— Она может отдать ему свое сердце. Этого никто у нее не отнимет. Только ей решать, кому его отдать. И свое тело. Ему надо только попросить.

Она гладила пальцами его кисть, а потом и всю руку.

— Ты говоришь это, Люси? Ты так хорошо знаешь ее сердце?

— Я знаю ее сердце, Мунна, — ее дрожащая рука подняла его руку и положила себе на грудь. Она чувствовала ее тепло сквозь шелк. — Мы не так уж отличны. Ее сердце бьется, как мое.

— Люси, это неправильно, — хрипло прошептал Патан, его глаза горели и неотрывно смотрели в ее глаза.

— Меня это больше не волнует.

В конце балкона, на фоне бесконечного неба, две тени слились в одну.

* * *

В тот день, во второй половине, Люсинда раскачивалась на качелях в женском саду, облокотившись о бархатную подушку. Ее мысли текли неотчетливыми образами, бесформенные, как тени листьев, которые дрожали на ее полуприкрытых глазах.

Ее разбудил звук приближающихся шагов. Леди Читра, которую, как и всегда, вела Лакшми, подошла к краю платформы, а Люсинда этого не заметила.

— Ну? — спросила Читра. — Что она сказала?

Люсинда виновато отвернулась и стала теребить складки сари.

— Я еще не говорила с ней, госпожа.

У Читры так высоко поднялись веки, что взору открылись деформированные белки слепых глаз.

— Еще нет? А когда, хочу я тебя спросить, ты собираешься это сделать?

Люсинда ответила после секундного колебания:

— Я не собираюсь, госпожа. Это порыв ее сердца. Я не смею направлять его, — она улыбнулась, но поняла, насколько это бесполезно в разговоре с человеком, который ничего не видит. — Может, вы сами с ней поговорите.

Читра напряглась, лицо у нее вытянулось.

— Я пыталась. Неужели ты думала, что я не попробую? Она слушает, но не слышит. Это глупость молодых, — Читра схватила Лакшми за плечо. — Ты тоже меня предашь, — грустно сказала она. Лакшми вырвалась и закатила глаза, глядя на Люсинду, словно они разделяли какой-то секрет. Но Люсинда поняла, что Читра говорит правду. — Все теперь в руках Богини. Да. Неважно, — Читра вздохнула.

Затем она кивнула девочке, и Люсинда увидела, что Лакшми держит небольшой холщовый мешок, который она теперь передала Читре.

— Мои люди нашли эти вещи в реке. Я показала их молодому фарангу. Он сказал, что они принадлежат тебе.

Женщина протянула мешок в том направлении, где примерно находилась Люсинда. Она взяла его у нее из рук и поставила себе на колени. Девушка узнала большой платок серовато-коричневого цвета, завязанный по углам. Развязав узел, она мгновение молчала. На ткани в беспорядке лежали смутно знакомые предметы. Затем она резко вдохнула воздух.

Там были кусочки бутылки из синего стекла, в которой хранилась белладонна. Там оказался золотой медальон, верхняя часть которого пострадала и изогнулась. Внутри хранился миниатюрный портрет ее жениха, маркиза Оливейры. Нос у него почернел, съеденный водой.

Наконец нашлась и маленькая серебряная коробочка, о которой она к этому времени почти забыла. Казалось, она вибрирует у нее в руке.

Люсинда коснулась замочка, и маленькая крышка резко открылась. Внутри хранилась красная паста, которая блестела точно так же, как в день отъезда из Гоа. Казалось, что пасты меньше, чем она помнила. Не осознавая, что делает, Люсинда опустила в нее палец и коснулась языка. Появились знакомые ощущения: она почувствовала холод в сердце и слабость в руках и ногах.

— Коробочка с резко раскрывающейся крышкой… Что в ней? — спросила Читра.

— Лекарство, которое принимают женщины фарангов, госпожа.

— Хм-м-м. Твой кузен взял немного себе. Он, похоже, очень обрадовался тому, что она нашлась.

Хотя Люсинда удивилась услышанному, она не хотела отвечать на какие-то другие вопросы Читры про мышьяк и решила сменить тему.

— Я не надеялась снова увидеть эти вещи, госпожа.

— Это знак, — темные, постоянно двигающиеся глаза Читры опять остановились на Люсинде. — Желтеющие листья розы в засуху, в колодце так мало воды, что в поднимаемом ведре оказывается грязь, сосуд с зерном наполнен червями. Знак бед, сестра, и того, что следует ожидать худшего.

С этими словами они с Лакшми пошли прочь, оставив Люсинду с мрачными неясными мыслями, которые было не выразить словами.

* * *

Возможно, слепая Читра увидела то, что Люсинда только чувствовала, точно так же, как люди видят приближающийся шторм в перемене ветра или шуме листвы. Но к тому времени, как солнце село за горами, знаки были везде: в шепоте служанок и взглядах поваров. Ожидая ужина, Люсинда поняла, как ее тянет к балкону рядом с комнатой Джеральдо, и нашла Майю уже там. Она разговаривала с Патаном, на котором была надета длинная официальная джама и туго затянутый тюрбан. Так мужчина одевается для встречи со старшим. Люсинда не могла определить по его темным глазам, что он думает.

