— Так о чем ты думала?

— Давай заключим договор, — попросила она, едва он поднес бокал к губам.

Майкл мгновенно насторожился:

— Какой договор?

— Не будем сегодня вечером говорить о Логане. И если я упомяну о нем хоть словом, останови меня. Согласен?

Кажется, это его счастливая ночь. Все лучше и лучше!

— Конечно.

— Могу я сама выбрать темы для разговора?

— Естественно.

— И мы будем говорить откровенно и честно?

— Откровенно и честно.

— Обещаешь?

Майкл снова насторожился, но было слишком поздно. Он уже пошел на все ее условия.

— Я ведь сказал «да». Для меня это равносильно клятве. Ли поспешно отпила шампанского, чтобы скрыть улыбку.

— Ты выглядишь ужасно смущенным.

— Потому что на самом деле так оно и есть. О чем ты хочешь говорить?

— О тебе.

— Этого я и боялся.

— Собираешься пойти на попятную?

— Ты же знаешь, что нет, — твердо ответил Майкл, вскинув голову.

Ли смотрела поверх его плеча на длинный обеденный стол, где Хильда зажигала свечи в сверкающих канделябрах.

— Что у нас на ужин, Хильда?

— Лазанья. Она в духовке. И к ней салат «Цезарь».

— Мы сами ее достанем, — решила Ли. — Накрой на стол и можешь отдыхать. Огромное спасибо. Знаешь, Майкл, Хильда готовит божественную лазанью. Должно быть, сделала ее в твою честь, потому что ты итальянец.

— Я сделала ее для вас, миссис Мэннинг, — выпалила Хильда, — потому что это самое питательное блюдо, которое я только знаю. Мистер Валенте!

Майкл поспешно обернулся:

— Что-то не так, Хильда?

— Не забудьте перед уходом погасить огонь, — предупредила она. — И чтобы никакой золы на ковре!

Майклу, не привыкшему, чтобы с ним разговаривали таким властным тоном, было и странно, и смешно, и Ли его понимала. Дождавшись, пока Хильда вновь отправится на кухню, она заговорщически огляделась и прошептала:

— Хильда не переносит грязи и пыли в любом виде и нещадно нас гоняет. Мы все у нее по струнке ходим! Зато такого верного человека еще поискать!

Похоже, она боится, что он обиделся!

Майкла так тронула забота, что ему страшно захотелось схватить Ли в объятия. Несмотря на все беды и несчастья, она по-прежнему остается такой же доброй, участливой и храброй. Ему хотелось рассказать, как он ею гордится. Но вместо этого они болтали ни о чем, пока Хильда не объявила, что ужин готов, а сама она идет спать.

На разделочном столе стояла чаша с королевскими креветками во льду, выложенными по краям ломтиками лимона и укропом. Ли вытянула два стульчика из литого железа и уселась.

— Хильда далеко, и отсрочка приговора закончилась. Давай поговорим о тебе.

Значит, шампанское, которое он ей подливал, возымело желанное действие. Она чаще улыбалась, а в глазах больше не стыло отчаяние.

— Откуда прикажешь начать?

— Начни с того момента, когда ты получил кличку.

— Хочешь узнать о моем криминальном детстве? — спросил Майкл.

Ли, поколебавшись, кивнула.

Он подошел к рабочему столу и присел на край.

— В таком случае вношу поправку в наш договор. Видишь чашу с креветками? Ты будешь есть, пока я рассказываю.

Ли подцепила креветку, окунула в соус, а Майкл, выполняя свою часть сделки, начал:

— Лет в восемь, когда родители были еще живы, Анджело прилепил мне эту кличку. В одиннадцать лет он был прирожденным лидером, имевшим целую компанию преданных и верных последователей и подражателей, включая меня, а также моего лучшего друга Билла, жившего по соседству. Мы с Биллом начали с краж колпаков с колес автомобилей, но за три-четыре года наловчились так, что помогали Анджело тащить с улиц все, что плохо лежит и хорошо продается. Остальное время мы защищали свою территорию. Сначала кулаками, но когда стали старше — предпочли ножи… в числе всего остального.

Он замолчал, и Ли зачарованно подалась вперед:

— А дальше?

— Съешь еще креветку.

Она автоматически повиновалась, и Майкл едва сдержал улыбку. В этот момент у нее был вид ребенка, которому не терпится дослушать сказку.

— Когда мне было лет шестнадцать, мы посягнули на территорию другой, более многочисленной, банды, и в свалке меня довольно сильно порезали. Анджело оттащил от меня двух парней и едва не умер от полученных ран. К тому времени, когда явились копы, все, кроме нас, успели разбежаться. Естественно, нас загребли.

— Это был твой первый арест?

— Нет. Но в тот раз меня едва не прикончили. Такое случилось впервые, и мне это не понравилось. Моей обязанностью было планировать операции. Иначе говоря, мне отводилась роль мозгового центра, и с этим я справлялся. А вот боец из меня был никудышный, — признался Майкл.

— Почему?

— Потому что от вида крови, особенно собственной, меня тошнило, и я не видел смысла зря ее проливать.

