Не позволил ей задать встречный вопрос, резко отстраняя. Подошедший к ним отец недовольно высказывался о едва ли не сорванном представлении музыкантов, приглашенных из Милана. Не разбирала их фраз. С трудом шла за взявшим ее под руку и продолжающим негодовать родителем. Запутал. Окончательно выбил из колеи всплесками чувств и холодных предположений. Что — то иное влечет его. Руководит. С таким опытным игроком сложно соревноваться. Немыслимо диктовать другие правила или узнать его тайну. Остается ожидать следующего шага, готовясь к худшему или перестать гадать. Принять неизвестность. Каждый раз, размышляя о новом ходе, убеждая держаться от него подальше, проигрывала себе. Не подаваясь ему, сдавалась желанию.

— Морганит, я к тебе обращаюсь, — возглас отца, перекрикивающий музыку, заставил вздрогнуть. — Твой муж не уважает наши устои, выставляя напоказ вашу…интимную жизнь, но ты…Как ты можешь позволять так зажиматься с ним на глазах всех? Здесь не твои слепые ученики, которые ничего не видят! Люди будут говорить, что я оберегал не чистый камень, а прятал испорченную подделку! Все и так судачат о том, как быстро я отдал тебя замуж.

— Папа, не обманывайся, — не скрывая нахлынувшего разочарования, остановила его Морганит. — Ты до сих пор скрываешь меня настоящую, показывая всем подделку.

— Не говори глупостей, дочь, и не порть нам праздник, — отмахнулся Джованни Сальери. — Необязательно скелеты в шкафу вытаскивать наружу. Для всех ты — недосягаемая богатая красавица. Знаешь, сколько мужчин завидуют, что ты незаслуженно досталась непонятно откуда взявшемуся певцу из местной таверны? Хотя в нем амбиций столько, будто он где — то имеет влияние или власть! Слишком самоуверенный. Он мне не нравится.

— Тогда почему ты не уволишь его? — раздраженно воскликнула Морганит, сбрасывая ладонь отца с локтя. — Он — подозрительный и заносчивый для тебя тип, но ты даешь ему подниматься по карьерной лестнице в своей компании. Держишь, чтобы унижать, папа? Если только из — за того, что он — мой муж, то Ральф мне сегодня признался, что он женился на мне не ради работы. Не за деньги. Он меня любит!

Замолчала, осознав, как глупо и по — детски закончилась ее тирада. Впервые разговаривала с отцом в подобной манере. Без смущения или покорности, а прямо. Честно. Без промедлений и раздумий, а открыто. Не боялась его гнева, привыкшая к безграничной родительской нежности, но сейчас, похоже, забылась. Не положено. Музыка затихла, оставляя только едва слышные напевы грустной баллады. Голоса прекратились.

— Я рад, что ты говоришь мне, как он любит тебя, — вдруг мягко сказал Джованни, осторожно беря ее за плечи. — Значит, его поступки не огорчают тебя. Значит, он, действительно, делает тебя счастливой, если сегодня моя дочь спорит ради него со мной. Неужели он достоин того, чтобы называться моим зятем? Твоя мама не обладала никаким богатством, но я женился на ней не из — за того, что не мог без нее жить. Я взял в жены дочь местного рыбака, оказавшегося в долгах, потому что с ней я был счастлив.

— Папа, прости меня…

— Как он дает тебе понять, что любит? — пресек ее извинения отец. — Он признался тебе? Больше лжи в словах. Я никогда не говорил твоей маме, что люблю ее, но давал почувствовать, что она мне нужна. Иногда она жаловалась о нехватке внимания, а потом — родилась новая причина моего счастья.

— Папа, я могу попросить тебя кое о чем? После того, как ты ответишь на мой вопрос, я тоже дам ответы, — набралась решительности Морганит. Это ее день. Праздник. Право наконец — таки узнать хотя бы эту правду. — Мама умерла от инфаркта или с ней что — то случилось?

— Зачем поднимать грустную тему? Где твой муж? Он должен находиться рядом с нами, а не блуждать где — то, — резко перевел разговор в другое русло ее отец. Она горько усмехнулась, больше не собираясь давить. В глубине души знала — ложь не скрыть. Как бы хотелось узнать, что обозначают появляющиеся в ночных кошмарах обрывки из прошлого. Имея общее со смертью матери. Сложно определить без помощи. Вспомнить.

Вдруг раздался оглушительный выстрел, сливающийся с криками, возней и шумом. Происходило настолько близко, что она, как вкопанная, застыла, ощущая прошибающий насквозь холод. Порыв ветра. Будто они находились в тишине по сравнению с разразившемся грохотом. Ее голова внезапно оказалась прижата к чьему — то плечу. Не сразу распознала, кто обнимает.

— Папа, в нас стреляли? — то, с каким спокойствием произнесла, испугала ее саму. Смысл постепенно доходил. Вместе с дрожью. — Ты в порядке? Тебя не ранили?

— Я в долгу перед твоим мужем. Какого он полез под пулю? Дочь, открой глаза! Помогите!

