Ее темный взгляд давит на меня. Алые губы кривятся в недовольстве. Но я не в обиде. Мне даже тепло от того, что у моего мужчины есть такой преданный друг. Легкая улыбка поселяется на моих губах.

— Потому что я его люблю. Достаточное основание?

— Ты его раздавила! — Стелла отбрасывает ручку и немного неуклюже выбирается из кресла. За то время, что мы не виделись, ее живот значительно округлился. Она выглядит просто потрясающе! Я лювлю себя на абсолютно девчачьей тщеславной мысли о том, что тоже хочу быть такой красивой, когда и сама раздамся. Не потому, что боюсь не понравиться Степану, как это было в моих прежних отношениях. А вот просто! Хочу.

— Я знаю, Стелла. Поверь, никто и ничто не накажет меня больше, чем я сама.

Она меряет шагами комнату и вычитывает меня:

— Никогда! Никогда не видела Степу таким! Даже когда он пил, как последний сапожник! И когда его рвал на ошметки ПТСР… — она вышагивает по кабинету на довольно высоких шпильках, и от этого мельтешения у меня начинает кружиться голова. Сглатываю. Сказать мне нечего. Я знаю, что ему было плохо. Я сама прошла через этот ад. — Как ты могла с ним так поступить, глупая женщина?! Или ты не понимаешь, какой он клад? — голова кружится еще сильнее. Понимаю, Стеллочка, понимаю… Я глупая, конечно, по сравнению с ним, но ведь не настолько. Тяжело опираюсь на стул и медленно на него оседаю.

— Эй! Таня… тебе нехорошо?

— Мне хорошо. Очень-очень хорошо. Ты только скажи мне, где Степа, и станет вообще идеально.

— Ты бледная, как стена!

— Все отлично. Правда. Я… просто немного в положении.

Вскидываю взгляд. Глаза Стеллы наполняются пониманием и немного оттаивают.

— Ты беременна…

— Да, — киваю головой и поспешно добавляю, боясь, что подруга Степана до сих пор сомневается в искренности моих чувств — И разведена. Официально.

— А… разве ты не можешь связаться с ним, вот как тогда? — проявляет истинно женское любопытство хозяйка спорткомплекса.

Я отвожу взгляд, потому что мне нелегко признаваться в этом, но все же шепчу:

— Нет. У меня ничего не выходит. Я думаю, он… противится.

Стелла растерянно проводит по волосам. Я могу понять ее чувства. Ее одолевают сомнения. А мне почему-то страшно, дико страшно, что она не скажет, и поэтому я, забывая обо всем, вскакиваю со стула и, ухватив ее за запястье, шепчу:

— Я знаю, что он в Индии… Пожалуйста, скажи, где мне его там искать? Умоляю, Стелла, я все, что хочешь…

— Успокойся, глупая! И сядь! Шатает ведь всю! Что, так плохо? — последний вопрос она задает чуть мягче.

— Нет! Да нет же… Ты только скажи… — мой голос срывается, Стелла взволнованно облизывает губы:

— Он не в Индии.

— Нет?! — поверить не могу, что ошиблась! Неужели я могла обмануться?

— Нет. В Индии у него была пересадка. А дальше, — я выдыхаю! Не показалось… — он направлялся в Тибет. Через Индию лететь было неудобно, но Степа спешил, и это был единственный вариант… — Стелла замолкает. Я понимаю, к чему был такая спешка. Он просто бежал. От себя, от меня, от боли. В который раз за все это время мое сердце мучительно сжимается. Ничего… Когда-нибудь я сумею себя простить.

— Тогда я тоже полечу…

— Да постой же! Куда ты полетишь?

— В Индию, а потом…

— Через Индию неудобно, говорю же. Там целая история с этим Тибетом. Требуется наличие китайской визы и специального разрешения — пермиты.

Меня охватывает отчаяние и какое-то нездоровое возбуждение. Кажется, еще немного, и я пешком пойду! Пешком пойду…

— Так! Надо подумать… Лола! Лола! — в кабинет заглядывает запыхавшаяся администраторша, — ну-ка, свяжись с Бойченко. Нам бы Таню к Степану отправить. Да, как-нибудь поскорей. Скажи, что я лично просила!

Оседаю на стул и плачу. Не знаю, от чего. Возможно, от бескорыстной помощи Стеллы и её участия. Растираю слезы. Провожу по волосам, а потом, сама не знаю зачем, спрашиваю абсолютно не к месту:

— Стелла… а ты можешь еще попросить… Я знаю, что это наглость…

— Ну, говори уже!

— Ты не могла бы еще на стрижку меня записать? Я хочу обриться. Наголо.

— Наголо?! Господи, конечно, у беременных женщин свои причуды, но такого я еще не встречала. Лола! Лола! Запиши Таню к Верочке на подстричься. Я так понимаю, как можно скорей? — Киваю в ответ на ее вопросительный взгляд и только сейчас понимаю, что все будет хорошо!

