— Верно, — кивнул я. — Ты совершенно права.

В груди у меня сжалось, и меня вновь посетило давно знакомое ощущение собственной беспомощности и безоружности — не как принца, а как раба, всецело зависящего от прихотей новых, доселе неизвестных хозяев.

И, глядя на Красавицу, я заметил в ее глазах первые искорки загорающегося любопытства: неизвестно, какие испытания, мучения и восторги еще припасла для нас жизнь!

Дмитрий перевернулся, вновь окунаясь в дремоту. Лоран внизу тоже уснул.

Красавица опять по-кошачьи потянулась и опустилась на свой мягкий атласный матрасик.

Вскоре открылась дверь, и в каюту вошли одетые в шелка тюремщики — шестеро мальчишек, по одному на каждого пленника. Они приблизились к клеткам и, открыв дверцы, поставили перед нами угощение: теплое ароматное питье, несомненно, содержащее новую порцию снотворного снадобья.

СЛАДОСТРАСТНЫЙ ПЛЕН

Когда Красавица проснулась, была уже ночь. Перевернувшись на живот, она стала разглядывать сквозь маленькое зарешеченное окошко звезды. Огромное судно вздымалось и опадало, тяжело пробиваясь сквозь волны.

Но вскоре девушку подняли, все еще витающую во снах, забрали из клетки, вновь положили на огромную подушку и отнесли на сей раз куда-то на длинный стол.

Вокруг горели свечи. В воздухе стоял густой запах ладана. Откуда-то издалека доносилась энергичная, веселящая музыка.

Красавицу окружили симпатичные молодые мужчины, втирая ей в кожу золотистое масло и подбадривающе улыбаясь, то вытягивая девушке руки вверх, то заводя назад, — и беззвучно веля покрепче взяться пальцами за края подушки. Потом к ее соскам осторожно прикоснулась кисточка с блестящей золотой краской. Девушка была настолько обескуражена происходящим, что даже не издала ни звука. Она лежала неподвижно, чувствуя, как ей окрашивают губы. Затем мягкой кисточкой ей умело подвели золотом глаза, растушевав его по векам. Потом пленнице показали крупные висячие серьги с самоцветами и быстро прокололи ей мочки ушей — Красавица лишь коротко вздохнула, но иноземцы тут же стали ее ласкать и успокаивать. Теперь с крохотных жгучих ранок в ушах свисали, позвякивая, серьги, доставляя девушке болезненные ощущения — но она тут же забыла про это, когда ей раздвинули ноги и сверху поднесли большую чашу с яркими спелыми фруктами. Прикрывавшую лобок металлическую сеточку тут же удалили, и нежные пальцы юношей принялись теребить и поглаживать пленнице вульву, пока она не пробудилась.

Красавица вперилась в глаза тому юноше с оливковой кожей, что первый встретил ее после пробуждения на корабле, — должно быть, он являлся ее личным надзирателем. Иноземец же, словно не замечая ее взгляда, принялся один за другим брать из чаши финики, кусочки дыни и персика, тонкие ломтики груши, какие-то темно-красные ягоды и аккуратно обмакивать их в серебряную вазочку с медом.

Потом ноги ей развели как можно шире, и девушка почувствовала, как покрытые медом кусочки просовывают непосредственно в нее. Ее натренированное влагалище тут же стиснулось, сопротивляясь, но ласковые пальцы все равно смогли вдвинуть поглубже кусочек дыни, потом еще один и еще, вызывая у девушки все более сильные приливы возбуждения и все более шумные вздохи.

Красавица никак не могла сдерживать стоны, однако ее надзиратели, казалось, это даже одобряли. Они без конца кивали и улыбались все лучезарнее. Наконец ее до краев наполнили медовыми кусочками, так что девушке казалось, что они уже выпирают из нее. Тогда ей поднесли к глазам, показывая, блестящую кисть спелого винограда и тут же прикрыли ею набитую фруктами промежность. Затем помахали перед лицом изящной веточкой с белыми цветками и, открыв пленнице рот, поместили между зубами, так что нежные восковые лепестки легонько касались щеки и подбородка. Красавица постаралась крепко, но не перекусывая, держать зубами стебель.

Подмышки ей тоже густо намазали медом, затем нечто, по ощущениям похожее на пухлый финик, вставили в пупок. Украшения с каменьями обхватили запястья, щиколотки тоже утяжелились ножными браслетами. От все нарастающего томления, от неосознанного плотского влечения к улыбающимся вокруг иноземцам Красавица непроизвольно изгибалась всем телом, ерзая на огромной подушке. И наконец, почувствовав, что стараниями юношей она превратилась в дивное причудливое украшение, Красавица испытала страх.

Потом ее оставили, настойчивыми жестами предупредив, чтобы лежала тихо и смирно.

В комнате послышалась какая-то возня, сопровождающая иные спешные приготовления, до девушки донеслись чьи-то тихие вздохи, она как будто даже различила рядом чье-то тревожное сердцебиение.

Наконец надзиратели возникли перед Красавицей снова. Точно ценное сокровище, ее подняли и понесли куда-то на огромной пухлой подушке. По мере того, как ее несли вверх по ступеням, музыка делалась все громче. Стенки вагины судорожно сжимались, обхватывая непомерное количество втиснутых туда фруктов, мед вперемешку с соками точились наружу. Золотой рисунок на сосках успел высохнуть и теперь стягивал кожу. И каждой частицей своей плоти девушка ощущала неведомое прежде возбуждение.

