И не имеет представления, как сделать ее счастливой.

Он женится ради Тоби. Если бы не ребенок, он не стал бы этого делать и находился бы сейчас вдали от Лондона, подыскивая работу. Если бы он думал только о себе, то вообще не приехал бы в Лондон и не стал бы умолять деда вернуть ему Вудбайн.

— Объявляю вас мужем и женой, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь, — провозгласил священник, и все закончилось.

Похоже, он умудрился пропустить собственную брачную церемонию. Но это не важно. В любом случае он теперь женатый человек. Он женат на Маргарет Хакстебл, вернее Маргарет Пеннеторн, графине Шерингфорд.

Ах, Тоби.

Через несколько минут, поставив подписи в регистрационной книге, они двинулись рука об руку назад по церковному проходу, отвечая на улыбки и слезы своих родственников и на любопытные взгляды остальных гостей. Впрочем, единственными людьми, кого Дункан по-настоящему видел, были его мать, с блестевшими от слез глазами, и его дед, сидевший во втором ряду, яростно хмурясь, но точно так же, как он обычно хмурился, роясь в своих карманах в поисках шиллинга для подарка.

А потом они вышли на солнечный свет, к приветственным крикам толпы и веселому перезвону колоколов.

Дункан взглянул на свою жену, державшую его под руку. Каждый раз, когда он видел ее, она казалась красивее, чем прежде. Но сегодня действительно так и было.

— Ну, Мэгги, — сказал он.

— Да, лорд Шерингфорд? — отозвалась она.

— А вот это надо исправить, — усмехнулся он. — Пора тебе называть меня по имени, раз мы женаты.

— Дункан, — послушно сказала она.

— Пойдем, — улыбнулся он и повел ее к открытой четырехместной коляске, которую прислал его дед по случаю бракосочетания.

Подойдя ближе, он увидел, что коляска украшена разноцветными лентами и бантами и даже парой старых башмаков, привязанных сзади. Вокруг толпился народ, включая шутников с горстями цветочных лепестков, которыми они забрасывали новобрачных, приветствуя их озорными выкриками.

Дункан узнал в них своих многочисленных кузенов и приятелей, соратников его детских и юношеских проказ.

Похоже, он действительно вернулся в их ряды.

Его горло странным образом сжалось, словно он готов был расплакаться.

Его новобрачная рассмеялась, когда он подсадил ее в коляску, а затем уселся рядом среди ярких лент и бантов. Ее платье было усыпано цветочными лепестками. Дункан взял кошелек с монетами, лежавший сбоку его сиденья, и принялся бросать их горстями в толпу.

Из церковных дверей еще выходила публика, когда коляска тронулась, покачиваясь на рессорах и гремя привязанными сзади башмаками.

Мэгги вложила свою руку в его ладонь просто так, без всякой видимой причины.

— Дункан, — сказала она. — О, Дункан, разве это было не замечательно?

Он сжал ее руку.

Если это было замечательно для нее, значит, так оно и есть. Он в долгу перед ней и за свадьбу, и за многое другое.

— Да, — сказал он под свист, приветственные выкрики и стук башмаков, подошвы которых, судя по производимому шуму, были щедро подбиты гвоздями. — Полагаю, мы просто обязаны отблагодарить их всех, дав им настоящую пищу для разговоров. Что-нибудь сочное для завтрашней колонки светских сплетен.

С этими словами он склонил голову и приник к ее губам в долгом поцелуе. Маргарет даже не сделала попытки уклониться или прервать поцелуй. Ее губы мягко и нежно прижались к его губам. К ликованию толпы, разразившейся громким свистом.


Глава 17


День ее свадьбы оказался замечательным, как не без удивления обнаружила Маргарет по прошествии нескольких часов. Конечно, она ждала его с осознанным оптимизмом, раз уж решилась выйти замуж за графа Шерингфорда. Но чтобы все оказалось замечательным?

Венчание само по себе было безупречным, таким, о каком мечтает каждая женщина. Она прочувствовала каждое мгновение брачной церемонии, каждое слово, произнесенное священником, каждый обет, который они принесли. Стоя рядом со своим женихом, она остро ощущала исходившее от него тепло, прохладу кольца, скользнувшего ей на палец, и слабый запах его одеколона. Более того, она чувствовала странное единение с находившейся у них за спиной публикой, как частью этого торжественного события.

А когда они покидали церковь, двигаясь по проходу отнюдь не черепашьим шагом, она умудрилась увидеть их всех: Стивена, сиявшего улыбкой, усмехавшегося Эллиота, Несси, промокавшую глаза платочком, Кэтрин, улыбавшуюся сквозь слезы, подмигивавшего Джаспера, леди Карлинг, сжимавшую перед собой руки и прикусившую нижнюю губу, маркиза Клавербрука, выражение глаз которого не соответствовало хмурой гримасе… И всех остальных. Казалось, она видит каждого по отдельности, и почти каждый улыбался ей. Люди вовсе не злобны, подумала она. Они готовы дать ей и ее мужу шанс.

