбки, и сидела сейчас Селена.

Перехватив взгляд Рауля, девушка ощутила, беспокойство: так же он смотрел на нее в доме Жизель Сервени.

— Поздно, — начала она. — Может быть, стоит вернуться в дом?

— Чуть позже, — остановил Рауль. — Сначала я хочу кое-что отдать. Это принадлежит тебе, Селена.

Девушка глубоко вздохнула, увидев кожаный блокнот с записями, которые она делала по дороге из Алжира в Сен-Дени.

— Откуда это у тебя?

— Нашел среди остальных бумаг Фурье.

На мгновение Селена застыла: вид блокнота разбередил память, отзываясь болью в сердце. Но она заставила себя взять находку.

— Селена, ты дрожишь. Если эта несчастная штуковина расстроила тебя, верни. Я ее сожгу.

— Это не избавит меня от памяти.

— Возможно, скоро… Селена, я знаю некоторые вещи, произошедшие с тобой. О других могу лишь догадываться… Но что привело тебя в Алжир? Неужели ты не знала о восстании?

— Да, безусловно. Но Мириам Сквайер взяла с меня обещание оставаться в городе. Там я, разумеется, находилась бы в безопасности.

И она с большим трудом рассказала Раулю о всех ее бедствиях, начиная с того дня, когда она оставила его апартаменты на улице Сент-Оноре. О ее горькой ссоре с Брайном, о ребенке, которого он отказался признать своим, о его нескончаемой уверенности в ее предательстве и вине в потере корабля. Селена удивлялась спокойствию, с которым рассказывала. Конечно, кое-что она упустила, кое-что просто не хотела вспоминать. И только при воспоминании последнего вечера в Тимгаде девушка заволновалась, вновь увидев решительное, тяжелое лицо Тома Кендала, блики лунного света на дуле поднятого револьвера.

— Жиро приказал, прежде чем отряд тронется, меня застрелить. Я не думала, что мне захочется остаться в живых. После того, что эти люди со мной сделали. Но мне захотелось…

Она коротко рассказала, как уговорила Кендала продать ее левантийцу, и заметила блеск восхищения в глазах Рауля.

— Пресвятая Богородица! Селена, я никогда не знал женщины, подобной тебе. Там, в Париже, я хотел тебя за твою красоту. Но ты изменилась… стала теперь еще притягательнее.

Селена покраснела, неожиданно вспомнив слова Кендала: «Ты можешь стать изюминкой».

Рауль взял ее руку.

— В тебе столько мужества. Стоять лицом к лицу с заряженным пистолетом.

— Я испугалась… — откровенно призналась девушка. — С самого первого момента, когда мятежники нас захватили, меня охватил ужас. Я… не знала, что есть люди, подобные им… Но я не могла сдаваться. Я боролась за жизнь ради ребенка! — Девушка напряглась. — Брайн не мог поверить, что ребенок его. Он никогда не любил меня. Теперь я это знаю. Иначе он бы поверил мне.

— Вспомни, я пытался предупредить тебя о Брайне, — осторожно напомнил Рауль. — Он не способен любить и вообще верить какой-нибудь женщине. — Селена попыталась высвободить руку, но Рауль крепче сжал пальцы. — Знаю, какую боль тебе причинило все это. Отказ Брайна от собственного ребенка, его уверенность в твоем предательстве. Но теперь все это — часть прошлого. Ты не можешь жить воспоминаниями и жалостью.

Селена выдернула руку и, вставая, уверила Рауля:

— Я и не собираюсь этого делать.

— Пожалуй, лучше, если бы я все-таки сжег этот блокнот, — начал Рауль, но девушка отрицательно покачала головой.

— Нет, что ты! Я собираюсь привести эти записки в порядок и отправить статью в «Лейдиз газетт». Я знаю, что они пригодятся Мириам Сквайер. И еще: ей нужно сообщить о смерти Крейга; они были хорошими друзьями.

Рауль поднялся и, прежде чем Селена успела опомниться, обнял ее. Но это было не отеческое объятие, которыми он оберегал ее последнюю неделю. Теперь в нем чувствовался голод, сильное желание мужчины, долго находившегося без женщины. Но Селена отозвалась упругой неподатливостью, каждый мускул напрягся, и, когда мужские губы коснулись ее рта, она не смогла ответить: недели жестокости и насилия оставили шрамы не только на теле.

Чувствуя настроение девушки, Рауль не стал настаивать и, держа ее за руку, повел по широкой аллее в дом.

Этой ночью Селена начала свою первую статью. Захватывающая работа позволила ей забыться, но когда она попыталась написать Мириам о смерти Крейга, рассказывая о мужестве, проявленном им перед смертью, рука остановилась. Девушка вновь вспомнила грязную камеру Сен-Дени, комнату пыток и невыносимые крики Крейга, доносившиеся сквозь закрытые двери… Хотя в комнате было свежо и прохладно, дышать стало тяжело. Кое-как закончив письмо, Селена легла в кровать.

Но девушке не удалось забыться сном этой ночью: кошмары преследовали ее душу. Лицо Крейга, искаженное болью, его руки на ее теле… Собственный крик отражался в ушах, когда она, сидя на кровати, пыталась высвободиться от неизвестно чего.

— Селена, не надо. Я здесь. Ты спала, вот и все.

Это был Рауль. В свете зажженной лампы она видела его, по пояс обнаженного. Он, должно быть, готовился в своей комнате напротив ко сну, когда услышал ее крики. Рядом с ним было уютно. Крепкие руки и широкая грудь внушали спокойствие. Девушка опустила на них голову.

— Да, я спала. Боже мой, Рауль! Неужели я когда-нибудь смогу забыть?

— Конечно, сможешь. Я помогу тебе забыть.

Но когда он освободил ее от ночной рубашки и коснулся губами нежного тела, она протестующе вскрикнула.