Амелия Грей - Намек на соблазнение

– Присаживайтесь, – сказал он.

Он был рад, что прервался их весьма интимный разговор, но когда Уилкинс бросил на стол газету с последней заметкой лорда Труфитта, ему стало неприятно.

– Вы это видели? – спросил Уилкинс, отодвигая стул и присаживаясь к приятелям, Филлипс молча обошел столик и сел с другой стороны.

– Вероятно, к настоящему времени это видел уже весь Лондон, – проворчал Джон себе под нос.

– А я не видел. Что там? – Эндрю взял газету и начал читать.

– Джон, почему ты нам ничего не рассказал? – спросил Уилкинс.

– Да, мы ведь вроде бы твои друзья, – поддержал его Филлипс, в голосе которого сквозили нотки раздражения, что случалось весьма редко.

Джон в недоумении посмотрел на них:

– Да, вы мои друзья. Но о чем вы толкуете? Я не контролирую то, что пишут в этой дурацкой газетенке.

– Ты мог бы быть с нами пооткровеннее и рассказать, что в этом была замешана девушка, которой в тот день в парке понадобилась твоя лошадь. Нам пришлось узнать об этом из колонки Труфитта.

Эндрю положил газету на столик.

– Джентльмены, перестаньте расстраивать сэра Чатуина. Идите сыграйте партию в бридж или на бильярде и забудьте об этой истории.

– Но из-за этой истории мы уже дважды потеряли деньги, – возразил Уилкинс.

– Как это? – спросил Эндрю.

– Сначала в парке, когда Джон проиграл Уэстерленду скачку, и во второй раз теперь, когда узнали, что не было никакого призрака, скакавшего на лошади.

– Дьявол! – сказал Джон. – Неужели вы поставили на призрак?

– Ну конечно. Все это сделали. Ты ведь тоже, не так ли, Эндрю? – спросил Филлипс.

Джон посмотрел на Эндрю, и тот довольно мрачно улыбнулся:

– Нет, я собирался это сделать, но так и не собрался. Оно и к лучшему, не правда ли?

– Это ты виноват, Чатуин. Когда ты сказал, что не видел, кто напугал твою лошадь, я подумал, что, возможно, это был призрак, или привидение, или что-то в этом роде, – проворчал Уилкинс.

Джон еле сдержался, чтобы не расхохотаться, но лишь улыбнулся. Да уж, его приятели готовы ставить на что угодно.

– Бог мой, что тут у нас такое – приятная дружеская беседа?

Джон поднял глаза и увидел, что к ним подходит Уэстерленд с парой своих дружков. Улыбка исчезла с лица Джона.

Маркиз бросил еще один экземпляр газеты с заметкой лорда Труфитта поверх газеты, принесенной Уилкинсом.

– Надеюсь, сэр, вы не собираетесь присаживаться? – нахмурившись, спросил Джон.

Уэстерленд презрительно фыркнул. Его тонкая верхняя губа изогнулась в усмешке.

– Вы, несомненно, умеете делать себе имя, Чатуин.

– В этом нет необходимости, Похоже, этим занимаются другие.

– Вы отняли у меня выигрыш, господин Файнз, и мне это не нравится.

Джон поднял бокал и с нарочитым равнодушием сделал глоток.

– Не пойму, о чем вы толкуете.

– Все только и говорят, что на самом деле я не выиграл скачку, поскольку вы, сэр, проявив благородство, помогали некой молодой леди, которая попала в беду.

– С каких это пор вы слушаете, что говорят другие? Вы выиграли. Можете торжествовать по этому поводу, но только, ради всех святых, где-нибудь в другом месте. Меня ваши проблемы не интересуют.

– Я пришел по делу. Хочу предложить вам новую скачку.

Джон вновь посмотрел на Уэстерленда и понял, что впервые у него нет никакого желания скакать с ним наперегонки. Никакого желания соревноваться с кем бы то ни было. Ему хотелось помочь Кэтрин найти своего отца.

Ему хотелось быть с ней, а не со своими друзьями или недругами.

– Нет, – ответил он кратко. Все вокруг охнули.

– Вы не можете отказаться, – сказал один из приятелей Уэстерленда, – Вы не можете просто так взять и сказать «нет».

– Он только что это сделал, – сказал Эндрю.

– Маркиз бросил тебе вызов. Ты станешь посмешищем Лондона, если не примешь его, – сказал Уилкинс.

– Я вызываю вас. – Уэстерленд сорвал перчатку и бросил ее поверх газет.

Итак, этот хлыщ бросил ему вызов. Джону это было безразлично.

– Мы уже дважды потеряли деньги, поставив на тебя, – шепотом напомнил ему Уилкинс. – Ты же знаешь, что Генерал может обставить его. Ты должен доказать это и заставить его заткнуться.

Да, эта мысль была соблазнительна.

Уэстерленд засмеялся:

– Если хотите отыграться, вам следует ставить на мою лошадь, только в нашем состязании приз будет более интересным, чем деньги.

– Что же это?

– Если граф выиграет, я прекращаю ухаживать за одной молодой леди. Если выиграю я, он отказывается от нее.

Издав горловое рычание, Джон вскочил так резко, что стул отлетел в сторону. Эндрю, Уилкинс и Филлипс тоже встали.

Джон в упор посмотрел на Уэстерленда и медленно, но с угрозой в голосе произнес:

– Меня не интересуют ваши ставки, ваши скачки или что там еще у вас на уме. В первой скачке вы одержали честную победу. И на этом поставим точку.