А снаружи церкви была ликующая толпа, разноцветный дождь из цветочных лепестков, элегантная коляска со свадебным убранством, звон церковных колоколов и стук подбитых гвоздями башмаков по мостовой, сопровождавший их на всем пути до Мертон-Хауса. Поцелуй у всех на глазах. Прибытие гостей, которых они встречали в дверях бального зала, бесконечные рукопожатия, поцелуи в щеку, улыбки и добрые пожелания. Бальный зал со столами, накрытыми для двухсот гостей, украшенный таким количеством цветов, что знакомое помещение казалось неузнаваемым в своем великолепии. И трапеза с шестью переменами блюд, тостами за новобрачных, разрезанием свадебного торта и общением с гостями, когда все закончилось. Никто не спешил уходить.

Первым отбыл маркиз Клавербрук. Он явился без трости и держался прямо, хотя было очевидно, что он устал. Маргарет взяла его под руку и проводила вместе со своим молодым мужем до дверей.

— Дедушка, — сказала она, — вы должны навестить нас в Вудбайн-Парке. Обещайте, что приедете.

Она вдруг вспомнила о ребенке, но не стала отменять приглашение, даже если бы могла. Зачем скрывать от общества существование ребенка? Все знали об адюльтере и вроде бы примирились с ним. Ребенок не виноват в том, что случилось. И если она согласна жить с ним в одном доме и быть ему матерью, почему посторонние люди должны чувствовать себя задетыми?

— Хм, — произнес маркиз вместо ответа. Похоже, это было его любимое словечко.

Но он не сказал «нет». И у него было, что еще сказать.

— Шерингфорд, — произнес он, помедлив у дверей, — я был уверен, что ты найдешь себе невесту даже за те несколько дней, что имелись в твоем распоряжении, и готов был дать мое благословение практически любой особе при условии, что она будет респектабельной, но я не ожидал, что ты найдешь такую благоразумную женщину. Береги ее.

Дункан склонил голову.

— Именно это я и намерен делать, сэр, — заверил он.

— И помни, — сказал маркиз, — ты обещал, что в твоей детской появится сын еще до того, как тебе исполнится тридцать один год.

Маргарет приподняла брови, бросив взгляд на мужа.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы сдержать это обещание, — заявил тот.

Конечно, у него уже есть сын, но это не то, что имел в виду старый джентльмен. Маргарет улыбнулась и поцеловала его в щеку, сделав знак лакею открыть дверь.

— Мы заедем к вам завтра, перед отъездом из Лондона, дедушка, — сказала она, — чтобы пожелать вам счастливого дня рождения.

Тот хмыкнул:

— А сегодняшнего тоста недостаточно?

— Нет, — сказал Дункан. — Мы обязательно заедем.

А потом они вернулись в бальный зал к остальным гостям. Они переходили от одной группы к другой, разговаривая, пока Маргарет не охрипла. Но она чувствовала себя невероятно счастливой, даже когда, сделав глубокий вздох, она наконец приблизилась к Криспину. Это было нелегко. Возможно, в ее сердце навсегда останется капелька нежности к нему. Ведь он был ее первой любовью, ее первым мужчиной. Но если Маргарет ожидала, что ощутит панику от сознания, что она воздвигала между собой и Криспином непреодолимую преграду, она с радостью обнаружила, что это не так.

Криспин был слаб и ненадежен, и хотя она более не ненавидела его за эти качества, она, несомненно, не желала бы видеть их в мужчине, за которого вышла бы замуж.

Дункан был силен и надежен. И никогда не искал оправданий. Совсем наоборот.

Криспин склонился над ее рукой, удрученно улыбнулся, пожелал ей всего наилучшего и быстро ретировался под тем предлогом, что его зовут с противоположного конца зала.

Постепенно гости разъехались, и в доме остались только семья Маргарет и ее свекровь с мужем. Все собрались в гостиной, угощаясь чаем с пирожными.

Разговор стал перемежаться долгими паузами.

— Ну, — сказал наконец Джаспер, поднимаясь на ноги. — Не знаю как остальные, а у меня был утомительный день, и я созрел для того, чтобы отправиться домой и завалиться в постель. Ты как, Кэтрин?

— О, охотно, — улыбнулась она. — Я с трудом держу глаза открытыми.

— Грэм, любовь моя, — сказала леди Карлинг, — ты хотел, чтобы мы завтра утром поехали покупать тот перламутровый медальон, которым восхищались на прошлой неделе. Ты не рассердишься, если я буду готова только к полудню? Ты же знаешь, как мне тяжело вставать, если я не лягу в постель до полуночи. Пойдем?

— Я, как всегда, в твоем распоряжении, Этель, — отозвался тот.

Эллиот поднялся на ноги без лишних слов, улыбнувшись Маргарет.

— Нам тоже пора домой, — сказала Ванесса. — Ты идешь, Стивен?

— Пожалуй, мне тоже не помешает лечь пораньше, — ответил он. — Несси предупредила меня, что утром я могу обнаружить парочку озорников, скачущих на моей постели.

— Присутствие любимого дядюшки в доме, особенно здесь, в Лондоне, — усмехнулся Джаспер, — неодолимый соблазн для них, Стивен. Но ты всегда можешь подпереть дверную ручку стулом. Собственно, на твоем месте я так бы и поступил. Наши детки — ранние пташки.