Ее лицо было не невинным, а понимающим, лицо человека, который прошел испытания, но не очерствел и не обозлился.

Да Гама не мог выдержать сочувствия в ее спокойном взгляде, который она не отводила, отвернулся, что-то пробормотал, заикаясь, потом пошел прочь.

Несколько мгновений спустя Люсинда села. В двадцати ярдах от них Да Гама рубил кулаком воздух, повернувшись спиной к паланкину. Они слышали, как он ругается.

— В чем дело? — спросила Люсинда.

Майя кивнула на мешочек. Люсинда поняла, что она не так спокойна, как казалась вначале.

— Можно мне посмотреть? — Люсинда взяла мешочек и начала раскрывать.

— Не надо… не сейчас, — спокойствие Майи полностью исчезло. — Нет, не обращай внимания на то, что я говорю. Смотри…

Выражение ее лица поставило Люсинду в тупик. Наконец она развязала узел и частично вынула украшенный драгоценными камнями головной убор, который видела в Вальпой.

— Хватит… достаточно, — Майя взглянула на украшение, потом отвернулась. — Я никогда не видела его на солнечном свете. Пожалуйста, убери его назад.

— При свете лампы оно кажется более роскошным. На солнце оно выглядит…

— Дешевым и фальшивым, — сказала Майя, заканчивая ее мысль. — Дети живут в созданном ими мире. В том, в который они хотят верить. Я больше не буду ребенком. Убирай назад.

Люсинда сделала то, о чем просила Майя.

— Все эти годы, — тихо заговорила Майя, — я верила в фантазию. Что мне на самом деле отдала мама? Фальшивые бриллианты и сломанный меч. Если хиджры хотят это иметь, то пусть забирают. Пусть забирают и меня. Мне теперь все равно, — она посмотрела на Да Гаму, который все еще продолжал в ярости вышагивать из стороны в сторону. — Но я думала, что где-то в этом мире все еще остается… добро.

Она замолчала.

— Ты надеялась на добро, сестра. Как и я… — Люсинда вернула мешочек Майе, затем коснулась ее руки. — Я думаю, что мы были очень глупыми, ты и я.

* * *

Через пару часов после того, как солнце достигло зенита, Да Гама снова заставил всех тронуться в путь. Теперь дорога шла вверх, все время вверх, а солнце палило неумолимо. Тени по-прежнему не было. Носильщики молчали и тяжело дышали.

Солнце спекло мысли Да Гамы. Они булькали и пузырились у него в голове, словно жаркое на огне.

Он уже много миль злился на себя, после того как отдал Майе поддельное украшение. Он не ожидал, что будет чувствовать себя так плохо. Какое-то время он подумывал о том, чтобы вернуться к ней, положить на колени оригинал и ласково сказать, что произошла ошибка.

Медленно вернулась практичность, ум снова заработал. Пока ведь не принесено никакого зла. Она может никогда не заметить разницу. В конце концов, если возникнет необходимость, еще есть время изменить план. И кто знает, что приготовила ей судьба? Зачем евнухам ее головной убор? Почему бы Да Гаме не оставить его у себя?

«Сохранить его», — поправил он себя.

«Да, конечно. Сохранить», — подтвердил его рациональный ум.

Затем, устав от этого самоанализа, Да Гама задумался над тем, что сказал Джеральдо. Как-то все не сходилось.

Да Гама размышлял, не поговорить ли с Люси, но решил, что не сейчас, не когда Майя находится рядом и может подслушать. Но после того как милая молодая Люси оказалась в центре его размышлений, Да Гама по-новому воспринял рассказ Джеральдо. Почему Люси отправила сообщение Патану? Почему Джеральдо решил, что должен его изменить? Почему его так беспокоят эти двое?

Ответы стали медленно появляться в голове Да Гамы. Он развернул лошадь и пристроился рядом с Джеральдо.

— Ты мне соврал, — прорычал Да Гама.

— Что ты имеешь в виду?

Да Гама снизил голос до хриплого шепота.

— Насчет Люси и бурака.

Джеральдо нахмурился.

— Все произошло так, как я сказал.

— Нет. Ты кое-что выпустил. Он ей нравился. Признай это!

— Нравился? — хмыкнул Джеральдо. — Может быть, и так, а может, и нет. Кто в состоянии судить о чувствах женщины?

— Мужчина.

Джеральдо никак не прокомментировал намек.

— И что, если он ей нравился? — спросил он.

— Значит, ты не имел права вмешиваться. Ее чувства — это не твое дело!

— Очевидно, ты считаешь, что они — твое дело, — темные, полные гнева глаза Да Гамы смотрели на сардоническую улыбку Джеральдо. — Она моя кузина. У меня есть долг перед семьей, и я буду исполнять его так, как считаю нужным. Поскольку ты нанят моей семьей, я надеюсь, что ты знаешь свое место и оставишь свое мнение при себе.

«Такой родственник и даром не нужен», — подумал Да Гама и вспомнил, что такая же мысль появлялась у него и в Гоа.

— Знаешь, я тоже кузен. Может, и дальний родственник, но все равно член семьи, — сказал Да Гама вслух.

