— Не неси бред! — прервал грубо Ральф. Услышала, как хлопнула дверь за ними. Медленно начал опускать ее. Босые ступни коснулись холодного кафеля. Звук льющейся воды и разная смесь ароматов, витавшая в воздухе, смутно донесли до нее, где они находятся.

— Зачем ты привел меня сюда? — оторопело и как — то тупо спросила Морганит. Замерла, когда пальцы мужчины ухватили край его футболки. Потянули наверх, освобождая ее. — ы же говорил…Обещал, что не будешь меня трогать, а сам…

— Разве я тебя трогаю? — усмехнулся он. — Мы просто примем душ. Вместе.

— Вместе? — задрожали ее губы. Последнее его слово обладало твердой и затаенным двусмысленным понятием. Никогда не могла представить, что будет радоваться собственной слепоте, но при представлении о том, что в тесной душевой кабинке они будут вдвоем, провалилась бы от стыда, чем что — то видеть. Вдвоем. Голыми совсем.

— Ты забыла, что чуть не устроила потоп? — напомнил Ральф, схватив ее за запястье и потянув куда — то. На ходу ухватилась за дверцу, попытавшись притормозить. Как за соломинку в океане. — Ты не хочешь освежиться? Лично я предпочитаю утренний душ.

— Сейчас же ночь, — привела решающий аргумент Морганит. Казалось, не только щеки, но и каждая клеточка сгорает от смущения. Беззащитная и обнаженная перед ним. Не в силах ничего сделать.

— Я обманул тебя, — прошептал Ральф. — Уже давно утро. Как ты могла не заметить?

— Уходи! — первое, что пришло на ум, прежде чем осознала, как глупо выдала свою слепоту. Зная правду, притворяется. Играет с ней, говоря так, будто они обсуждали простую и понятную тему. — Ты…нахал!

— Я тебе покажу нахальство, — похоже, запас его терпения кончился, и он, обхватив ее бедра сильными ладонями, поднял. Внес в кабину, поставив прямо под струи горячей воды. — Такое нахальство, от которого ты будешь краснеть днем и ночью, бабочка.

Он же прекрасно теперь знает — она слепа. Вместо жалости или презрения к ее неполноценности в его голосе ощущаются предостерегающие нотки. Хищник, не собирающийся оставить жертву. Неужели его вообще не волнует, какая она?..

Вздрогнула, когда почувствовала нечто растекающееся жидкое и холодное на плечах. Гель с ароматом любимой корицы. Его запах, оказывается, находившейся в одном из многочисленных флакончиков, которые она нащупала вчера. Снова дернулась. Подушечки пальцев втирали в ее кожу. На плечах. На ключице. Не такая уж горячая вода казалась ей кипятком. Обжигающим. Ошпаривал запретными прикосновениями.

— Я могу сама! — слабо возразила Морганит. — Ты обещал…

— Почему я не в твоем вкусе, бабочка? — его палец надавил на бьющуюся жилку шеи. Едва не задохнулась от нахлынувшего жара. Будто он дотронулся до нее невидимым раскаленным железом. — Тебе не нравится моя внешность?

— Не надо делать всего этого, — с трудовым выдавила Морганит. Поднял ее руку, раскрывая ладонь. Выдавил гель, давая безмолвно знак — он выполнил требование. Неуверенно с дрожью попыталась нанести на грудь. Нереально. Даже не ее сон. Чей — то чужой, в котором она невольно оказалась не наблюдательницей, а героиней. Вопиющая бурная фантазия. Ни разу не осмеливалась и представлять столь развращенную сцену. Дрожала.

— Тебе помочь? — вызвался Ральф, в отличие от нее, он имел прекрасную возможность видеть, что у нее не получается совладать с накипевшими и достигшими апогея эмоций. Трясло от его близости. От его горячего дыхания вместе с паром полностью заполнявшего пространство. Не давая свободно вздохнуть. Очень жарко.

— Нет, не буду, — опередил ее он. — Я же обещал — не трогать. Ответь на мой вопрос. Что тебе не нравится во мне?

Она впилась зубами в нижнюю губу, ощутив, как он начал проводить, уж точно ошибиться сложно, мочалкой по ее животу. Опускался вниз, и Морганит прерывисто вздохнула, тщетно пытаясь поймать его за кисть руки. Остановить это безумие. Он не касается ее, тем не менее дрожь беспощадно била. Вода смывала следы мыла, а он продолжал вводить мочалкой под полной грудью женщины. Даже случайно не задел пальцами. Как он может вытворять подобные аморальные вещи? Как выглядит мужчина, сводящий ее с ума? Наглая ложь, если она скажет, что ей не нравилось то, как вел себя сейчас. Вчера — было грубо и больно. Необузданно и жестоко, как зверь, утоляющий потребность. Теперь же дразнил ее, лаская внутреннюю сторону бедра. Щиколотку. Поджимающиеся от напряжения пальчики ног. Наверх, к животу, к пупку, слегка надавливая на него. Боже, как бы она страстно желала смотреть на его лицо. Никто никогда не описывал ей, что происходит с мужчиной, когда женщина трясется от возбуждения. Предвкушения неизвестности. Не выдержала. Одинокая слезинка скатились по щеке, смешиваясь с каплями воды. Она не забудет это утро. Ни за что. Эти непередаваемые ощущения. Обострения всех чувств. Оголенных нерв, по которым беспощадно били, при этом совсем непротивно и не больно. Сладкая мука.

— Ральф, — застонала она. Его имя вырвалось. С глухим стоном. Могла ли она подумать, что когда — нибудь испытает невидимый огненный прилив? Будет бесстыдно наслаждаться тем, что проделывал незнакомый мужчина. Вчерашний монстр.

