— Ждешь, когда крепость сдастся по доброй воле? — облизнула вмиг пересохшие губы Морганит. Что он говорит? На что намекает? Умышленно застилает пеленой рассудок. Не трогал ее руками, зато преуспевал чарующе хриплым голосом. Вторгающимся в сознании и изменяющим курс ее мыслей. Решительности. Несправедливо использовать эту уловку.

— Жду, когда вот эти губы, — развернул резко к себе, подушечкой надавливая на нижнюю губу. Замерла, пронзенная электрическим разрядом. Контрастом ее холодной кожи и его горячих пальцев. — Попросят меня поцеловать. Перестанут сопротивляться и выскажут открыто о том, что нетерпимо хочется их хозяйке. Признаются, может, даже в любви.

Настоящий дьявол. Ее муж, искусно заманивающий в сети соблазна. Накидывая невидимо на нее, притягивая ближе. Подавалась. Переставала владеть эмоциями. Принципами. Расставаясь со всеми затаенными обидами. Пугало и возбуждало. Что — то еще оставалось, противясь, но и оно падало под властью его обаяния. Притяжения. О любви мечтать запрещено. Вредно. Не в ее случае. Не в их странном браке. А он просил немыслимое. Добивался от нее нереального. Любить — значит отдавать полностью себя. Пусть именно это и делала, но признавать. Ни за что. Любовь сломит окончательно. Бесповоротно разломит на мелкие кусочки. Его страсть ослабляет. Выбивает всю силу и подчиняет. Любовь же уничтожит ее всю. Учитывая положение и ситуацию — не в ее пользу.

— Я сделала выбор, Ральф, — точно совершает ошибку. Непоправимую, но не роковую. Лучше, чем изнывать по ночам, сцепляя зубы от невыносимой близости. Вздрагивать и шарахаться от случайных касаний. — Я не хочу быть любящей женой. Не хочу ни дарить любовь, ни просить ее от тебя. Я…выбираю страсть. Безумие. Выбираю роль любовницы собственного мужа. Ты сам разрешил выбирать. Разрешено все, кроме любви. Ясно?

Глава пятнадцатая

«Разрешено все, кроме любви». «Выбираю роль любовницы собственного мужа».

Ее магический приглушенный голос обладал эффектом приковывать. Заставлять жадно слушать строптивые слова. Впитывать шепот упрямицы, не собирающейся сдаваться. Признавать слабость перед ним. Казаться сильной и независимой, хотя проклятая зависимость растекалась давно по ее жилам. Смешивалась с кровью в обжигающую смесь, принуждая ее медленно сгорать. Нуждаться в нем. В его прикосновениях. Их безудержная страсть проникла в каждую клеточку. Не подчинялась, безуспешно пытаясь подавить возбуждение. Утихомирить разносившуюся буру внутри. Получалось ровно семь дней. Длинную неделю, казавшуюся ей бесконечностью, судя по мученическому выражению лица по утрам. Физически изнемогала по его ласкам. Изнывала и душой, не получая вожделенного. Упорно отрицала, не показывая. Скрывала томившееся желание за острым язычком. Пряталась от него. От себя. Игра, которую начал, завлекала все больше. Только заставляя так сильно хотеть, возбуждался сам. Изливал весь гнев на оставленных в адвокатском кабинете юристах. На подчиненных. Притворяясь, что послушно исполняет поручения Джованни Сальери, медленно подводил того к уничтожению. Работа на два контента. Ральф Саймон Вуд — адвокат, держащий свою фирму с наемными правозащитниками, ничего толком не умеющими решать без него. Ральф Лусьен Вуд — секретарь и постепенно становившейся правой рука Джованни Сальери. Последний нехотя все же признавал, как удачно выходит у зятя проводить переговоры. Убеждать.