— Ты никогда не будешь членом моей семьи. Кроме того, у меня есть основания для предпринятых действий, и эти основания у мужчины перевешивают мнение нанятых им лиц.

— Например, какие?

— А что если я ее люблю?

У Да Гамы округлились глаза.

— А что если у меня разрывалось сердце, когда я видел, как Люсинда бросается на грудь какого-то язычника с черной душой? Мужчина может сделать сотню разных вещей в таком случае, и кто станет его винить? За исключением тебя, я имею в виду. Тебя, столь искушенного в любовных делах.

— Ты… — Да Гама прикусил язык и стал тщательно подбирать слова. — Ты ей не подходишь.

— Почему? Потому что я беден? Я не всегда буду беден.

— Потому что ты лжец.

Джеральдо беспечно рассмеялся.

— Не подхожу, потому что я лжец? Клянусь Девой Марией, я всегда считал, что, если закрывать глаза кое на что и скрывать некоторые вещи, брак будет счастливым! — взгляд Джеральдо снова стал острым, и он больше не скрывал гнев — все отражалось у него на лице. — Боже, Да Гама, неужели ты думаешь, что Викторио ей подходит больше?

— Что можно с этим поделать? Он ее опекун!

Взгляд Джеральдо затуманился, лицо теперь ничего не выражало.

— Посмотрим, что можно сделать. Однако одно абсолютно ясно: у тебя нет права вмешиваться. Ничего не говори! В особенности ей!

— Или что? — ощетинился Да Гама.

Не ответив, Джеральдо пришпорил коня и галопом помчался прочь.

Да Гама уставился ему вслед. Он ожидал, что Джеральдо остановится впереди. Вместо этого он только яростно подгонял коня.

— Подожди нас! — крикнул Да Гама ему вслед, но, похоже, Джеральдо его не услышал.

Наконец он исчез из вида, оставив Да Гаму наедине с его мыслями. Он вспомнил, что говорил в ту ночь в Гоа.

Люди вокруг Джеральдо умирают.

* * *

В конце дня пейзаж изменился. Вместо долгого, бесконечного подъема, который они преодолевали весь день, дорога стала петлять по крутым и неровным перевалам. Выжженная желтая трава внезапно сменилась зеленой. Снова появились деревья. Как приятна и желанна была их тень! Из земли торчали серо-черные камни, покрытые пучками травы.

Воздух стал прохладнее, дул влажный ветер. Они вдыхали его, словно аромат духов.

Да Гама велел всем остановиться на отдых перед последним этапом пути.

— Здесь неподалеку протекает река, — сообщил он им. — Мы находимся недалеко от водопада Гокак. Наш лагерь на другой стороне этих возвышенностей… недалеко, но дороги здесь трудные.

Услышав это, носильщики застонали.

Когда край оранжевого солнечного шара коснулся горизонта, они взобрались на последний неровный подъем.

— Вон там, — сказал Да Гама.

У подножия горы они увидели лагерь в тени деревьев: три больших шатра вокруг костра, чуть подальше — еще несколько маленьких.

* * *

— Встреча старых друзей! — Слиппер направился им навстречу, широко улыбаясь. На нем была надета элегантная джама, кольца блестели на каждом пальце, но, как и обычно, конец его тюрбана развязался. Правда, этот тюрбан оказался шелковым и тяжелым от золотой нити.

— Где Викторио? — спросил Да Гама.

Слиппер не остановился, а прошел мимо него, продолжая болтать.

— О-о, он в шатре с сеньором Джеральдо. Похоже, им есть о чем поговорить. А где мои сестры? — Он направился к паланкину. — Вот они, красивые, как и всегда!

Он оттолкнул старшего носильщика, затем поклонился Люсинде и подал руку, помогая ей выбраться. Потом так же помог Майе.

— Боже мой, вы обе выглядите такими серьезными! — воскликнул он. — Вы должны выпить вина. Мы все пьем вино! А сегодня вечером — пир!

Он протянул руку к холщовому мешку Майи, но она отдернула его. Слиппер пожал плечами, но его маленькие глазки блестели.

Непрерывно болтая, он повел их на опушку, где было тихо и прохладно. Солнце садилось. Когда Слиппер наконец замолчал, все услышали в отдалении шум реки.

— Посмотрите, как мы великолепно разместились!

Слиппер широко развел руки в стороны, словно сам все устроил. Три больших шатра были установлены на поляне по широкому кругу. В центре, рядом с костром, разложили ковры и подушки. Косматый повар кивнул им, а затем вернулся к своему занятию. Он готовил козлятину на вертеле. Туша шипела: с нее капал сок.

Да Гама привязал лошадь и уже начал снимать седло.

— А почему нет стражи? — спросил он.

— О-о, Деога, ты должен научиться получать удовольствие от жизни. Они спят. Большинство из них. Один или двое отправились к водопаду. Это пикник, а не поле боя!

Да Гама нахмурился, а Слиппер покачал головой.

— О-о, не будь таким занудой и не порти всем удовольствие! Я провожу женщин в их шатер. Они захотят переодеться перед пиром!

Продолжая болтать, он повел женщин к большому шатру, придержал кусок матери, закрывающий вход, и поклонился, когда они входили. Женщины двигались молча.