Маргарет вдруг осознала, что она крепко, до боли прикусила нижнюю губу.

— Но люди должны знать, — сказала она. — Они должны знать, что вы не тот негодяй, которым считаетесь.

— Почему же? — возразил он. — Муж властен над жизнью и смертью своей жены, Мэгги. Он имеет право, а некоторые скажут, что и обязанность, исправлять ее и наказывать, как он считает нужным. Никакой другой мужчина, не являющийся ее отцом или братом, не имеет права вмешиваться. Такова позиция и церкви, и государства. Я именно негодяй, которым меня все считают, хотя, возможно, не совсем обычный.

Маргарет глубоко втянула в грудь воздух.

— Почему, — спросила она, — он не преследовал вас?

— Потому что он трус, — ответил он, — как это обычно бывает с тиранами. И возможно, потому что мы очень тщательно скрывались почти пять лет, до ее смерти. Он мог бы увезти ее домой, если бы нашел. И церковь, и закон были бы на его стороне. Я не смог бы ничего сделать, чтобы помешать ему. Он бы убил ее, Мэгги. У меня нет сомнений в этом. Печально, но она сделала это за него. Она не лишила себя жизни в буквальном смысле этого слова, но она отказалась бороться за нее, когда простудилась и заболела. Она просто истаяла. Он убил в ней веру в себя. А когда человек не верит, что в нем есть что-то хорошее, ему незачем жить, он считает себя недостойным даже того малого, что у него осталось. Я не стану извиняться перед мужчиной, который практически убил женщину, чья вина состояла только в моральной и эмоциональной неспособности бороться с жестокостью и несправедливостью.

Вздохнув, Маргарет сделала несколько шагов к нему, пока не подошла вплотную. Он опустил руки, которые держал скрещенными на груди, а она прижалась лбом к его плечу и мгновенно почувствовала тепло. Она действовала интуитивно, не задумываясь о приличиях, ощущая потребность в его человеческом тепле, и уступила этой потребности — как Лора пять лет назад.

— Теперь я понимаю, — сказала она, — почему я не смогла отвергнуть вас, несмотря на все свидетельства и единодушное мнение всех, кого я знала. Бывают моменты, когда следует доверять собственной интуиции. Я не смогла убедить себя, что вы плохой человек.

— Но я плохой человек, — возразил он. — Нет закона, ни человеческого, ни божеского, который оправдал бы то, что я сделал, Мэгги. Жена является собственностью мужа, и он может распоряжаться ею, как найдет нужным.

— Какая чепуха! — воскликнула она, не поднимая головы.

— Как это часто бывает с законами, — усмехнулся он. — Но это единственное, что цементирует общество и предотвращает полный хаос. Остается только надеяться, что мы сможем постепенно изменить законы таким образом, чтобы они отражали истинную мораль и права всех — включая женщин, бедняков и даже животных. Но я не думаю, что это случится скоро, если вообще случится. То, что я сделал, неправильно, Мэгги. Плохо.

— Тогда возблагодарим небеса, — сказала Маргарет, подняв голову, — за несовершенство этого мира. Он гораздо сложнее, чем черно-белая картинка. Какое глубокое наблюдение, не правда ли? Как будто никто не замечал этого раньше.

Впрочем, он еще не все объяснил, вдруг вспомнила она.

— А как же мисс Тернер? — спросила она. — Брошенная накануне свадьбы, она оказалась жертвой унижения и сердечной раны.

— Она была единственной, с кем я поделился тем, что узнал от Лоры, — сказал он, — еще до того, как дал ей обещание никому не рассказывать. Помнится, я опасался, что Кэролайн подверглась такому же обращению со стороны брата. Я был готов вышибить из него душу, окажись это так. Но нет, она не страдала от его нрава, хотя и знала о Лоре, и довольно энергично защищала Тернера. Если бы Лора не доводила его, заявила она, он не стал бы ее наказывать. На следующий день после этого разговора Лора снова занемогла и оставалась вдали от глаз публики более недели, даже дольше, чем обычно. Полагаю, я стал причиной одного из самых жестоких избиений в ее жизни, поговорив с Кэролайн. Так что у Лоры были веские основания просить меня хранить молчание.

— Мисс Тернер рассказала все брату? — уточнила Маргарет, хотя в этом не было необходимости.

— И вас удивляет, — спросил он вместо ответа, — что я быстро избавился от любви к ней, Мэгги?

Нет, ее это не удивляло.

Она снова прижалась лбом к его плечу и закрыла глаза. Мимо них с грохотом проследовала карета, запряженная четверкой лошадей.

— Пожалуй, — сказала она, когда стук колес затих, — мне следует выйти за вас замуж.

Его руки легли ей на талию.

— Потому что вы прониклись жалостью ко мне? — поинтересовался он.

— Потому что вы вызываете какие угодно чувства, только не жалость, — парировала она. — Вам нужен душевный покой, лорд Шерингфорд. Мне тоже.

— Душевный покой, — повторил он. — Я уже забыл, что это такое. И вы полагаете, что брак принесет мне душевный покой, Мэгги?

