Одежда девочки очень простая была. Одна только длинная белая рубашка. Девочка ходила босая, и волосы не заплетала в косы, волосы падали ниже плеч. Она была худенькая…

— А рубашка откуда бралась? — спросил мальчик, как обычно спрашивают дети, — что-то вроде бы совсем маловажное и даже ненужное для взрослых, но для детской логики почему-то нужное и важное.

— Рубашку тоже приносила коза, — ответила мать. — Когда одна рубашка изнашивалась, коза приносила девочке другую…

— А откуда приносила?

— Девочка не знала.

— И потому и ты не знаешь? — мальчик уже принимал эти вопросы и ответы как игру.

— Да. Потому и я не знаю.

— Тогда рассказывай дальше.

— Тогда слушай…

Однажды девочка смотрела вниз, на лес, из окна смотрела, и увидела мальчика. Одежда на нем была рваная и грязная, и лицо и волосы грязные, кожа темная от летнего солнца жаркого. Кто он был, конечно, не знала девочка. Но когда рядом с ней выглянула в окно коза, он не испугался, а рассмеялся только. После девочка и коза отошли от окна, а когда девочка снова подошла, уже не было мальчика. Она рассказала отцу, когда отец поднялся в башню — навестить свою дочь.

— Этот мальчик — безумный, — сказал отец. — Потому этот мальчик бродит, где хочет, и на нем грязная одежда, и он темный от солнца. И потому он не испугался козы…

— А разве ее надо бояться? Разве она страшная? — спросила девочка.

— Она — необычная для людей. Любой небезумный человек испугается ее.

Но девочка не могла поверить.

— Не верю!.. Не могу поверить, — смеялась она.

Тогда отец сказал, что сделает так, чтобы какой-нибудь небезумный человек заблудился бы в лесу и вышел бы к этой башне. И тогда девочка увидит, как этот человек испугается, пусть только покажется коза.

— А как ты сделаешь, чтобы какой-нибудь небезумный человек пришел сюда? — спросила девочка.

— Я сделаю так, чтобы он видел перед собой деревья, кусты и поляны, которых на самом деле нет. Так он и будет бродить, блуждать среди настоящего леса и леса, который ему только будет казаться. Пока не заблудится…

— А какой отец был у девочки? — спросил Андреас.

— Об этом я чуть после расскажу…

— Хорошо. Тогда сейчас рассказывай дальше.

— Тогда слушай…

Отец исполнил свое обещание. И через три дня появился на поляне всадник в железных золоченых доспехах. Он откинул забрало шлема и стало видно лицо. Это было совсем обычное лицо, но ничего дурного не было в нем. Но когда этот человек увидел козу, его лицо исказилось от страха. Его конь тоже испугался, вскинулся на дыбы и громко заржал. Всадник осадил коня, резко поворотил, и быстро скрылся в лесу. Тогда уж девочка поверила всему, что говорил отец. Но скоро забыла она о безумии и небезумии. Она ждала, когда же ей исполнится пятнадцать лет. Ведь после этого злая колдунья уже не сможет сделать ей ничего плохого, и девочка будет жить совсем иначе, не так, как она живет теперь в лесной башне. Девочка представляла себе, что у нее будет другая одежда, красивая, и она будет жить в красивых покоях. И что-то еще будет, красивое тоже и занятное. Но что же это будет — девочка не знала…

Между тем, все приближался день, когда ей должно было исполниться пятнадцать лет. Ночами она подолгу не спала, но засыпала радостно, видела во сне что-то веселое, сверкающее, доброе, и утром радостная просыпалась. Наконец настал долгожданный день. Девочка знала (ей отец говорил), что родилась она вечером, когда солнце зашло. Значит, сегодня вечером, как только зайдет солнце, ей исполнится пятнадцать лет, и жизнь ее изменится радостно.

Время долгожданного дня прошло в ожидании. Вдруг делалось тоскливо и сердце сжималось от болезненного нетерпения. И так же внезапно становилось легко и хотелось кружиться, привстав на цыпочки и раскинув тонкие руки с опущенными плавно книзу длинными растопыренными пальцами. Девочка подходила к этому стрельчатому окну, вновь отходила, перекидывала волосы на грудь и приподнимала одной рукой, удерживая на весу.

Была самая середина лета. Вот медленно-медленно начала спадать летняя жара. Девочка почувствовала. И вот уже скоро совсем свежо станет в воздухе, и дневные насекомые смолкнут, и запоют тихо таинственные ночные. Вот уже и небо чуть-чуть порозовело. Скоро закатится солнце. Тогда она родилась, пятнадцать лет назад, и злое колдовство больше не будет властно над ней.

Совсем еще немного осталось подождать. Но не было сил просто недвижимо стоять, или сесть на стул, бросив на колени руки. Хотелось двигаться, идти легкими шагами, браться легкими пальцами за ручки дверей…

Девочка сделала несколько шагов по комнате, в которой жила. Как тоскливо здесь! У нее нет больше сил оставаться здесь… Здесь все ее существо превращается в одно томительное болезненное нетерпение…

И тут девочка заметила (совсем вдруг), что маленькая дверь, ведущая в большой зал, незаперта и чуть приоткрыта. И тотчас девочке показалось, что ее смутные мечты уже начали сбываться. Не помня себя, в предвкушении радостном, она подбежала к приотворенной двери. И вошла…

В зале чуть поблескивал темно-светлый пол, весь из таких маленьких гладких деревянных прямоугольничков сложенный. Окна были стрельчатые тоже и высокие. И ставни были раскрыты, и видно было, как тепло и нежно розовеет вечернее небо. А в самом дальнем, далеком от окон, уголке сидела на маленьком табурете коза. Девочка даже не сразу ее заметила, а когда заметила, обрадовалась. Коза сидела; сучила, скручивала нить, и наматывала на какой-то деревянный, продолговатый и округлый, пестро выкрашенный предмет…

Тут мальчик снова прервал мать.