Это был долгий путь. И километры дороги — не самое страшное из того, что мне пришлось преодолеть. Два дня перелетов и переездов. И вот нас разделяют какие-то километры. Сердце колотится, как сумасшедшее. Волнение охватывает всю меня, и только усиливается по мере нашего дальнейшего продвижения. Все внутри звенит и поет. По телу проходя вибрации, как тогда, когда Степан работал со мной чашами. Я вся — натянутая до звона струна.

Величие открывающихся пейзажей захватывает дух и будто подчеркивает мое внутреннее состояние. Между горными хребтами зажаты долины рек. В деревнях, разбросанных по низинам, виднеются храмы с характерными позолоченными крышами. Скудная тундровая растительность опоясывает снежные пики. Край врачевания и величественных древних монастырей, в которых по сей день бормочут молитвы. Возможно поэтому здесь сумасшедшая космическая энергетика, которая пронизывает и током устремляется вверх по телу. Это действительно крыша мира…

— Мы уже на подъезде, — объясняет мой проводник.

Я киваю головой, вглядываясь в открывающиеся пейзажи. Где-то здесь расположен древний затерянный монастырь, в котором Степан проходит послушание. Обычным людям туда не попасть, храм находится вдали от туристических маршрутов, у подножья священной горы Кайлас. Не самой высокой в этом районе. Впрочем, среди других гор ее выделяет не высота, а пирамидальная форма. Четыре ребра горы почти точно соответствуют основным сторонам света, а на южном склоне расположены две пересекающихся ровно посередине трещины, что очень напоминает свастику. Гора, окутанная мифами и легендами, она имеет огромное значение для мировоззрения всех тибетцев. Четыре мировые религии считают Кайлас священным местом, местом силы. Я понимаю, почему Степан приехал именно сюда. Я понимаю…

Выхожу у входа в небольшой храмовый комплекс. Вокруг безлюдно, только несколько монахов, облаченных в традиционную одежду, о чем-то тихо переговариваются в стороне. Склонив голову, следую за своим проводником. Пока он договаривается о койке для меня, я бесцельно брожу по двору. Через некоторое время набредаю на дорожку, ведущую к небольшой смотровой площадке, вид с которой захватывает дух. Не знаю, сколько вот так стою, оглушенная красотой. Потом, почувствовав чей-то взгляд, чуть поворачиваю голову. Оглянуться боюсь… боюсь ошибиться. Величественные горы окутывает тишина. Шум горных рек стихает. Ветер, не знающий покоя в здешних местах, останавливается.

Иногда рай и ад разделяют всего два шага. Шаг вперед… Шаг назад… Может быть поэтому я так боюсь пошевелиться?

Рай или ад? Рай… или ад? Лысый затылок опаляет дыхание. На плоский… абсолютно плоский живот ложатся его ладони.

— Никогда тебя больше не отпущу…

Эпилог


Она молчит. Стоит не дыша в моих руках, и только сердце колотится в унисон с моим, и нашим общим — одним на двоих сердцем. Молчу и я. Слова не нужны. Особенно, когда все вокруг почтительно замерло в ожидании…

Он материализуется из окутавшего гору тумана. Его тело красного цвета, а в руках цветы лотоса. Вместе со своей супругой Пандаравасини, облаченной в белые одежды, он восседает на троне, удерживаемом в воздухе двумя павлинами.

Будто зачарованная, Таня оборачивается ко мне. Её глаза переполнены непониманием и благоговением.

— Это Красный Будда Амитабха и его жена Пандаравасини, — шепчу, касаясь губами ее нежного ушка.

— Но что…

— Тшш… Смотри…

Некоторое время Амитабха сидит неподвижно. От него исходит такая мощная энергетика, что, не в силах с ней совладать, мы закрываем глаза. Лишь тихие напевы, слетающие с моих губ, нарушают благословенную тишину. Эти звуки, отталкиваясь от скал, постепенно заполняют собой все вокруг. Нас закручивает вихрь невообразимой космической силы и возносит ввысь. Туда, к заснеженным горным пикам… Где мы парим в небесах… Освобожденные. Будда плавным неторопливым жестом вынимает из своего букета бутон и медленно разжимает пальцы. И в тот же миг над нашими головами расцветает цветок лотоса — символ божественного благословления. Переполненные любовью и счастьем, мы громко смеемся. Наш смех проносится над долиной и замирает в небе.

Целую жизнь спустя мы возвращаемся на землю. Но чувство блаженства не покидает нас ни на минуту. Мы долго молчим, вслушиваясь в тишину. Переплетаю с ней пальцы, касаюсь ее лица.

— У тебя холодный нос.

— Странно, мне ни капли не холодно. Что… что это было, Степа?

Обхватываю Таню за плечи, и мы медленно бредем к монастырю.

— Благословление. Это было благословление… Знаешь, когда я только планировал наше венчание, я думал поездить пособирать благословления на брак по разным храмам. Здесь неподалеку есть храм Ваджраварахи, в котором тантрикам получить такое благословление самое место…

— Постой, — Таня останавливается, ее мягкая ладошка ложится мне на лицо, — о чем ты говоришь? О каком браке? Разве… ты не отгораживался от меня все это время?

— Отгораживался? От тебя? Не было такого…

— Поверить не могу… Я ведь думала, что ты решил оборвать нашу связь. Никогда мне не было так плохо. Никогда…