Вот только своенравную девчонку не получалось уломать. Предполагал, что она не сдержится. Не сможет ложиться с ним в постель и сохранять дистанцию. Расстояние. Не позволять близости, удерживая обещанием. Напоминая о его же условии. Выбор за ней. Или научиться любить его. Или давать только тело, но не пускать в душу. В сердце. Второй вариант, конечно, не устраивал. Нарушала правила. Кардинально изменяла весь план. Тщательно продуманный разгромила своей непредсказуемостью. Гордость. Не учел. Впервые в жизни не взял во внимание, что его слепая жена, отказывающаяся из — за брака, казавшаяся неуверенной и податливой, на самом деле другая. Совсем непохожая на ложное описание ее отца. Наивная и ранимая? Нет. Прекрасно знала, что происходит с мужчиной, долго и вынужденно приглушающим возбуждение. Осторожно играла с ним, боясь переступить запретную грань. Продемонстрировать, что их желания схожи. Не подавалась на его фальшивую заботу и выдавленную нежность. Отрезала, давая понять. Играть в симпатию или просыпавшуюся нежность бесполезно. Не примет поражение. Не признается в том, что ему хотелось услышать. Упрямая девочка. Если он, познавший намного больше испытаний и столкнувшийся с более серьезными поворотами в жизни, с трудом укрощал разъяренного зверя, жаждущего плоти. Ее тела. Как противиться искушению ей? Все равно не сдалась. Не повиновалась, выбирая худшую альтернативу. Не разрешать и не давать любовь должен был он. Услышать от него подобное. Заняла иную позицию. Нет идеальной девушки, мечтающей о взаимной глупой любви и прочных отношениях. Не жила в сказке. Не мечтала. Заявляла уверенно и без капли сожаления.

— Ты знаешь, как обращаются с любовницами? — не скрывая неподдельного интереса, спросил прямо Ральф. Не сводил горящего взгляда с нежной белоснежной кожи. С матовых жемчужин, украшающих тонкую шейку. Не спешил прикасаться. Обошел вокруг. — Любовницы не имеют того, что есть у жен. Их место в постели. Не в жизни. Разве тебе будет этого достаточно? В один день твое сердечко захочет большего, чем такую роль.

— Не забывай, что я не простая любовница, — в тон ему кинула Морганит, уставившись на него зелеными глазами. Ловил на мысли, что отчаянно искал проблеск каких — нибудь чувств в пустом взгляде. Тщетно старался отыскать опровержение. Увидеть свою победу. Снова терпел крах. Пора свыкнуться — она слепа, но могла разглядеть его истинные мотивы получше зрячих. Подкрадываться к тайне. Догадываться об игре. Проницательна.

Следил за тем, как ее пальчики расстегивают маленькие пуговицы на белоснежной блузке. Бесстыдно водит плечами, скидывая верхнюю одежду на пушистый коврик. Обтянутая белым кружевом полная грудь вздымалась учащенно. Волновалась, при этом продолжала шагать на острие лезвия. Того, что угрожало порезать их обоих. Вскрыть наизнанку.

— Ты дал мне выбрать, кем я хочу быть для тебя, — застыл, запоминая изящные движения. Соблазнительные. Будто проделывала подобное много раз. Скользила ладонями по юбке, так же освобождая стройные длинные ноги от шифоновой ткани. Оставаясь перед ним в одном белье. Призывающая. Что она вытворяет? Она откровенно показывает — ее невозможно обуздать. Невозможно указывать или внушать. Плевать на слепоту и беззащитность перед окружающим обществом, когда его мир она потрясает. Сводит с ума.

— Любовница собственного мужа — звучит своеобразно? — наигранно любопытно сказала она, перехватывая инициативу. Желает узнать границы его терпения. — Жена и любовница. Ты совсем не тот, кем пытаешься быть. Я раскрою тебя настоящего, Ральф.