Вскоре ее внесли в большую комнату, освещенную теплым мерцающим светом. Здесь почти удушающе пахло ладаном. Воздух содрогался от ударов тамбуринов, наполнялся звонкими переборами арф, высокими металлическими звуками прочих инструментов. Высокий, задрапированный тканью потолок над головой у девушки словно ожил и пришел в движение за счет сотен миниатюрных зеркал, блестящих бусин и замысловатых золотых узоров.

Девушку ссадили на пол, и, беспомощно поведя головой, она увидела вдалеке слева группу музыкантов, а справа, совсем рядом — своих новых хозяев в шелковых, расшитых по-восточному халатах и тюрбанах. Они сидели по-турецки перед широкими блюдами и подносами, угощаясь восхитительно пахнущей снедью, пронзая девушку оценивающими взглядами и о чем-то быстро, приглушенно переговариваясь между собой.

Красавица скорчилась на подушке, покрепче ухватившись за ее края и разведя ноги как можно шире, как ее хорошо вышколили в городке и в замке. Ее боязливые молчуны-надзиратели, всячески заклинающие пленницу слушаться, делая страшные глаза и прикладывая пальцы к губам, поспешили убраться в сторонку, откуда стали наблюдать за происходящим, стараясь не попадаться пирующим на глаза.

«Что же это за странный такой мир, в котором суждено начаться моей новой жизни?» — недоумевала Красавица, чувствуя, как сочатся фрукты через сжавшееся отверстие вагины. Ее бедра словно сами собой подскакивали на шелковой подушке, в ушах непривычно подрагивали серьги.

Разговоры господ шли своим чередом, и то и дело один из пирующих, важный господин в темном тюрбане, значительно улыбался девушке, после чего вновь возвращался к застольной беседе.

Но тут краешком глаза Красавица заметила, что в комнате появилась еще одна фигура. Повернув голову влево, она обнаружила Тристана.

Принца вели на четвереньках на длинной золоченой цепочке, что крепилась к усыпанному самоцветами ошейнику. Юноша тоже с головы до пят был натерт золотистым маслом, на сосках красовались золотые кружки. Его густые лобковые волосы были часто унизаны сверкающими драгоценными бусинками, восставший член сиял золотистым глянцем. Уши также были проколоты, но в отличие от серег Красавицы в них пламенели одиночные рубины. Волосы на голове были разделены аккуратным пробором и эффектно припудрены золотой пылью. Глаза принцу тоже подвели золотыми линиями, густо накрасили ресницы, подчеркнули восхитительное совершенство его губ. Его подрисованные яркие васильковые глаза теперь излучали радужное, переливчатое сияние.

Тристана подвели к Красавице, и его губы тронула полуулыбка. Он уже не казался мрачным или испуганным, напротив — всячески старался выполнять приказания ведущего его симпатичного черноволосого «ангела». И когда темнокожий красавчик подвел принца к сидящей, раскинувшись, принцессе и уткнул «питомца» лицом в ее намазанную медом подмышку, Тристан принялся послушно слизывать душистую сласть.

Красавица томно вздохнула, чувствуя кожей упругий нажим его влажного языка. Когда весь мед под мышкой был вылизан и Тристан приподнялся, щекотнув ей щеку волосами, девушка встретилась с ним взглядом расширившихся в неге глаз. Тут же принц склонился к другой подмышке, чтобы и там жадно слизать приторную влагу.

С расписанным золотом ликом, словно явившимся из самых бездн ее тайных грез, с могучими руками и плечами, натертыми до изумительно сияющего глянца, склонявшийся над принцессой Тристан казался девушке неведомым иноземным божеством.

Но вот, потянув за тонкую золоченую цепочку, гибкий юноша с изящными длинными пальцами направил Тристана ниже, пока его сверкающая золотом голова не оказалась у пупка Красавицы, откуда принц охотно извлек медовый финик.

От прикосновения его жарких губ и зубов принцесса невольно дернулась бедрами, всколыхнулась животом, из груди вырвался стон, а веточка в зубах затряслась, задевая цветками щеку. Словно сквозь туман девушка видела стоявших в отдалении надзирателей, которые, улыбаясь, подбадривающе кивали ей, будто о чем-то уговаривая.

Потом Тристан опустился на колени перед ее распахнутыми бедрами. Теперь уже слуге не было нужды направлять его голову. С какой-то даже свирепостью принц вгрызся в прикрывавшую ее лоно виноградную кисть, и это мягкое давление его жующих челюстей на лобок едва не доводило Красавицу до сумасшествия.

Наконец Тристан истребил все виноградины и, жадно припав ртом к ее сочащейся медом вульве, выхватил зубами толстые кусочки дыни. Красавица изогнулась, что есть силы вцепившись в подушку, бедра неудержимо взметнулись. Принц погрузился губами глубже, прихватывая зубами клитор и работая языком, чтобы добыть следующий ломтик. И, волнообразно взвившись всем телом, принцесса толкнулась навстречу, подставляя ему свое «фруктовое» лоно.