— Тебе больно, бабочка? — ни капли заботы или тревожности. Развернул ее, продолжая тереть мочалкой ее спину. Поясницу. Плечи. Что за плотская дикая потребность проснулась чувствовать его руки вместо тряпки? Не узнавала себя. Не понимала, да и меньше всего о чем — то хотелось.

— Я тоже…Мне…Можно мне тоже?.. — откуда взялась эта развратность? Он поселил в нее.

— Ты хочешь поменяться ролями? — с усмешкой поинтересовался Ральф, разворачивая ее. Вложил ей сам мочалку, направляя к собственному телу. — Ничего не скажешь мне? Будешь дальше играть? Ладно, я не пока не против. Начинай! Подожди, бабочка, если играть, то придерживаемся одинаковых правил. Никаких рук.

Она облизнула влажные губы. Крепко сжимая ее пальцы, которые держали мягкую мочалку, он помогал ей. Проводил по телу, не позволяя ей ощутить ни его кожу. Ни его тело. Отсутствие зрения всегда заменялось тактильными ощущениями. Распознать и принять предмет, изучая его прикосновениями. У нее не будет шанса хоть раз увидеть. Запомнить через касания. Нарисовать в воображении, пусть и неточный и далеко от настоящего портрет, невозможно. Он удерживает вдалеке, одновременно приближая непозволительно тесно. Он знает, чего она хочет. Хочет, чтобы признала это.

— Ральф, дотронься до меня, — без сомнений снесло крышу, раз она практически умоляет о непристойном мужчину. Сдалась. В ней нет железной твердости, чтобы подавить. Переходит грани любых иллюзий. Переходит границы всего дозволенного. Но хочется…

— Ты видишь меня, бабочка? — не торопился исполнять ее просьбу он, остановив движения их рук. — Видишь того, с кем ты хочешь заняться любовью? Мои глаза. Мое лицо. Кто я.

— Нет, я не вижу тебя, — прохрипела Морганит. Многое отдала бы всего за короткую возможность рассмотреть его. На несколько секунд. Впитать его образ, а после — снова погрузиться во мрак. Вглядываться в тьму. Сколько бы ни фокусировала взгляд, сколько бы ни напрягалась и ни прилагала усилий — приговор отменить нельзя. Слепая.

— Ненавижу вранье, — отчеканил он. Его мокрые пальцы оказались на ее подбородке. — Я понял сразу, что ты, маленькая моя бабочка, летишь к огню, но не видишь его блеск.

— Не жалей, — то ли взмолилась, то ли простонала с хрипом Морганит, и в следующее мгновенье ее ладонь прижали к твердым мышцам. Под ними тяжело билось сердце, то ускоряясь, то замедляясь. Взметнул вверх, распластав ее пальчики по горячей влажной коже.

— Жалости достойны слабаки, а ты — моя смелая бабочка, — многозначительно изрек Ральф, помогая ей изучать его накаченные мускулы на руках. Широкие плечи, периодически задерживая на груди. — Но буду исполнять твои желания. Даже те, о еще которых не знаешь.

— Твоя бабочка? — не верила ушам. Всю жизнь причисляясь к неполноценным слепым людям, чье счастье давно похоронено в тьме, невзирая ни на миллиарды отца, ни на команду слуг и огромного особняка, смысл доходил постепенно. Ральф не знает ее, но сделал своей. Называет так, предъявляя на нее право. Просто мужчины на просто женщину. Не на ее деньги. Богатство. Состояние. Именно на нее, какой она есть, будучи в курсе всей правды.

— Скажи, где мне дотронуться до тебя, — его губы прижались к ее шеи, создавая скользкую дорожку из поцелуев к груди. Приподнял ее так, что она обвила ногами мужской торс, осторожно впечатывая в стену кабины. Вода хлестала на их головы. Это было совсем непохоже на вчерашнее. Возжелали оба согрешить. Страшно порочно. Зарылась в его волосы, пуская на волю затаившиеся природные инстинкты. Почему я не вижу тебя? — пронеслось в затуманенном сознании, когда он, не отрываясь от ласк, плавно вторгся.

— Неважно, что не видишь, — ее мысль сказана вслух. — Чувствуй меня везде. В себе.

Глава седьмая

Нуждаются в его защите. Почему именно — его? Как она жила до него? Эти вопросы меньше всего интересовали Ральфа. Большей интерес и любопытство пробуждала в нем девушка, сидящая на пассажирском переднем сиденье его машины. С удовольствием поедающая купленный по дороге круассан. Белые зубки кусали рассыпчатое тесто, а кончик языка облизывал пухлые губки, сметая крошки.

Сжал руль настолько крепко, что костяшки пальцев побелели. Нельзя путать и подаваться импульсивным порывам. Вожделение. Сильнее и безграничное. Доводящее до безудержных приступов безумия. Он видел многих женщин. Изучил повадки и прожженные характера каждой побывавшей в его постели, но ни с кем, черт побери, не позволял страсти накрыть с головой. Всегда оставлял место для равнодушия и холодности. Не означало, что они оставались неудовлетворенными, однако грань сохранялась. Черта не исчезала. Всего на одну, в лучшем случае — на две, ночи, потому что он не кандидат для длительных отношений. Для взаимной симпатии и глупых свиданий. Во — первых, у него нет времени из — за загруженного графика процессов и консультаций. Во — вторых, нет желания тратить минуты бесценного времени для общения с очередной охотницей за деньгами, безмозгло выдающей истинные намерения случайными словами. В — третьих, он не создан для семьи. Ее не может быть у человека, который выбрал месть. Ненависть сжирает изнутри. Поглощает и уничтожает. И он прекрасно знал, на что идет. Чего лишается. Не жалел о выборе до сегодняшнего дня.