Глава восемнадцатая

Обжигающая боль разносилась по всему, кажется, телу, стоило ему только шевельнуть правой рукой. Наложенная вызванным срочно доктором на плечо повязка, заметно пропитавшаяся кровью, раздражала. Как и появившаяся беспомощность. Не мог распустить шелковый узелок галстука. Душил его так же, как и осознание, что испортилась великолепная возможность навсегда покончить с Джованни Сальери. Да, он не заказывал убийство этого подонка, тем не менее мог оставаться вдали. Не предпринимать никаких действий при виде, что один из телохранителей, особо приближенный к мужчине, медленно вытаскивает запрятанный револьвер. Наверняка, планировал воспользоваться шансом, когда слишком много народа. После — затеряться. Как раз и момент весьма хороший выдался, учитывая, что отец и дочь уединились. Вряд ли за массивными декорациями из шаров и мраморной колонной удалось бы разглядеть лицо того, кто вытянул вперед руку с оружием. Если бы и получилось — сбежать просто, они стояли как раз около выхода. Да и, почти наверняка, поставленная у ворот обратила внимание на бежавшего оттуда коллегу, взбалмошная раздавшимся выстрелом. Логика.

Однако Ральф видел все. Вместо того, чтобы ожидать приближающейся расправы над врагом, находясь недалеко от разворачивающейся сцены, вмешался. Снесло крышу точно, раз сам же помешал неожиданному исполнению заветного желания. Так облегчало бы дальнейшие действия. Полностью меняло план. В лучшую сторону. Какого черта он спас жизнь, которую ненавидел? Человека, чей каждый вздох отравлял кислород ему. Того, кого превратил его в одержимого местью монстра. Убившего жалость. Научившего исключительно жестокости. Закалив. Разве Джованни Сальери не должен был заплатить за изнасилование его матери и доведения отца до сердечного приступа? Не должен был кровью завершить многолетнюю месть? Его долг — сдохнуть собачьей смерти. Пусть пуля бы попала в его дрянное сердце. Пусть Ральф не обрекал на страдания, морально убивая, уступая физической кончине. Пусть весь спектакль закончился бы сегодня. Финал игры.

Но рядом с ним была она. Морганит. Где гарантия, что целились именно в ее проклятого отца, а не выпускали пулю с целью пронзить ее? Никому не секрет, в ком заключался весь смысл Джованни Сальери. Кем дорожил намного больше, чем собою. Кого так сильно любил. И он тоже, черт побери, знал, когда выбирал мишень. Место, куда нанести удар. Что же вынудило броситься вперед в последний момент? Его безумие. Несдержанность, переходящая границы. Девушка с огромными зелеными глазами, вытащившая наружу все слабости. Объединившая скрытые эмоции и дикое влечение в одну силу. В притяжение.

Он не мог позволить ей умереть. Не смог бы, даже если на кон поставили его. Причинить боль. Разрушить мечты. Заставить полюбить, чтобы потом возненавидеть себя. Готов на любое орудие в долго вынашиваемой мести, но не потерять ее. Не лишаться сладкого неповторимого аромата, которым обладала только его жена. Его хрупкая бабочка.

Вздрогнул, когда шершавые ладони коснулись шеи. Поднял голову, встречаясь с пронзительными холодными голубыми глазами. Без гнева и ярости, обычно, присущие Джованни Сальери. Его привычные чувства всякий раз, когда Ральфу приходилось доказывать собственную правоту по работу или превосходить жалкие ожидания тестя. Попытался сбросить руку с горла, зашипев от пронзившей боли. Хмуро следил, как Джованни избавлял его от галстука. Затем — расстегнул оставшиеся пуговицы на помятой рубашке с разводами крови, осторожно снимая ее. Не касаясь раненого плеча. Вручил ему, прежде чем сесть в кожаное кресло напротив расположившегося на мягком диване в кабинете Ральфа. Ненавидел свой поступок. Бесшабашный и совсем непохожий на него.

— Как вернуть мне тебе этот долг, Ральф? — задумчиво спросил Джованни Сальери, заставив его криво усмехнуться. Знал бы, насколько чертовски неприятно осознавать, что ты спас того, кто погубил твоих родителей. Отвратительно и мерзко лицезреть живым животное, сведшее его мать и отца в могилу. Они не дышат из — за него, в то время, как их родной сын, поклявшийся отомстить и поставить на колени, вырывал врага из лап смерти.

— Вашим доверием, синьор Сальери, — усмехнулся Ральф. Верить слепо и безнадежно, прощаясь с прежними принципами. Приблизить вплотную, чтобы легче было предать. Как поступил он с его отцом. Отплатить той же монетой. Не преуменьшая и не преувеличивая.

— Ты кажешься продвинутым, к тому же смог оплатить достойное образование, пусть песенками, развлекая других, — прищурено взглянул на него Джованни. — Но ты чересчур самонадеянный. Если бы я тебе не доверял — отдал бы мою дочь? Неужели, правда, считаешь, что вопреки моему желанию тебе удалось бы жениться или получить согласие от нее? Ошибаешься или просто я позволил так думать, дорогой мой сыночек.

— Вы меня возненавидели с первой встречи, — напомнил ему Ральф, не спеша попадаться на уловку. — Пока я не спас…вашу жизнь, то я был для вас первостатейным аферистом.

— Разве ты не врешь, Ральф? — поддел его Джованни, и тот мрачно посмотрел, приготавливаясь умело парировать любое заявление. — Ты уверял, что женишься на моей дочери во избежание позора. Единственный твой интерес — это работать со мной, мечта.