— Жизнь в Вудбайн-Парке принесет, — ответила она. — Но к несчастью для вас, это может быть достигнуто только через брак со мной — или с кем-нибудь еще, кого вы сможете найти за оставшуюся неделю. Хотя я больше подойду вам, чем какая-нибудь другая. Я знаю правду, что позволяет мне уважать вас и даже восхищаться вами.

Он вздохнул и обнял ее за талию.

— Не делайте ошибки, полагая, будто теперь вы знаете меня лучше, чем раньше, — сказал он. — Вы всего лишь узнали еще несколько фактов.

— О, тут вы не правы, — возразила Маргарет, обвив его руками, насколько это позволяло дерево, к которому он прислонялся. — Я узнала больше, чем несколько фактов. Я узнала вас. По крайней мере я продвинулась в этом направлении.

— И вы верите, что я могу принести душевный покой вам? — Она почувствовала, как он прижался щекой к ее макушке. — Или что это сделает Вудбайн?

— Не знаю, — отозвалась она. — Мы не знаем будущего. Придется рискнуть.

Она оторвала голову от его плеча и посмотрела ему в глаза.

— Это рискованное решение, Мэгги, — сказал он. — Свет всегда будет презирать меня и вас тоже, если вы выйдете за меня замуж.

Маргарет улыбнулась.

— Вы так старались убедить меня выйти за вас, — фыркнула она. — А теперь пытаетесь отговорить?

Он откинул голову на ствол дерева и закрыл глаза.

— От реальности не уйдешь, не правда ли? — сказал он. — В течение нескольких дней — двух или трех? Я сбился со счету. В общем, в течение нескольких дней я был готов на все, лишь бы предотвратить потерю Вудбайна. А теперь, когда то, чего я хотел, казалось бы, достигнуто, пришло понимание, что я могу сделать это только ценой счастья другого, ни в чем не повинного человека.

— Вы считаете, — сказала она, — что я буду несчастлива, став вашей женой?

— А как может быть иначе? — произнес он, не открывая глаз. — Мы знакомы три или четыре дня. Это слишком короткий срок. Я хочу жениться на вас только из меркантильных соображений. Вы мне нравитесь, хотя я пришел к этому выводу только сегодня вечером. Я не люблю вас. Как я могу? Я не знаю вас и давно не питаю иллюзий относительно романтической любви. И вы не знаете меня. Вы жили размеренной приличной жизнью в кругу любящей семьи. Вы всегда пользовались уважением. Возможно, вы все еще любите мужчину, который обидел вас. Выйдя за меня, вы ступите на зыбкую почву, да еще в компании с отверженным.

Он был прав во всем, за исключением Криспина. Более чем прав. Маргарет не знала, почему для него так важно сохранить Вудбайн-Парк, ведь в конечном итоге поместье перейдет к нему вместе с гораздо большим. А пока он молод, полон сил и наверняка в состоянии заработать на приличную жизнь. Но каковы бы ни были причины, — возможно, долгое изгнание, — Вудбайн был важен. И еще Маргарет чувствовала, что если она скажет сейчас «нет», он откажется от борьбы за поместье. Если совесть не позволяет ему жениться на ней исключительно ради собственного удобства, тогда он не сможет жениться ни на ком другом.

Приятно было обнаружить, что в конечном итоге он оказался щепетильным человеком. Пожалуй, даже чересчур. Пять лет назад он поставил весь свой мир против того, что считал правильным.

— Я выйду за вас, если вы все еще хотите жениться, — сказала она. — Но при одном условии: вы не должны считать, будто обязаны жениться на мне только потому, что сделали мне предложение, которое я приняла. Если вы хотите жениться, я выйду за вас. Я готова рискнуть, пусть даже от этого зависит мое будущее.

Он открыл глаза и, не поворачивая головы, посмотрел на нее. В темноте его глаза казались очень черными, а черты лица еще более суровыми и резкими, чем обычно. Несколько дней назад она, возможно, испугалась бы.

— Я хочу жениться на вас, — сказал он.

. — Я прошу только об одном, — отозвалась Маргарет, — хотя и понимаю, что это огромное одолжение. Позвольте мне рассказать то, что вы сообщили мне сегодня вечером, моей семье — Стивену, Ванессе с Эллиотом и Кэтрин с Джаспером. Я готова поручиться собственной жизнью за их сдержанность и честь. Никто из них не скажет ни слова без вашего разрешения. Но мне невыносима мысль, что они останутся в убеждении, что я вышла замуж за бессовестного негодяя. Я не вынесу их недоумения и жалости. И мне невыносимо сознавать, что они будут презирать и избегать вас всю оставшуюся жизнь.

Он вздохнул.

— Вряд ли они изменят свое мнение обо мне, Мэгги, — сказал он. — Морленд, во всяком случае, не изменит. И Мертон. Ваши сестры, возможно, тоже.

— Изменят, — возразила она. — Обязательно изменят.

Он поднял руку и провел костяшками пальцев по ее щеке.

— Наверное, это чудесно, — заметил он, — сохранить такую веру в человеческую природу.

Она прижалась щекой к его руке.

— Для меня потерять веру в собственную семью, — сказала она, — равносильно смерти.

Он склонил голову и поцеловал ее. Его губы были теплыми, мягкими и влажными, они скользили по ее тубам, усиливая нажим, пока одна его рука обвила ее плечи, а другая крепче обхватила талию.