Маркиз и глазом не моргнул.

– Боитесь потерять право ухаживать за этой леди?

– Нет. И не впутывайте ее в наше пари.

– Она уже стоит между нами. Откажитесь от ухаживаний и оставьте ее в покое.

«Скорее увижу тебя в преисподней».

– Ну, давай, Чатуин. Ты ведь знаешь, что можешь выиграть, а мы отыграемся.

Джон сердито посмотрел на Уилкинса. Тот тяжело сглотнул.

– И девушка достанется тебе.

– А если нет? – вмешался Эндрю.

На этот раз Джон был рад, что Эндрю вступился за него. Он уже был готов дать Уэстерленду увесистую пощечину, но понимал, что этого нельзя делать ни в коем случае.

– Он хочет получить ее, – сказал Уэстерленд со смешком. – Но вопрос в том, хочет ли ее сестра, чтобы он получил ее. Мой отец может предложить ей гораздо больше, чем можете предложить вы, Чатуин.

– Забудем об этом, – сказал один из дружков Уэстерленда, – граф Чатуин не верит, что его лошадь может выиграть. Пошли.

– Я знаю, какую девушку вы возили сегодня на прогулку в парк, – сказал Уэстерленд и засмеялся. – Но завтра повезу ее я.

– Где и когда вы хотите встретиться? – спросил Джон.

Уэстерленд улыбнулся:

– Я сообщу вам.

Резко развернувшись, он направился к выходу. Его приятели последовали за ним.

Джон опустошил свой бокал. Филлипс и Уилкинс одобрительно на него посматривали, весьма довольные тем, что он принял вызов маркиза.

Эндрю обеспокоено смотрел на своего друга.

Джон знаком подозвал официанта и приказал подать бренди.

Стараясь не шевелиться, Кэтрин стояла на невысокой скамеечке, в то время как мадам Понсар подкалывала подол ее нового вечернего платья. Впервые девушка ж возражала против примерок и постоянных разговоров, которые вели модистка и Виктория. Виктории нравилось производить на пожилую даму впечатление своим отличным владением французским.

Они были заняты обсуждением платья Кэтрин, и это давало ей возможность подумать о Джоне. Вчера она его вообще не видела. Может быть, они просто разминулись друг с другом? Каждый вечер было столько различных приемов и балов, что это было вполне вероятно. А может, они не встретились по другой причине?

Она знала, что Джон был огорчен, когда Виктория не позволила ей задержаться на вечере у лорда Баксли и ему так и не удалось потанцевать с ней. Они успели перемолвиться лишь парой слов, он только успел сказать, что говорил с дядей и обо всем расскажет ей, когда им удастся остаться наедине.

Но такой возможности не представилось.

Вчера она провела два мучительных часа в компании маркиза Уэстерленда. Тот не только несколько раз дольше дозволенного задержал ее руку, но даже осмелился поцеловать ее, когда они проходили мимо высокой изгороди, и их никто не мог видеть.

Джон был прав, когда говорил, что разные мужчины целуются по-разному. Губы маркиза были холодными и сухими, а у Джона они были теплыми и влажными. Она не чувствовала ни силы, ни уверенности в прикосновениях маркиза и определенно не испытывала никаких волнующих ощущений, подобных тем, какие охватывали ее, стоило Джону лишь прикоснуться к ней.

После поцелуя маркиза она тотчас сделала вид, что закашлялась, и вытерла рот платочком. Этот поцелуй был не из тех, которые хотелось повторить. Она решила, что теперь больше не будет оставаться с ним наедине, даже если Виктория будет настаивать на этом.

День, проведенный с маркизом, заставил ее по-настоящему понять, что Джон – единственный мужчина, с которым ей хочется быть наедине.

Когда они с Викторией прошлой ночью вернулись с очередного бала, она долго лежала в постели без сна, вспоминая каждый поцелуй, каждое прикосновение и каждое слово, которое нашептывал ей Джон, начиная с первой их встречи. И постепенно она пришла к очень печальному выводу. Она поняла, что, несмотря на всю свою браваду, она безнадежно влюблена в Джона.

Этого она не ожидала. Этого она не хотела. Но это, должно быть, любовь. А иначе почему ей так неприятны прикосновения другого мужчины, например, красивого знатного маркиза? Почему она чувствует такое неутолимое желание быть рядом с Джоном? Она знала, что это неразумно с ее стороны. Джон известен тем, что любит всех женщин, а это значит, что не любит ни одну. Ее предупреждали об этом, но ее сердце не хотело слышать таких слов.

Ей очень хотелось рассказать ему о своих чувствах, но она понимала, что если сделает это, то ее имя пополнит длинный список девушек, которые пытались завоевать сердце Джона, но мало преуспели в этом и сами позволили разбить свое сердце.

Она боялась, что если хотя бы намеком скажет ему о своей любви, он тотчас прекратит встречаться с нею, опасаясь оказаться на пути к алтарю. Она не собиралась ни к чему принуждать его, но Джон этого не знает, а женитьба явно не вписывается в его жизненные планы.

Сейчас он необходим ей, чтобы помочь в поисках ее отца. Ей не терпелось узнать, что же его дядя рассказал ему о мистере Бичмане и мистере Чатсуорте. Ей хотелось узнать, нашел ли он время, чтобы прочитать дневник ее матери. За последние несколько месяцев Кэтрин не раз перечитывала записки, чтобы убедиться, что ничего не упустила, но ей было приятно, что он сам пожелал просмотреть дневник.