Ли невольно хихикнула и, глотнув шампанского, съела очередную креветку.

— К тому времени ты жил с теткой и дядей. Они знали, какую вы жизнь ведете и чем это грозит тебе и Анджело?

— Мой дядя умер от инфаркта через год после того, как убили моих родителей. А тетка не могла справиться ни со мной, ни с Анджело. Она даже не верила, что мы способны на то, в чем нас обвиняют. Считала, что копы нас преследуют, потому что мы итальянцы, а в их представлении все итальянцы — мафия.

— А как насчет родителей Билла? Что сделали они, когда вас сунули за решетку?

— Позвонили дяде Билла, который тогда был лейтенантом в нью-йоркском департаменте полиции. Он вытащил Билла и позаботился о том, чтобы протокол не составляли. Благодаря дядюшке Билл оказался единственным, кто не стоял на учете в полиции. Смешнее всего, что именно он был настоящим головорезом, самым злобным и жестоким во всей округе, но при этом таким маленьким, тощим и жалким, что ни родители, ни любящий дядюшка и подумать не могли, что он хуже нас всех, вместе взятых.

Время шло, и Анджело все больше бесило, что у всех нас, кроме Билла, есть приводы, поэтому он больше не брал Билла на дело, мало того, распустил слух, что тот — стукач.

— А что ты об этом думал?

— Ну… я не питал к Биллу особо враждебных чувств.

— Потому что был… как это… более рассудительным?

— Нет. Потому что дядя Билла прежде несколько раз спасал и мою задницу. Видишь ли, до гибели моих родителей наши семьи дружили. Дядя Билла все еще сохранил сентиментальные воспоминания о том, как мы с Биллом играли в одном манеже, пока родные обедали.

Ли поджала руками подбородок и неуклюже постаралась оправдать его поведение:

— Но ведь были достаточно веские причины того, кем ты стал и как себя вел.

— Неужели? — удивился он. — Какие же именно?

— Ну… ты потерял родителей в раннем детстве, и квартал у вас был неблагополучный: бедность, плохие школы, дурные товарищи; тебя лишили гражданских прав…

— Ли, — перебил он. — Что?

— Я был бандитом. Я был бандитом, потому что сам выбрал такую судьбу.

— Да, но вопрос в том, что заставило тебя выбрать такую судьбу?

— Я выбрал ее, потому что многого хотел, только хотел всего добиться сам, а не идти по пути, указанному системой.

— И что было потом?

— После моей почти фатальной встречи со смертью я решил ограничить свои вылазки с бандой Анджело единичными походами, притом только такими, которые не грозили мне гибелью или арестом. Кроме того, я кое-что разузнал и обнаружил, что те кретины, которые считались у нас учителями, говорили правду: без образования у меня не было никаких шансов наложить лапу на большие баксы.

— Да, но почему ты снова связался с Анджело и его шайкой? Почему бы просто не бросить все это и… — Она замялась, пытаясь подобрать нужное слово.

— И стать честным и примерным юношей? — докончил он.

— Совершенно верно.

— Но мне нужно было поддерживать репутацию! — с деланным ужасом возразил он. — Так или иначе, все кончилось в одну июньскую ночь, когда мне было семнадцать.

— Но как?

Майкл потянулся к бутылке с шотландским виски, плеснул себе в стакан и одним глотком выпил, словно стараясь смыть вкус того, что собирался сказать.

— К тому времени Билл толкал наркотики и сам сидел на игле, да и мой кузен Анджело тоже успел в ту ночь словить кайф. Они подрались, и Билл пришил его.

— Господи!

— Копы пришли к тетке и все рассказали. Она обезумела от горя.

— А что сделал ты?

— Пошел искать Билла. И нашел через час, все еще под балдой. Он даже рук не вымыл. Поднял и показал мне. Они были покрыты кровью Анджело.

— И? — прошептала она.

Майкл пожал плечами и снова налил себе виски.

— И я его убил.

Ли в потрясенном молчании уставилась на него, не в силах осознать, что он способен на такое. Что мог сказать это так бесстрастно, а потом пожать плечами и выпить.

Майкл отставил пустой стакан и сложил руки на груди, глядя на нее с таким видом, словно не особенно интересуется ответом. Он больше не был тем сострадательным, цивилизованным человеком, каким совсем недавно казался в ее воображении. И напомнил ей кого-то другого…

Он напоминал ей холодного, враждебного молодого человека, которого она знала четырнадцать лет назад: грубого и равнодушного, не обращавшего на нее внимания. Если не считать того, что она, очевидно, запала ему в душу. Настолько, что он взял на себя труд запомнить ее любимые блюда: пиццу с креветками и груши.

Ли продолжала смотреть на него, изучая непроницаемое, жесткое лицо. И тут вдруг ее осенило.

— Ты действительно хотел его убить? — робко пробормотала она.

Плотно сжатые губы словно чуть смягчились.

— Почему ты так посчитала? — спросил он, не отвечая.

— Ты сам сказал, что он был твоим лучшим другом. Вы играли в одном манеже. Кроме того, и Анджело, и он накачались наркотиками. Судя по твоим словам, Анджело был не так уж неповинен.