Майя взяла ее за руку и потянула на ближайшую подушку.

— Что происходит? — спросила Люсинда.

Майя покачала головой, а Патан уже перевел взгляд на погруженные в тень горы.

Люсинда не сразу узнала звук: прошло столько времени, после того как она его слышала в последний раз. Это был стук кожаных сапог о белые плиты, который эхом отдавался среди стен из песчаника и напоминал выстрелы. Появился Джеральдо, одетый как фаранг. После нападения разбойников на перевале он носил только джаму. Эта перемена, по мнению Люсинды, была не к лучшему. Она задумалась, всегда ли на нем так плохо сидели камзол и брюки и всегда ли он в них выглядел таким вороватым и подавленным.

Громко топая, он подошел широкими шагами к краю ковра, на котором сидели женщины.

— Подарок от дяди Викторио, — сказал он, не глядя на Майю, и бросил большой плоский сверток у ног Люсинды. Сверток приземлился с глухим стуком.

Люсинда уставилась на перевязывающие его ленты, но не пошевелилась.

— Итак, — снова заговорил Джеральдо, поправляя рубашку. — Я получил сообщение. Посылка из Биджапура, как вы видите, — сказал он, с улыбкой глядя на свою одежду. — И письмо от Да Гамы.

Он опустил руку в камзол и достал лист жесткой бумаги цвета слоновой кости.

— И что? — Патан прямо смотрел на Джеральдо. Создавалось впечатление, что Патан абсолютно спокоен и мысли его витают где-то в другом месте.

— И есть много новостей. Его письмо касается каждого из нас. Поскольку вы спрашиваете, капитан, позвольте мне прочитать часть, касающуюся вас.

— Если можно, я сам ее прочитаю.

Патан протянул руку, и после некоторых колебаний Джеральдо вручил ему письмо. Мусульманин посмотрел на лист и нахмурился.

— Оно на португальском, капитан, — сказал Джеральдо, сдерживая улыбку. — Позвольте мне.

Но Патан отвернулся.

— Люси, прочитай его мне.

Он протянул письмо ей. Она не поднимала опущенных глаз.

— Я не могу, господин.

Патан глядел на нее мгновение, потом вернул письмо Джеральдо.

— Вот новости для вас, капитан. Они также касаются и баядеры, — при этом слове Майя резко подняла глаза, но Джеральдо смотрел только в лист бумаги. — Мой дядя Викторио шлет наилучшие пожелания и сообщает, что не собирается заключать сделку с Вали-ханом.

— Что? Почему нет?

— Он достиг другой договоренности. Баядеру продадут другому человеку.

— Так не пойдет! — воскликнул Патан. — Он не имеет права!

Джеральдо пожал плечами.

— Кому? — тихо спросила Майя.

Джеральдо снова колебался, словно понимая, как возрастает его важность с каждой минутой молчания.

— Мне не следует говорить… — пробормотал он.

— Кому? — спросил Патан.

— Хасваджаре, если хотите знать.

— Что? Евнуху? А зачем евнуху… — Патану удалось восстановить спокойствие, и он не закончил вопрос, но Майя резко побледнела. Кровь отлила от лица.

— В письме говорится, что Да Гама и Викторио вместе с сопровождающими вскоре прибудут в Бельгаум и доставят баядеру в Биджапур. Да Гама передает, что вы, капитан, может отправиться с нами или один. Как пожелаете. Он напоминает вам, что в связи с новым положением дел ваша официальная работа как бурака заканчивается.

— Посмотрим, — пробормотал Патан.

— Заканчивается, — многозначительно повторил Джеральдо. — Но наша семья всегда будет помнить спасение вами Люсинды и поэтому относиться к вам с благодарностью и уважением.

— Значит, вот каким образом ваша семья проявляет уважение и благодарность? — Патан гневно смотрел на Джеральдо, потом повернулся к Люсинде, но обнаружил, что не может негодовать при виде ее опущенных глаз, поэтому снова повернулся к Джеральдо и нахмурился. — Кто будет выступать в роли бурака хасваджары?

Джеральдо не мог скрыть своего веселого настроения.

— Ваш старый друг, капитан. Мукхунни Слиппер.

Джеральдо наслаждался, видя удивление Патана.

* * *

Когда Джеральдо произнес это имя, Люсинда почувствовала, как Майя схватила ее за руку. Она впервые подняла голову после того, как сверток приземлился у ее ног. Другой рукой Майя закрывала рот, из карих глаз с золотистыми крапинками текли слезы.

— А что насчет меня, кузен? — прошептала Люсинда.

Джеральдо снова колебался и долго смотрел на Люсинду, перед тем как заговорить.

— Надеюсь, новость тебе понравится, кузина. Твоя помолвка с маркизом Оливейрой расторгнута.

Люсинда вздохнула с облегчением и сорвала испорченный медальон, который недавно снова надела на шею.

— Слава Богу, что я не выйду замуж за эту отвратительную старую лягушку! — воскликнула она и изо всей силы швырнула медальон. Он приземлился у ограждения веранды и поскакал по мраморному полу.

— Это не все, кузина. У тебя будет другой муж. Его ты хорошо знаешь, — сообщил Джеральдо. — Да Гама говорит, что дядя Викторио собирается на тебе жениться.