Ангелина Алябьева - Намерение

«Глобал Индастриз» — первая в Италии промышленная фабрика, отличающаяся за пятьдесят лет существования безупречной репутацией. Многолетней историей труда и упорства, в которой все настолько притворно жалко изложено, что у Ральфа Саймона Вуда сжимаются кулаки, стоит каждый раз слышать, сколько сил вложено в создании крупного завода, а ныне — целого комплекса различных фабрик и магазинов. Сейчас, стоя возле мраморной колонны в холле пятизвездочного отеля «Рокаццо», он с ненавистью впитывал каждое слово, вырывающееся с лживого рта полного седоволосого старичка в дорогом деловом костюме от Версаче, подчеркивающим его лишний вес и дряблость. В свои пятьдесят пять лет Джованни Сальери выглядел староватым вечно угрюмом мужчиной, привыкшим решать одним телефонным звонком нужным людям, а конфликты устранять бездушным единственным взглядом. Ральф прекрасно помнил эти холодные голубые глаза. Такие ледяные. Не могли принадлежать человеку, имеющему сердце и состоящему из крови и плоти. Джованни Сальери — монстр, по глупости природы сотворенный в человеческом обличии. Еще двадцать три года назад, когда отец знакомил нового партнера со своей семьей, семилетний Ральф не решался пожать протянутую ему высокомерным бизнесменом, нахально обводящим его мать и старшую сестру бесчувственным взором, в котором не было ни капли почтения. Нуль эмоций. Сохраняя такое же равнодушное и отстраненное выражение, Джованни Сальери сломал их жизнь.

— Сегодня, действительно, очень важный день для всех нас, — хриплый уверенный голос вывел Ральфа из размышлений, и он снова посмотрел на окруженного снабженными фотоаппаратами, видеокамерами журналистов, которых всячески пытались удерживать на расстоянии личные телохранители миллиардера. Множество людей, принадлежавших как и к высшему итальянскому обществу, так и низкого сословия, что слегка удивило Ральфа, знавшего об отношении своего давнего врага к тем, кто ниже его по рангу, доверчиво слушали фальшиво красивые речи синьора Сальери.

— Как вы все знаете, ровно пятьдесят лет назад, полвека, здесь был заложен фундамент того, что мы имеем сейчас, моим покойным, да упокоит Господь его душу, отцом, — продолжал говорить в микрофон Джованни. — Я управляю тем, что создал мой безвременно ушедший родитель так же ровно двадцать пять лет, и за это время количество трех фабрик было увеличено в тридцать. Тысяча гектаров земли, что имели мы раньше для виноделия и аграрного производства, так же взросло до числа пятнадцати тысяч, поэтому я могу быть спокоен, что не только продолжил семейное дело, но и приумножил.

Земля, которой он так гордится и бесстыдно рассказывает, не была честным путем получена. Отобрана. Присвоена. Заполучена ценой крови и трех смертей. Миллиарды, сделавшие его таким властным и непоколебимым, заработаны слезами и проклятьями тех, кого уже нет в живых. А тот, кто по воле случая остался на этом бренном мире, никогда не перестанет посылать ко всем чертям Джованни Сальери.

— Синьор Сальери, правда ли, что вы собираетесь начать строительство новой фабрики в Пьемонте? — раздался писклявый окрик одного из худощавых журналистов, похоже, желающего первым взять интервью у виновника сего торжества. Интересно, вкладывая в празднование «золотой годовщины» компании миллионы евро и специально разговаривая на чисто английском языке, дабы подчеркнуть именно международный уровень события, почему он не удосужился сделать вход закрытым? Тогда бы Ральфу пришлось немного, совсем чуток, поразмыслить, как попасть на этот прием, только вот Джованни облегчил участь для многих, оставив этот момент без внимания. Лишь усилил охрану при входе.

— Я… — начал Джованни, как внезапно к нему пробился один из охранников, что — то взволнованно сообщая на ухо. И впервые Ральф получил возможность наблюдать, как медленно, но верно слетает маска успешного и непоколебимого бизнесмена. Голубые глаза, всегда непроницательные и не отражающие ничего, кроме их глубокого безразличного тона, расширились. Впервые, черт побери! Что же могло такое случиться, что тот, кто привык притворяться и не терять самообладание, внезапно отшвырнул микрофон в сторону, и без объяснений удалился? Неужели кто — то из его притихших конкурентов пришел в действие и нанес неожиданный удар? От последней мысли Ральф скривился в недовольной усмешке. Нет, так не должно быть. Не по его плану. Именно он, вынашивая долгие годы жесткий план мести, обязан разгромить Джованни Сальери. Больше никто, черт побери, не имеет права наслаждаться крушением великого магната.

Сальери. Не падает на колени. Не позволяет осквернить себя. Оскорбить. Сделать больно. Уничтожит всех ради своей семьи — порвет в клочья и не оставит ничего от врага. И все ради себя. Имени. Чести. И еще кого — то, кто для него дороже всего. Его дочь.

— А что случилось? — будто невзначай поинтересовался Ральф у затормозившего возле него молодого парнишки, лет двадцати, до смерти испуганного и бледного. Похоже, он только — только устроился работать охранником Сальери, раз быстро выболтал, даже не додумавшись, что есть информация, которой следует оставаться недоступным, тем более чужакам.