— Значит, она умела прясть! А это было веретено! — воскликнул он. — И у тебя ведь есть веретено; я знаю, какое оно бывает… И знаю, что будет дальше. Девочка захотела попробовать прясть, взяла веретено, укололась и заснула. Она долго-долго спала в лесу, после пришел прекрасный принц и разбудил ее. Такую сказку ты мне уже рассказывала…

— Да, такую сказку я тебе уже рассказывала. Но это совсем другая сказка. Хочешь ее послушать?

— Хочу!

— Тогда буду рассказывать дальше.

— Тогда рассказывай!

— Слушай…

Девочка радостно подошла к своей кормилице.

— Вот где ты спряталась! — сказала девочка. — А я весь день одна!..

Но ей вовсе не было скучно в этот день, последний день ее прежней жизни, вовсе не хотелось видеть козу или отца, и никого не хотелось видеть. А даже хотелось быть одной, пока все быстрее шла к концу одна жизнь, и вот-вот должна была начаться совсем другая… И девочка сама не знала, зачем она так заговорила с козой.

А коза молчала. Ничего не говорила. Смотрела на девочку своими какими-то смутными, странными, большими продолговатыми глазами на шерстистом вытянутом лице, и странно молчала. Девочка посмотрела на острые рога, выдававшиеся из белой складчатой головной повязки, и вдруг они увиделись ей какими-то опасными. На мгновение девочке показалось, будто коза, которую она знала, должно быть, с самого своего рождения, совсем ей чужая и страшная. На одно мгновение девочке стало страшно и жутко. Но быстро прошло.

Девочка смотрела, как быстро и сноровисто коза сучит нить. У козы были не пальцы, а копыта; но как-то так ловко она приноровилась работать, неведомо как; и нить, такая темная, так и летала в воздухе.

Сначала девочка смотрела, но не подходила близко. После все-таки подошла. Уже не было страшно, хотя коза все так же молчала и глядела, будто сквозь подошедшую, странно и смутно. Девочка протянула руку и тронула пальцем нить, летящую в воздухе. Нить летела упруго и наматывалась на веретено. Только девочка не знала, что это веретено. Девочка снова тронула эту летящую нить, и упругая нить подалась немного, и чуть потеряла свою упругость, немного провисла. Девочка снова тронула ее, уже сильнее. И, сама не зная зачем, стала трогать нить и то накручивать ее на пальцы, то отпускать; и почему-то все это заняло ее, она даже забыла о том, о чем думала неотступно весь день — сегодня ей исполняется пятнадцать лет, сегодня начнет изменяться ее жизнь… И вот она забыла об этом, внезапно и непонятно увлеченная странной и ненужной игрой с этой летящей в воздухе темной нитью…

И солнце зашло.

— Солнце зашло, — хриплым голосом произнесла коза.

И девочка сразу все вспомнила!

Солнце зашло! Значит, ей уже исполнилось ровно пятнадцать лет. И сейчас, сейчас же должна начать изменяться ее жизнь! Вот сейчас, сейчас…

Но ничего не происходило. Коза молчала. И нить, спутанная тонкими длинными пальцами, повисла в воздухе мертво.

Но если само по себе ничего не произошло, значит, надо самой что-то делать, сделать. Девочка лихорадочно огляделась. Вот увидела дверь, которая вела обратно в ее комнату, где она прожила всю жизнь, всю свою, теперь уже прошлую, прежнюю, давнюю жизнь… О нет! Нет. Не туда только. Не туда! Только не возвращаться… Но вот в другом углу большого зала еще одна маленькая дверца. Что там, за ней? А не все ли равно! Лишь бы не возвращаться обратно!..

И девочка побежала к маленькой темной стрельчатой дверце, быстро открыла ее и быстро прикрыла за собой. Дверца была незаперта.

По винтовой узкой лесенке с темными железными ступеньками девочка побежала вниз. Быстрая возникла мысль, что ведь там, внизу, какие-то комнаты, и, быть может, что-то таящие; там, должно быть, идет таинственная жизнь ее отца…

Но внизу было только темно. Сначала девочка совсем ничего не могла различить в темноте. Но решила хоть что-то найти, хоть какой-то выход, куда-то. И решительно принялась искать. Шла решительно, касалась пальцами стен. И вскоре поняла, что здесь все двери накрепко заперты, и можно только блуждать бесцельно по лабиринту коридоров, извилистых и темных.

Но вот смутное свечение. Это путь к винтовой лесенке с темными железными ступеньками, это дорога обратно, путь назад. Но для нее нет ничего страшнее возвращения. Нет. Лучше пусть этот безысходный лабиринт, эти запертые двери, эта темнота! И девочка побежала прочь от смутного свечения. И скоро погасло, поблекло свечение.