— Неужели бабочка решила мне угрожать? — вскинул бровь он и едва не задохнулся, когда она, воспользовавшись замешательством, ощутит нутром, как замешкался, вникая в смысл ее фразы, со всей силы пнула его в живот. Точнее — она, похоже, намеревалась в грудь, но не рассчитала. Выругался, теряя равновесие и падая на кровать. Отборный мат, явно не предназначенный для ее ушей. Довольно рассмеялась. За проведенное вместе время редко слышал звонкий смех. Заливистый. Как нашкодивший ребенок, знающий, что наказание не ожидает. Ошибалась. Накажет. Хотя край губы дернулся в легкой усмешке. Вскочил на ноги. Тихо. Стараясь не выдать приближения, не прекращая ругаться. Смеялась, не подозревая следующего шага мужчины. Резко дернул на себя. Вместе с ней рухнул на покрывало, обхватывая руками гладкую спину. Жадно исследуя тонкую талию. Поясницу. Подхватывая аппетитные ягодицы и усаживая сверху. Дотронулся указательным пальцем до жемчуга, спадающего к ложбинке.

— Ты не принимаешь наш брак, да? — пробормотал Ральф, отодвигая лямку бюстгальтера. Слегка приподнимаясь на локтях. Не целовал. Просто коснулся губами ее плечика. — Не принимаешь сердцем, но дрожишь от моих прикосновений? Не веришь в любовь?

— Не верю в любовь между нами, — прошептала Морганит, проведя ладонью по шеи мужа. — Любовь не привычка, а болезнь. Заражается сам человек. Его сердце. Но еще легко притвориться…больным. Делать вид, что болеешь той же болезнью. Ты пытаешься сыграть, и в то же время ты сильно хочешь меня. Я чувствую твое желание и….твою нелюбовь. Если ты не любишь, почему должна полюбить я?

— Замолчи! — не дал ей докончить. Схватил, подминая под себя. Навис сверху, поглощая ненасытно неприступные черты. Красиво очерченные пухлые губы приоткрылись, приманивая в ловушку. Эхом раздавались уверенные предложения. Эта девушка не носили ни очков для слепых, ни розовых. Не таила никаких надежд. Поставила его перед фактом. Играет с ним. Равняет счета. Осознает, какого противника выбрала. Под кем лежит, терзаясь неутоленной похотью. По — прежнему не собираясь уступать. Слушать.

Захватывает ее губы. Прижимается крепко к мягкому рту, настойчиво вторгаясь. Отвечает, отказываясь повиноваться ему, но идет на поводу безумия. Охватившего их сумасшествия. Не отрываясь от сладких губ, которых чертову неделю был лишен из — за ее упрямства, сорвал рубашку. Торопливо освободился от одежды, накрывая собой прильнувшее к нему тело. Его жена. Та, что принадлежит ему. По праву. По закону, черт возьми. По всем ненавистным традициями. Заклеймил. Оставил отметины еще в ту ночь, когда в первый раз взял ее. Другую. Испуганную и не ожидавшую. Он сделал ее такой. Персональный ад. Личный. Превратил в развратную искушающую женщину. Раскрыл.

Переплел их пальцы вместе. Вдавливая в матрац запястья девушки. Не давая ей коснуться. Видимо, не нравится, что процесс полностью контролирует он. Играет, занимая позицию лидера. Не хочет делить. Специально укусила его в нижнюю губу, заставляя издать звериный рык. Вкус крови. Не отстранился, сильнее впиваясь в дерзкий ротик. Принуждая облизнуть оставленную ею ранку. След. Отметина. Неужели тоже намеревалась запечатлеть ярлык собственности? Никогда он не будет принадлежать Сальери. Иметь отношение к проклятой фамилии. Но сейчас на пику обжигающей страсти ненависть куда — то улетучивалась к ней. Уступала место взрывающим ощущениям. Разрывающим цепи сдержанности и расчетливости. Разбивая вдребезги принципы. К черту весь план относительно нее. Потом стереть воспоминания навсегда о допущенной слабости. Неистово сердце стучало в груди. Слабость — он не оспаривает. Не приводит никаких аргументов. Не собирается изменять вынесенный приговор и останавливаться, отпуская. Вновь оттягивая дни до тех, пока окончательно не сломит. Сегодня он не будет адвокатом. Сегодня он не будет ничьим защитником. Ничьим мстителем. Отключится от всего.