— Похитили младшую сеньориту Сальери.

Казалось, кто — то совсем неприятно оглушил его этим известием. Выдавив с трудом кивок, Ральф резко развернулся, направившись к выходу. Проталкиваясь через толпу вмиг превратившихся из внимательных молчаливых слушателей в шушукающих сплетников, обсуждающих произошедшее и так же пребывающих в неведении. Тщательно продуманные детали плана по организации первой встречи с дочерью врага оказались уничтожены кем — то еще. Будь ты проклят, Джованни Сальери, что нажил себе столько конкурентов, теперь спутавших и его мотивы. Новое знакомство с человеком, когда — то уже оказавшимся представленным ему. Сколько времени Ральф потратил, планируя попросить у Джованни Сальери работу, ведь, как сегодня оговорено было, что в честь обширного мероприятия «щедрый» бизнесмен никому не откажет в должности, пусть и самой незначительной. Наверное, поэтому собралась вся Тоскана, жадно ожидая конца речи, чтобы начинать хвалиться и выпрашивать вакансию. Ральф же подготовил столь безупречное рекомендательное письмо, красный диплом и золотую медаль специалиста в инженерии, хотя, конечно, это и обошлось в немалые деньги. Скрыть истинную сущность под маской нового специалиста, нуждающегося в работе именно у Сальери, так как его детская мечта — подражать столь успешному бизнесмену. Отвратительная наглая ложь.

С детства и до сих пор Ральф мечтал бы свернуть шею этому ублюдку. Однако годы юридической практики и беспроигрышные дела научили его ударять противника по более больным местам, которые приведут к полному саморазрушению.

Не заметил, как вышел на погруженную в ночную тьму улицу. Отдаленно, где выходил вид на трассу, мелькал свет от фонарей проезжающих автомобилей. Кажется, вместо главного входа не понял, как перешел через черный, специально выделенный для персонала. И это Ральф просчитал, на случай если вариант с поддельным приглашением провалится, хотя подобный исход маловероятен был. Если раньше он считал, что нет никого, кого он ненавидит сильнее, чем Джованни Сальери, теперь же убедился, что тот, кто похитил дочь его врага и заставил ощутить горький вкус форс мажора, достоин лютой злости. Удавить бы этого подонка, вырвавшего куш у него из — под носа. Прибить и сровнять с рыхлой землей.

На улице бушевал холодный ветер. Склонял верхушки деревьев, громко взвывая, затем утихая. На несколько секунд, прежде чем снова набрать оборот и скорбно застонать, сильнее начиная трясти листву деревьев. Сцепив зубы, Ральф пробирался к оставленному неподалеку на парковке арендованному мотоциклу, недовольно понимая, что завтра придется заказывать билет в Америку. Возвращаться назад, чтобы заново ожидать возможности встретиться лицом к лицу с прошлым, которое он так стремился испепелить.

Неожиданно до него донеся громкий женский визг. Показалось? Наверняка. Учитывая то, в какие игры играет природа, то неудивительно, что будут слышаться различные звуки, вплоть до рыданий. Главное, успеть завести мотоцикл и уехать, прежде чем начнется ливень. Дождь он ненавидел. С ним у него наихудшие ассоциации, без разрешения оживляющие картинки из мрачного детства. Двадцать три года назад тоже был дождь…

Вдруг в него врезалось что — то мягкое. Внезапно и с такого размаху, что Ральф едва устоял на ногах, к тому же чертов ветер усилил волну удара. Первым порывом на инстинкте было оттолкнуть или отстранить, но сладкий аромат жгучей карамели вперемешку с ванилью и еще чем — то, напоминающим запах лилии, остановил. Это «нечто мягкое» крепко прижималось к нему, обхватив его спину, не позволяя сдвинуться. Из — за окутавшей их темноты с трудом удавалось разглядеть очертания, но без особой сложности определил женский силуэт. Дрожащий и сдуваемый ветром. Прильнувшей к нему так, будто они, черт побери, давние знакомые. И что за приторно сладкий парфюм, проникающий в ноздри, оставляя какое — то послевкусие даже в рецептурах закрытого рта?

— Кто ты такая? — буркнул Ральф, наконец — таки собравшись. Обхватил тонкие дрожащие плечи, прикрытие какой — то жалкой шелковой тряпкой. Попытался отстранить на расстояние, но острые ноготки сжали ткань его рубашки, впиваясь почти в кожу на пояснице. От подобной наглости Ральф…растерялся. Он, взрослый и опытный мужчина, состоявшийся в американских кругах адвокат, познавший, как и женщин старшего него намного, так и легкомысленных девушек, открывающих доступ к их телу в полную меру, настолько оказался неготовым к выходке девушки, что отпустил хрупкие плечи. Она тряслась то ли от собачьего холода, то ли от чего — то еще. Паскудный день выдался.

— Отойди от меня, — вновь предпринял попытку более настойчиво отодвинуть от себя девушку, Ральф повысил голос, но тихий шепот на итальянском, пробиваемой заметной нервной дрожью, привлек внимание. Иногда казалось, что язык, на котором говорит Джованни Сальери, стал его родным. Настолько хорошо выучил и вызубрил, убирая и тень акцента.